«Я – динозавр общественных организаций»
Депутат Госдумы и многократный чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов рассказал «НВ», почему занялся в парламенте вопросами экологии и как можно вернуть популярность его любимому виду спорта
Депутат Госдумы и многократный чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов рассказал «НВ», почему занялся в парламенте вопросами экологии и как можно вернуть популярность его любимому виду спорта
Принято считать, что шахматисты – сплошь индивидуалисты. Но к 12-му чемпиону мира по шахматам Анатолию Карпову, человеку, который для миллионов жителей планеты Земля стал символом советского спорта, эту характеристику вряд ли можно применить. Он открыт для общения и охотно работает в команде. Ну а живости его натуры и разносторонности занятий остается только удивляться. С недавних пор Анатолий Карпов – депутат Государственной думы РФ. Многие ожидали увидеть его в составе Комитета по спорту или по международным делам, но Карпов и тут сделал «ход конем», пожелав заняться законодательством в области экологической политики. С объяснения, почему так случилось, Анатолий Евгеньевич и начал беседу с корреспондентом «НВ».
– Вы шли в Госдуму от Народного фронта. Почему именно вас включили в список кандидатов? Ведь не только за спортивные заслуги!
– Думаю, потому, что я – динозавр в области общественных организаций и движений (смеется). Уже 30 лет, как я возглавляю Советский фонд мира, ныне Международную ассоциацию фондов мира, 12 лет руковожу российским экологическим фондом «Техэко», 23 года – международной гуманитарной неправительственной организацией «Чернобыль-помощь». Еще есть Фонд святителя Николая Чудотворца, председателем попечительского совета которого я являюсь, и ряд других общественных организаций. Думаю, дело даже не только в том, какие идеи ты предлагаешь, а как ты их реализуешь. Я руковожу многими активными, а не «спящими» общественными организациями и, наверное, делаю это успешно, если уже многие годы возглавляю их.
– И все же странно, что вы пошли не в Комитет по физкультуре и спорту, а заняли должность первого заместителя председателя Комитета по природным ресурсам, природопользованию и экологии.
– Проблемами экологии и природопользования я занимаюсь еще с чернобыльской аварии. Вместе с возглавляемым мною фондом «Техэко» мы активно боролись против непонятно каким образом вновь возбужденной идеи изменить русла сибирских рек, которую озвучил Юрий Лужков. И в 1980-е выступали против нее всем Фондом мира. Увы, чуть позже не смогли победить в кампании против строительства опасного предприятия в Одесской области. К сожалению, оно построено и угрожает сейчас Черному морю и региону в целом. Я уже не говорю о совсем недавней проблеме – строительстве нефтепровода в непосредственной близости от Байкала. И то, что в конечном итоге строительство было отнесено на 150 километров, в какой-то мере произошло и за счет усилий нашего фонда. Так что экологическая проблематика мне хорошо известна, она мне интересна, у меня есть и серьезные научные силы, и эксперты, которых я могу привлечь.
– Но как вы намерены противостоять тем, кто стремится природу исключительно использовать и для кого экологические требования – помеха на пути к получению прибыли?
– Я пытаюсь соединять вопросы экологической защиты с экономическим развитием. Уже два с половиной года в Российском государственном торгово-экономическом университете существует руководимая мною кафедра экономической и экологической политики, думаю, первая в России кафедра такого направления. Также наш комитет в Госдуме работает над подготовкой ко второму чтению очень серьезного и сложного законопроекта, который поставит благополучие предприятий в зависимость от улучшения экологической обстановки. Лично я не сторонник жестких мер и жутких штрафов. Я за такой закон, который бы стимулировал предприятия на улучшение ситуации, модернизацию с использованием новых методов очистки, сокращения выбросов и утилизации отходов, а не запугивал их. Нам нужно скорее очищать территорию, но это будет непросто делать, пока штрафы за нанесение экологического ущерба так и будут загнаны в федеральный бюджет, а из последнего, в свою очередь, по-прежнему будет очень тяжело вытащить реальные средства на улучшение ситуации. Мне думается, надо жестче связать «экологические» штрафы с реальными экологическими программами.
