«Наш теннис катится вниз»

Известный в прошлом теннисист Андрей Чесноков рассказал «НВ» о том, кто из россиян может выиграть золото Олимпиады и на что он тратил призовые в советское время 

Финалист Кубка Дэвиса 1995 года в составе сборной России, награжденный за одну из побед в этом турнире орденом Мужества, заглянул в Петербург, чтобы принять участие в турнире «Звезды мирового тенниса». Не обращая внимания на такую редкость для нынешнего петербургского лета, как палящее солнце, Андрей успевал все: и участвовать в мастер-классах для юных петербуржцев, и заниматься своими детьми, и вести серьезные переговоры по телефону. Однако, откликнувшись на просьбу об интервью, отрешился от всех дел и охотно вспомнил подробности своей карьеры. 

– Когда я был ребенком, никаких мастер-классов у нас не было, – вспоминает Чесноков. – Трудно было даже представить себе возможность выйти на корт вместе с теннисистом уровня Борга и Мустера или просто понаблюдать за их игрой живьем. Да мы даже и по телевизору-то их не видели – страна была закрытая, трансляций не было. Я занимался в школе «Спартака», и единственное, что у нас было, – это фотографии, по которым мы разбирали технику тенниса. К счастью, времена изменились. Вообще в Европе подобные мастер-классы с привлечением больших игроков проводятся регулярно, а в нашей стране это по-прежнему редкость. Для меня удовольствие – поиграть с детьми. 

– Вы как-то говорили, что хотели бы открыть теннисную академию. Не получилось?

 – Академией нужно серьезно заниматься, жить ею, найти команду единомышленников. По-хорошему для этого нужны примерно 20 открытых и 10 закрытых кортов, тренеры по физподготовке, врачи. У меня есть в Москве свой маленький клуб, но таких больших возможностей, такой команды пока нет. 

– Недавно вы тренировали Елену Веснину. Почему прекратили сотрудничество?

– Проработали с Леной полтора года, все было здорово, она большой игрок, невероятная труженица. Но у меня семья, растут дети: старшему семь лет, среднему – три, младшему – шесть месяцев. Поэтому мне тяжело заниматься тренерской деятельностью, пришлось сделать выбор в пользу семьи. Хотя я понимаю, что могу быть тренером. Но если ты берешься работать с игроком, то надо жить этим человеком, когда надо – похвалить, когда надо – поругать. Он проиграл – ты должен утереть его слезы. Ты должен быть рядом круглый год. 

– Вы были первым советским и российским теннисистом, вошедшим в десятку мирового рейтинга и дошедшим до полуфинала турнира «Большого шлема». Тяжело быть первопроходцем?

– Когда я начинал в восьмидесятые, нам говорили: чтобы развиваться, вы должны участвовать в турнирах каждую неделю. Но в то время было тяжело попасть за границу. В 1984 году, например, я выехал всего на пять турниров, на следующий год – на двенадцать, хотя чувствовал в себе силы играть гораздо больше. Из-за такого начала карьеры я многое упустил, не прогрессировал в том темпе, каком мог бы. Даже когда мне удавалось попасть за границу – платили суточные 25 долларов в день, которых хватало только натянуть струны на ракетки, ведь они постоянно рвались. Помню, играл в Германии, далеко прошел на турнире и каждый день самому приходилось стирать форму. Руки содрал до крови. 

– Не завидуете современным теннисистам, у которых и условия лучше, и призовые больше?

– Расскажу одну историю. В 1989-м под Уфой была авария на газопроводе, и, когда мимо него проходил пассажирский поезд, произошел взрыв и обгорело много людей. Я тогда как раз дошел до полуфинала «Роллан Гаррос» и выиграл 80 тысяч долларов. Вместо того чтобы отдать деньги Спорткомитету, решил купить перфораторы кожи для пострадавших. Прихожу в Ожоговый центр им. Вишневского в Москве, меня встречает главврач и искренне не понимает, зачем я это делаю. У нас ведь тогда не было такого понятия, как благотворительность. И там я увидел мальчика лет 12–13, которого мама кормила с ложечки. Спрашиваю, что с ним случилось? Доктор отвечает: «Самый сложный случай – электрический ожог. Невозможно определить, какие именно участки поражены». Мальчику надо было ампутировать обе руки... Так вот, к чему я веду. Я здоров, неплохо играл, что-то выиграл, чего-то, наоборот, не смог достичь. Но у многих людей жизнь сложилась гораздо хуже, и часто не по их вине.

– Сегодня в тридцатке лучших теннисистов-мужчин нет ни одного россиянина. 

– Считаю, что наш теннис катится вниз. Ошибка федерации, что она не может построить центр, который принадлежал бы ей, в котором можно было бы растить перспективных игроков, куда, допустим, первый номер рейтинга в своем возрасте, до 14 или 15 лет, мог бы приехать в любой момент и бесплатно тренироваться. Такой возможности нет, за все приходится платить: за корты, мячи, ракетки. В итоге все держится только за счет энтузиазма отдельных тренеров, которые порой работают забесплатно, на результат, на будущее. И родителей, уверенных, что их чадо вырастет в великого теннисиста. Они вкладывают в него деньги, ущемляя себя во всем, и ждут, когда их ребенок станет чемпионом и все окупится. Но это ведь происходит далеко не всегда. 

– Кто-то из наших теннисистов сможет претендовать на медали в Лондоне?

– Мария Шарапова имеет хорошие шансы на золото. Тем более что трава на Уимблдоне, где пройдет олимпийский турнир, – это ее покрытие, в прошлом году она дошла до финала. Хотя конкуренция у нее будет серьезная.

– Вы по-прежнему собираете старые советские газеты?

– У меня есть друг, который коллекционирует скульптуры советских вождей, публикации из газет и журналов того времени. И я ему нахожу какие-то редкие экземпляры: например, все издания за 6 марта 1953 года, на следующий день после смерти Сталина. Кстати, найти их не так сложно – для людей это было такое событие, что многие сохранили газеты за тот день. Тяжелее было найти подборку по смерти Ленина, потому что это было на 30 лет раньше и качество газет было хуже, – но я тоже ее достал. «Правда» тогда семь дней подряд только об этом и писала на первой полосе. Недавно купил литографию Сталина со Ждановым – феноменальная вещь, но, к сожалению, порвана.

– Елена Веснина рассказывала, что у вас много знакомых в мире искусства.

 – Все, кто занимается антикварным бизнесом, так или иначе знакомы друг с другом. Хорошо знаю, например, Алишера Усманова. Познакомились, когда он на аукционе в Лондоне купил коллекцию русского искусства, собранную в свое время Мстиславом Ростроповичем, и отдал ее государству. Мощный ход. Хорошо, что все вернулось в Россию, а не разошлось по рукам. 

 – Алишер Усманов собирается увеличить свою долю акций в лондонском «Арсенале», а ведь он и так владеет значительной долей.

– Это бизнес, который больше направлен не на получение прибыли, а на имидж. Плохо, что при этом у нас в стране плавание, гимнастика, легкая атлетика находятся в полной, извините, заднице. Мы можем позволить себе купить «Арсенал» или «Челси», а на свои проблемы закрываем глаза. Через месяц начнется Олимпиада, где от наших спортсменов будут требовать только побед. Далекие от спорта люди не понимают, что даже бронзовая или серебряная медаль – это результат сумасшедшего труда в течение многих лет. Мы вешаем на спортсменов тяжелую ношу ответственности, вместо того чтобы раскрепостить и поддержать их.