Служить по-русски?

Стоит ли проводить богослужения не на церковнославянском, а на современном русском языке

В редакции «Невского времени» состоялась дискуссия на тему «Богослужение на русском языке – это благо или ересь?». В ней приняли участие доктор философских наук, профессор, член Союза писателей России Александр Казин и председатель Собора православной интеллигенции Санкт-Петербурга, член Союза писателей России, священник отец Алексей Мороз. Деликатную тему заострял ведущий рубрики, председатель писательского клуба «НВ» Дмитрий Каралис.

Дмитрий Каралис: Русская православная церковь открыла дискуссию о приведении языка богослужений к современным языковым нормам. Об упрощении церковных книг еще в XIX веке писал Феофан Затворник: «Церковные песнопения назидательны, глубокомысленны и возвышенны, в них вся наука богословная, все нравоучение христианское. А между тем большая часть из тех песнопений непонятно совсем, и это лишает наши церковные книги плода, которые они могли производить. Не дают послужить тем целям, для коих они и имеются…» Проблема, на мой взгляд, сохраняется и в наше время. Приходишь в церковь, стоишь службу и скорее догадываешься, чем понимаешь, о чем идет речь, о чем поет хор. Что мешает адаптировать язык церковных богослужений?

Отец Алексей: Начнем с того, что Евангелие, Послания Апостолов и Ветхий Завет есть на русском языке, и ничто не мешает современному человеку, который не разбирается в церковнославянском языке, прочесть эти тексты. Вопрос стоит о языке богослужений, о языке богослужебных книг. Но переводить их на современный русский язык, на мой взгляд, было бы совершенно неправильно. Церковно­славянский язык, созданный святыми Мефодием и Кириллом, возник как язык церковный, как язык глубинных духовных понятий. Напомню, что Мефодий и Кирилл, придя проповедовать на территорию нынешних славянских государств, обнаружили, что письменности здесь не существует. И они сначала составили письменность, руководствуясь греческой азбукой, и только затем перевели на этот язык книги Священного Писания – Новый и Ветхий Завет.

Д. К.: Язык, на котором ведутся богослужения, был создан двенадцать веков назад! Не мудрено, что современный человек, не имея специальных знаний, чувствует себя в церкви несколько не в своей тарелке. Я давно хожу на церковные службы, но понимаю лишь процентов пятнадцать из того, что читается в храме. При этом у меня есть «Полный церковно-славянский словарь» в 30 тысяч слов, в который я иногда заглядываю.

Отец Алексей: Вы родились в атеистическое время, в век бездуховности, и не впитали с молоком матери ни церковные службы, ни церковнославянский язык. Поэтому вы не можете его знать. А наши деды и прадеды с детства были введены в церковь и постоянно присутствовали на службах, впитывали этот язык и, естественно, развивали его. То же, что было не понятно, разъяснял священник.

Д. К.: Александр Леонидович, а сколько процентов слов во время богослужения понятно вам?

Александр Казин: Примерно половина. Но одно дело понимать смысл высказывания рационально, умом, а другое дело душой вникать в священные смыслы. С реформой можно дойти до того, что мы будем понимать все слова, но абсолютно утратим сакральный смысл, который содержится в церковнославянском языке. А для церкви это важнее, чем рациональное, почти машинное понимание терминов. Это превращение языка церковного богослужения в терминологический перевод.

Д. К.: Боюсь показаться крамольным, но разве Господу Богу не все равно, на каком языке мы к Нему обращаемся – на церковно-славянском, на современном русском или чувашском? Ведь если я понимаю 10 процентов слов во время богослужения, то я ничего не понимаю. А от этого возникает раздражение, появляется ощущение, что служба была не для меня. Господу это нужно?

Отец Алексей: Недавно я был на Афоне, где участвовал в службе, посвященной Святой Троице. Двенадцать часов службы на греческом языке! Я плохо знаю греческий язык, но стою, погрузив ум в сердце, слушаю и про себя творю Иисусу молитву. И вдруг в какой-то момент начинаю понимать, о чем говорится в богослужении. Совершенно правильно сказал Александр Казин, что не логика и не смысловое содержание важно. Важны чувства и дух, направленный к Богу. Можно вообще молиться без слов. Просто обращаешься к Богу всем существом, и благодать будет ниспослана.