– У нас с экологией настолько плохо?
– Нет худа без добра. Если бы не было резкого падения промышленного производства после развала СССР, то экологическая ситуация была бы действительно очень тяжелой. А это падение ее улучшило. Однако это не значит, что нужно идти путем дальнейшего сворачивания производства, закрытия заводов, чтобы улучшать экологию. Напротив – мы должны создавать современные производства, по возможности экологически чистые. Тем более что есть новые технологии переработки и бытовых отходов, и промышленных, и токсичных. Нужна серьезная и планомерная работа. Наскоком проблему не решить.
– Вы ведь были народным депутатом СССР в последние годы существования страны…
– Да. Тогда я занимался международной деятельностью, что тоже понятно. Работал и в комиссии по международным делам Верховного Совета СССР, и консультантом международного отдела ЦК КПСС. В Госдуме мне тоже предлагали войти в международный комитет, но, думаю, в Комитете по природопользованию я смогу больше сделать и быть более полезным.
– Какие у вас ощущения от работы Госдумы? Ведь наверняка сравниваете ее с Верховным Советом!
– Сейчас все сложнее. Если раньше депутаты, скажем так, констатировали правильность избранных партией решений и позиций, то сейчас – это всегда серьезное обсуждение, серьезные оппоненты.
– Но, похоже, в «большой шахматной политике» еще жарче. Сколь бы именитыми и влиятельными не были люди, желавшие видеть вас на посту президента ФИДЕ, а Кирсан Илюмжинов словно прирос к этому креслу…
– Я не знаю, кто принял решение поддерживать Илюмжинова… Может быть, всему виной моя «связка» с Гарри Каспаровым, хотя было очевидно, что мы объединились лишь в шахматах, о чем оба не раз заявляли. У нас одно видение: шахматы находятся под серьезным ударом. Понижение интереса к ним, снижение их популярности, падение важности чемпионата мира, звания чемпиона – и я, и Каспаров, и многие другие шахматисты – мы наблюдаем это каждый день. Шахматы – уникальный вид спорта. С 1886 года, когда прошел первый чемпионат мира, до 2000 года состоялось лишь 14 мировых первенств! А с 2000 по 2010 год Илюмжинов умудрился произвести семь новых чемпионов! Просто ужас, что сделали с системой чемпионата мира и с самим званием!
– А что не так?
– Ну, вот я играл в матче на первенство мира. 24 партии, настоящее острое соревнование, к которому с нетерпением шел весь шахматный мир, ждал его с колоссальным интересом. Да, 24 партии – это слишком много, сократить их число было совершенно логично. Пусть до шестнадцати. Даже до четырнадцати, это еще можно принять. Но ведь в какой-то момент мы дошли до того, что финальная часть чемпионата мира состояла из шести партий! Сейчас их десять. Просто какая-то мини-дистанция! Отсюда и другая подготовка, иное отношение и в конечном итоге падение интереса к турниру. Когда-то весь мир следил за матчами за чемпионское звание. Например, у нас на матче с Каспаровым в Лионе было аккредитовано более 600 журналистов.
Сюжет о финальном матче, когда Каспарову удалось сохранить звание чемпиона мира, пошел на CNN впереди политических новостей! Где сейчас шахматы вообще? И такое падение интереса – по всему миру. В итоге, если вы даже у гроссмейстеров спросите, кто сегодня является чемпионом мира, многие запутаются. То ли Ананд, то ли Крамник, то ли Топалов. Все именно потому, что с шахматами происходит что-то ненормальное. Не в последнюю очередь из-за того, что в руководство федерациями пришли дилетанты. Не хочу сказать, что у Илюмжинова нет интереса – есть, он шахматы любит. Но, к сожалению, и сам в них понимает слабо, и команда у него в основном такая же.
