«С три короба напели!»
В театре «Санктъ-Петербургъ опера» превратили лирико-комическую оперу Сергея Прокофьева в рассказ о нелегких буднях студентов театрального института
В театре «Санктъ-Петербургъ опера» превратили лирико-комическую оперу Сергея Прокофьева в рассказ о нелегких буднях студентов театрального института.
Ставят «Обручение в монастыре» сегодня нечасто, хотя пространство для современной режиссуры оно открывает широкое – что и доказала нынешняя премьера.
Севильская комедия положений XVIII века, в которой две юные донны одурачивают всех вокруг, чтобы выйти замуж по любви, у Юрия Александрова превратилась... в зарисовку с репетиций студентов театрального вуза над выпускным спектаклем. На сцене, оформленной художником Вячеславом Окуневым, зритель видит аудиторию с зеркальными стенами и потолком, в глубине которой висит классная доска с надписью «Дуэнья» и расписанием занятий.
Постановка начинается с выхода одетых в черные трико девушек и молодых людей, которые под музыку Прокофьева делают разминку с некими хип-хоп-движениями – сочетание, надо сказать, странное. Потом появляется директор (в оригинале – севильский дворянин Дон Жером) и некий спонсор в неизбывном малиновом пиджаке и с золотой цепью на шее (Мендоза, богатый рыботорговец). Этому богачу плевать на «перспективных» студентов: при чем тут они, когда здесь такие помещения (актер обводит рукой зрительный зал), сколько всего можно тут обустроить! Очень актуальное наблюдение.
К сожалению, из первых сцен спектакля мало что удается понять – чехарда неожиданных образов сбивает с толку: зритель еще не познакомился с героями, не понял, кого кем хотел преподнести режиссер, а они уже сменяются и изменяются. Уповать на исполняемый певцами текст в этой ситуации не стоит: дикция артистов оперы оставляла желать лучшего во все времена. Возможно, проблема еще и в том, что в этот момент спектакля задумано начало перевоплощения: на сцене постепенно начинают появляться герои в костюмах времени первоисточника. Тот же Дон Жером облачается в дорогой старинный золотой халат, а с ним разговаривает его сын Фердинанд, одетый в черную косуху и пританцовывающий под музыку в наушниках (в таком виде он уговаривает не выдавать сестру за нелюбимого богача, а тот отмахивается: «С три короба напели!»). Но уже скоро все становится на свои места: вот Дуэнья и Луиза обманывают отца, вот Луиза встречает подругу Клару (на ней плащ под старину и черные колготки в сетку, а сама беседа девушек-сокурсниц происходит в туалете института), вот Мендоза попадает в ловушку и принимает Луизу за Клару…
Постепенно в исторические наряды переодеваются все герои, и первоначальный сюжет о студентах забывается. Вспоминаем мы о нем уже в конце, когда пьяные монахи в монастыре, где должны пережениться все герои, оказываются как-то подозрительно «недоодетыми» (из-под костюмов торчат накладные животы). Окончательное разоблачение происходит в конце, когда зритель видит, что действующим лицам спектакля… вручают дипломы об образовании. Дуэнья снимает накладной горбатый нос и оказывается председательницей комиссии, директор пожимает руки выпускникам, а на классной доске появляется надпись: «Дуэнья – поздравляем!»
С музыкальной точки зрения спектакль получился ровным, хотя от исполнительниц главных партий хотелось меньшей прямолинейности, большей динамической гибкости. Удалось этого добиться в квартете Луизы (Анастасия Богославская), Антонио (Сергей Алещенко), Мендозы (Николай Михальский) и Дона Карлоса (Сергей Калинов). Тихое, чарующее пение артистов под типично сказочный аккомпанемент в оркестре; кружащие, подобно снежинкам, тонкие лучи света на сцене – пожалуй, это был самый красивый фрагмент в опере.
Актерская игра всех участников постановки была весьма выразительной, местами даже чересчур – довольно редкое явление в российской опере. Подвел только… дирижер, которого также привлекли к сценическому действию. По-видимому, маэстро Александр Гойхман и сам не до конца понимал, зачем этот странный «реверанс» в его сторону в откровенно режиссерском театре Юрия Александрова (спектакль начался с торжественного дефилирования дирижера через зрительный зал с демонстративным поглаживанием партитуры). Сюжет с борьбой двух дирижеров за право «помахать палочкой» перед оркестром тоже был совсем не нов. Впрочем, у публики он имел успех – а значит, имел полное право на существование.