Д. К.: Но православные церкви во многих странах перешли на современный язык в богослужениях. Например, в первые века нашей эры и копты, и армяне перевели богослужения на свои национальные языки. Они стали дальше от Бога, чем мы?

Отец Алексей: Может быть, и дальше! Это хорошо, что в России есть коренной язык. Слава Богу, что Русская православная церковь держится старого календаря и не переходит на мирской календарь. Слава Богу, что она держится церковнославянского языка. Слава Богу, что она не рукополагает гомосексуалистов! Это тенденции в одном направлении!

А. К.: Церковнославянский язык – это словесная икона Божья! То же самое с архитектурным стилем. Если мы будем на западный манер строить храмы в виде треугольных груш, а на богослужении будет звучать тяжелый рок, и при этом возьмемся утверждать, что приближаем церковь к современным людям, то навредим и церкви, и людям. Церковь потеряет свой сакральный смысл, божественное ядро, а люди – источник духовности, за которым они идут в церковь. В этом смысле реформа церковного языка вызовет неприязнь, в том числе среди церковного народа. Большинство прихожан современного православного храма просто перестанут посещать богослужения, если служба будет вестись на русском языке.

Д. К.: Опросы показывают иное: 30 процентов за перевод богослужений на современный язык, 30 – против, остальным все равно.

А. К.: Из храмов уйдет традиционный православный народ. Русский язык допустим в проповедях, которые читает священник после литургии. Но проповедь – это не молитва, обращенная к Богу. Израиль, кстати сказать, восстановил язык, утерянный две тысячи лет назад. И сейчас все богослужения в этом государстве и осуществление всех его функций ведутся на этом языке.

Д. К.: Ну, Израиль нам не указ… Вот документ – «Церковнославянский язык в жизни русской православной церкви ХХI века». И в нем сказано: «В русской православной церкви с благословения священноначалия упот­ребляются богослужебные тексты и на национальных языках. Эти тексты должны точно передавать смысл оригинала, быть понятными молящимся и сохранять традицию возвышенности богослужебного языка, свойственного православию». Неужели при богатстве русского языка не перевести с благочестием сакральные тексты, которые нам оставила матушка-Церковь? Ведь эта работа была начата РПЦ еще в 1906 году. Только революция помешала довести дело до конца. 

Отец Алексей: Тогда речь шла об адаптации языка, то есть замене архаичных слов славянскими синонимами. Это совершенно другое дело. Но и его надо делать с большой осторожностью. Нужны не просто специалисты в области языка, но люди, которые владеют Духом Святым. Например, Феофан Затворник – это был человек не просто грамотный и культурный, знающий языки. Это был человек святой, молитвенник. Только такие люди могут не испортить текста, адаптировать его правильно. Но сегодня таких людей очень мало. Поэтому говорить о переводе бессмысленно. Таким переводом текст можно просто испортить. 

Д. К.: Тогда почему Церковь начинает эту реформу?

А. К.: Эту реформу двигают либеральная группа внутри священноначалия и небольшая часть церковной интеллигенции либерального типа. Боюсь, если дело дойдет до соборного решения, то ситуация будет напоминать перестройку.

Отец Алексей: Мы опрашивали молодых людей 25–28 лет, которые занимаются компьютерной тематикой, задавая им простой вопрос: «Духовность, Бог, вечная жизнь, Благодать». Они не понимают, что это такое. О чем это говорит? Они живут вне контекста духовной жизни. Они поглощены гедонистической культурой. Если мы вместо слов «и ныне, и присно, и во веки веков аминь» скажем «и сегодня, и завтра, и всегда» – это не сделает их ближе к Богу и никакого разумения им не даст. Все гораздо сложнее.

Д. К.: Да, все гораздо сложнее. Я, например, пришел в Церковь и крестился после того, как мне в храме Смоленской иконы Божией Матери дали три молитвы, написанные на русском языке. Я читал их и понимал, чего я прошу у Бога.

