Осетр эмигрировал на Вологодчину
70 процентов российской легальной черной икры добывается не на Каспии
70 процентов российской легальной черной икры добывается не на Каспии
Один из самых запоминающихся эпизодов «Белого солнца пустыни» – таможенник Верещагин, брезгливо отодвигающий со стола миску с каспийской черной икрой. «Ты бы лучше хлеба где-нибудь достала», – обращается он к жене. Культовый боевик снимался в конце 1960-х годов, когда объемы легального производства самого желанного для гурманов продукта достигли в СССР максимальной величины – 6 тысяч тонн в год, причем в Каспийском бассейне добывалось 5 тысяч. Вот почему в «Белом солнце...» показывали не муляж черной икры, а натуральный продукт, который съемочная группа с удовольствием употребила сразу после съемки эпизода.
За прошедшие 40 лет объем производства легальной черной икры снизился в нашей стране в 40 (!) раз, до 15 тонн в год. Причин такого обвала рынка несколько. Если раньше акваторию Каспийского бассейна контролировали только две страны – СССР и Иран, то после развала советской империи список пополнили Азербайджан, Казахстан и Туркмения. Новые каспийские соседи, как и Россия, перестали соблюдать договоренности по ограничению вылова осетровых, а также борьбе с браконьерством, уровень которого в российской части Каспия возрос до 90 процентов объемов отечественного рынка черной икры. Еще одним негативным фактором стал бурный рост нефтедобычи. Словом, рыба, мечущая икру, не справилась с «новыми вызовами», начала вымирать, а влиятельная международная организация наложила запрет на вывоз черной икры, добытой в естественных условиях, из всех каспийских стран, кроме Ирана. Единственным разрешенным способом вылова осетров для производства икры остались так называемые научные квоты, не превышающие 200 килограммов зернистого объедения в год. Однако запрет на вылов осетровых и вывоз черной икры в России не распространялся на так называемую «аквакультуру»: рыбу, выращенную в искусственных условиях, в так называемых садках.
В Кадуйском районе Вологодской области проживают всего 17 тысяч человек, а экономику поддерживают три предприятия: Череповецкая ГРЭС, фанерный комбинат и рыботоварная фирма «Диана», которая в суровых северных условиях мечет черную икру.
– Продается ли в магазинах райцентра икра местного производства? – интересуюсь у начальника управления социального развития Кадуйского муниципального района Алексея Родичева.
– Что вы, кто ее купит, – отмахивается чиновник. – Ведь крохотная 50-граммовая банка стоит 1500 рублей, а средняя начисленная зарплата в районе составляет 20 тысяч.
Мы въезжаем на территорию местной ГРЭС, построенной 30 лет назад для нужд «Северстали». Благодаря обилию избыточного тепла и локальным очистным сооружениям станция поддерживает в канале оптимальный для поголовья рыб осетровых пород температурный режим. Теплая вода пруда-охладителя ГРЭС позволяет выращивать теплолюбивую рыбу ценных пород круглогодично. Выгоды соседства со станцией рыбопромышленники оценили еще в 1980-х годах, когда вблизи станции началось разведение карпа. В 1989 году в прудах и садках вблизи лесной реки Суды появились первые осетры.
Cразу за ГРЭС начинаются владения рыботоварной фирмы «Диана». Пересаживаюсь в джип, которым управляет молодой генеральный директор Михаил Новиков.
– Мы приглашаем к себе далеко не все СМИ, – подчеркивает коммерсант, намекая на известность «НВ» в регионе.
…Живого осетра я увидел впервые в жизни, причем не в открытом водоеме, а в цехе, пропахшем водорослями. В трех соседних бассейнах, больше смахивающих на большое корыто, сновали: в одном – мальки, в другом – осетры-подростки весом 5–10 килограммов, в третьем – крупные особи весом за 20 килограммов. Плотность особей в бассейнах была настолько велика, что рыбины, когда директор снял с емкости верхнюю сетку, наскакивали друг на друга.