– Разве нельзя как-то изменить ситуацию и провести кардинальную реформу шахматного мира?
– Крайне сложно, пока в ФИДЕ существует система «одна страна – один голос». Особенно легко склонять к нужному голосованию маленькие федерации в составе 8–10 человек, а таких немало. Помню, когда я с Бобби Фишером бился на конгрессах по правилам матча, а это были 1974–1975 годы, федерация СССР, в которой было сто гроссмейстеров, в то время как во всем мире их насчитывалось около 250, имела такой же единственный голос. Но приехала одна дама, причем по иронии судьбы она была беременна, с Виргинских островов, так вот она имела два голоса, потому что представляла Виргинские острова английские и американские. Причем в этих двух федерациях было всего лишь 12 шахматистов. С двумя голосами приехала! Где же тут справедливость? Конечно, в прошлом году большинство шахматистов и ведущих шахматных держав было на моей стороне. Но из-за позиции России Китай поддержал Илюмжинова. Или, например, приехавший на проходивший в 2010 году в Ханты-Мансийске конгресс гроссмейстер из Словакии голосовал за Илюмжинова, хотя все словацкие шахматисты протестовали против этого как могли. А дальше мы знаем, что после конгресса он для своей федерации получил 20 электронных досок стоимостью 500 долларов каждая.
– Так что же, у вас в шахматах тоже коррупция процветает?!
– Все годы, начиная с Флоренсио Кампоманеса! За руку, конечно, поймать трудно… Самое грязное, что в истории шахмат случилось, связано почему-то с проведением конгрессов в России. Рекордсменом же в плане скандалов стал конгресс в Москве в 1994 году. Тогда проходили одновременно конгресс и Всемирная шахматная олимпиада – все в гостинице «Космос». Делегатам присылали проституток, их спаивали, некоторым даже угрожали. Но там битва была просто жуткая между европейским кандидатом и Кампоманесом. Причем мы тогда тоже разделились: я и Ботвинник активно выступали против Кампоманеса, а Каспаров его поддержал. В итоге они захватили власть и меня с Ботвинником пытались вообще не допустить в зал конгресса. Знаете, это проблема шахматистов, поскольку они в основном – индивидуалисты, не принимают участия в жизни федерации. Если бы они активнее были, тогда бы многое изменилось. И, конечно, надо менять уровень национальных федераций. Сверху трудно. Надо менять снизу. Тогда можно было бы правильно выстроить вообще весь шахматный дом и политику шахматную. И, я уверен, вернуть шахматам популярность.
– Вы, помнится, собирались ввести в школьную программу уроки шахмат.
– Так мы их уже проводим в рамках дополнительного образования. Два года назад министр образования Андрей Фурсенко издал документ, в котором рекомендовал директорам школ включать шахматы в школьную программу. И подобное не только в России происходит, а по всему миру.
– Наверное, не в последнюю очередь благодаря вашим шахматным школам, которые вы открываете в разных странах. Сколько их уже на вашем счету?
– Я уже затрудняюсь назвать их точное количество. Думаю, без учета филиалов их больше 150. Последнюю открыл в январе в чешском городке Лидице. Чехия стала 32-й по счету страной, где дети обучаются шахматам в школах Анатолия Карпова.
– Ну а в Госдуме кроме Станислава Говорухина и вас кто-то еще играет в шахматы?
– Многие! Первый вице-спикер Александр Жуков хорошо играет и даже является кандидатом в мастера спорта. На очень приличном уровне играет председатель Комитета по бюджету и налогам Андрей Макаров. Еще один мой коллега, Александр Хинштейн, даже является членом наблюдательного совета Российской шахматной федерации. Могу сказать, что даже без меня Госдума команду любого парламента мира обыграет с легкостью! Даже если соперники объединятся с любой правительственной командой!