Отец Алексей: Молитва не сводится только к прошению: дай, дай, дай. Молитва – это форма благодарения, восхваление от избытка души, от избытка сердца. И эти более высокие формы молитвы, выражающие более глубокие чувства человека, заключены в бого­служениях. Вы, я думаю, крестились не потому, что вам дали эту бумажку, а потому, что у вас было внутреннее чувство. Молитва – это образец того, как надо обращаться к Богу. Молитвы писали святые отцы, которые были преисполнены Духом Святым. И Дух Святой дал им форму обращения во всей глубине и красоте. Наряду с молитвословом мы используем и свои личные молитвы, обращаясь к Богу от нашего сердца, и разговариваем с Ним.

Д. К.: А нет ли здесь языковой дискриминации? Получается так: если хотите понимать, купите словари и выучите церковно-славянский. И если Господь вас умудрит, то вы придете к нам и все поймете. И вот немолодой уже человек пойдет в церковную школу, чтобы учиться. Мне кажется, это дискриминация по языковому признаку. Мы, дескать, не хотим знать тех, кто не знает нашего языка. 

Отец Алексей: Нет, это не дискриминация! Вы привыкли к комфорту – чтобы вам все приносили на блюдечке с голубой каемочкой. Так с Царствием Небесным не пройдет. Мы не против адаптации церковнославянского языка. Но в этом деле придется приложить усилия, чтобы изучить свое духовное наследие, искаженное советской властью.

Д. К.: Надеюсь, что и прихожане церквей, и священный чин в ходе этой реформы найдут способ приблизить людей к Церкви, а не отдалить. Спасибо всем за участие в дискуссии!

«Если переводить, то не сейчас»

Дмитрий Володихин, историк, писатель:

– С одной стороны, церковнославянский язык – сакральный. Он ближе к духу Священного Писания, чем будет любой современный перевод. К тому же этот язык не настолько уж и непонятен. В конце концов, есть словари, есть возможность без особого труда одолеть церковнославянский по учебникам. Да и мелодии песнопений уже приспособлены под этот язык. С другой стороны, перевод богослужений на современный русский сделает богослужение «прозрачным» для прихожан. Так что и у первого, и у второго варианта есть свои плюсы.

Но за церковнославянский язык говорит еще и то, что это часть церковной традиции, древних устоев. А в Церкви всякая новизна может вызвать очередной раскол. Особенно такая крупная, как смена языка богослужения. В середине XVII века великий церковный раскол начался из-за меньших, не столь серьезных нововведений. Поэтому, если Церковь и примет решение поменять богослужебный язык, хотелось бы, чтобы это произошло в не столь нестабильную и неспокойную эпоху, как сейчас. И полагаю, если такая реформа будет когда-нибудь проводиться, за приходами следует надолго, очень надолго оставлять право самостоятельно выбирать, на каком языке будет проводиться богослужение.

Павел Виноградов, редактор отдела социальных проблем «НВ», писатель:

– Лично для меня проблемы церковно-славянского языка не существует – я неплохо разбираю его при чтении и достаточно понимаю то, что поется на службах. При этом я никогда этот язык специально не изучал – понимание появилось в процессе посещения храма, само собой. Собственно моя вера в Бога началась с этого языка – с засаленной тетрадки с коряво переписанными утренним и вечерним правилами, которую мне просто так дала на улице незнакомая старушка. Я люблю церковнославянский – этот возвышенный язык, наиболее подходящий к самым торжественным моментам службы. Более того, некоторые фразы лишатся своей потрясающей духовной силы, если их перевести. Речь идет прежде всего о молитвах, созданных святыми поэтами.

Однако и на русском языке могут быть созданы возвышенные духовные тексты. Достаточно вспомнить потрясающую Молитву последних Оптинских старцев, сочиненную иеромонахом Нектарием. Так что в нашей Церкви уже сейчас сочетаются и церковнославянский, и русский. И мне непонятна озабоченность «ревнителей старины» – насколько я понимаю, речи о переводе, скажем, Литургии Иоанна Златоустого не идет. А какие-то менее значительные службы и молитвословия, наверное, перевести можно. И еще думаю, что давно пора заменить несколько слов (их немного) в богослужебных текстах, потому что сегодня они воспринимаются грубыми, непристойными и могут соблазнить неофита.