– Это они от испуга: осетры не любят, когда нарушается их покой, – комментирует Михаил Новиков. – Для того чтобы в искусственных условиях получить черную икру, требуется 8–10 лет, а технологический процесс долгий и сложный. Сначала оплодотворяется икра, из которой получается малек, затем рыба подращивается до 4–5 лет, когда формируются половые органы. В течение этого периода идет процесс селекции и выбраковки. После процедуры УЗИ мы отбираем здоровых самок и формируем маточное стадо, а наиболее заторможенные особи и большинство самцов идут в торговлю или на платную рыбалку.
В следующем, чуть освещенном цехе без окон, в круглых бассейнах рассекали воду стокилограммовые белуги, нагоняя приличную волну. Мясо и икра этой рыбины особо ценятся у гурманов. Стоимость килограмма белужьей икры в 2–3 раза выше, чем осетровой.
– Самая дорогая белужья икра, о которой я слышал, продана за 20 тысяч долларов за килограмм, – просвещает меня гендиректор фирмы. – Эту крупную икру редкого серого оттенка от гигантской старой белуги возрастом 100 лет купил для богатых гурманов один из американских ресторанов. Наша фирма делает ставку все-таки на осетра, период получения икры от которого по сравнению с белугой невелик. Оптовая цена нашей осетровой икры составляет 36–40 тысяч рублей за килограмм, а браконьерской – 20–25 тысяч. Но мы гарантируем качество, а нелегальное производство икры идет в антисанитарных условиях.
Поголовье осетровых рыб в хозяйстве весит 750 тонн, а большая часть косяка обитает в садках, разбитых в открытых водоемах. В прошлом году «Диана» собрала рекордный для себя урожай – 10 тонн черной икры, что составило 70 (!) процентов легального российского рынка. Компания, базирующаяся на северной реке Суде, оставила далеко позади конкурентов, которые дислоцируются в низовьях Волги и на Каспии, и заняла на рынке чуть ли не монопольное положение. Как такое могло произойти? Почему на прибыльном рынке действуют всего три серьезных компании с годовой производительностью более одной тонны икры в год?
Главная причина отсутствия интереса к бизнесу – долгий производственный цикл. Ждать 8–10 лет, чтобы получить первую икру, готовы далеко не все коммерсанты. Люди с деньгами в России не вкладывают их в долгоиграющие проекты, не сулящие сверхприбылей. Ведь даже 10 тонн черной икры от фирмы стоят на рынке «всего» 15 миллионов долларов – размер среднего отката на масштабном российском инфраструктурном проекте! А вот основатели фирмы заинтересовались икрой еще в середине 1990-х годов. Они пришли в Кадуйский район на уже готовую технологию производства икры в неволе.
– В 1996 году, когда компания обосновалась на Вологодчине, в рыбном хозяйстве уже было 100–150 килограммов осетра, – вспоминает Михаил Новиков. – Мы закупили у научных учреждений оплодотворенную икру и маточное стадо, начали развиваться, но только пять лет назад вышли на промышленные объемы производства черной икры – более 4 тонн в год.
Компании повезло не только с советским технологическим наследством, но и с местом дислокации. Близлежащая ГРЭС дает тепло и прохладу в любых количествах и пропорциях, что очень важно в процессе выращивания осетровых, а вода лесной реки Суда набирает силу из девственных северных рек и озер. Словом, осетру на Вологодчине чисто и вольготно.
Сегодня легальные российские производители скопом предлагают рынку всего 15 тонн черной икры в год. Но этого мизерного по меркам времен «Белого солнца пустыни» количества элитного продукта состоятельным гурманам вполне хватает.
– За последние 15 лет цена икры выросла с 200 до 1500 долларов за килограмм, поэтому для большинства россиян она превратилась в неизвестный продукт, – грустно шутит гендиректор – К сожалению, даже достаточно обеспеченные люди покупают продукцию браконьеров, хотя она стоит тоже недешево – почти тысяча долларов за килограмм. До 90 процентов рынка сегодня заполонила левая продукция, посоленная в антисанитарных емкостях, но ее покупают даже рестораны! До прошлого года мы не сумели произвести ни одной прямой продажи черной икры в фирмы, которые занимаются организацией банкетов, хотя икра на их мероприятиях была…
– Почему не выставляете продукт хотя бы для имиджа в Кадуйском районе, по месту своей дислокации?
– Мы даже в Череповце черную икру не продаем, – отвечает коммерсант. – Экономический интерес по ее продажам в торговлю начинается у нас от 50 килограммов.