Пить или запретить?

Наша страна бьется над этой дилеммой уже не первое столетие. И все безрезультатно. А проблема с каждым годом все актуальнее 

Антиалкогольные кампании 

в России – как закон природы

Владимир Владимиров, обозреватель «НВ»

Чую всеми фибрами и чакрами – грядет новая антиалкогольная кампания. И не потому чую, что акцизы начали повышать, время продажи соответствующих напитков ограничивать, а гаишники уже три года вылавливают всех с запахом не то что после вчерашнего, но и после того, что на прошлой неделе. Даже не потому, что оживились разного рода функционеры и публицисты, которых вдруг осенило: что делается-то – производство водки растет, нация вымирает, нужно каленым железом зеленого змия и всех его поклонников, а потом их же еще и в бараний рог и лагерную пыль! 

Все это симптомы несомненные, но не в них суть. Новый раунд борьбы за трезвость, увы, неизбежен, как очередное землетрясение в Индонезии, как катастрофическое наводнение на какой-нибудь мирной речке, которое пусть раз в 20 или 50 лет, но неизбежно случается, как любое стихийное бедствие. Периодические антиалкогольные кампании в нашем отечестве – это тоже что-то вроде законов природы. Подрастает очередное поколение мыслителей, которое предыдущие кампании не застало или успело забыть, узревает, так сказать, свет истины, в чем подлинная беда России, и начинает статистику шерстить, случаи из жизни вспоминать, чтобы закончить все свежим и неожиданным выводом: водка – зло, а народ наш глуп, поэтому нужно его железной рукой загнать в безалкогольное счастье. Иначе вымрем все, как динозавры и тупиковая ветвь эволюции. 

Ну действительно, кто сейчас помнит майский указ «О новых мерах по усилению борьбы с пьянством и алкоголизмом» (автор М.С. Горбачев), положивший начало вырубке виноградников и массовому самогоноварению? Было что-то такое, да быльем поросло, да и вообще все новое – хорошо забытое старое, пора умирающий российский народ в очередной раз спасать. 

Собственно, почему бы и нет? Автор ни в коей мере не защищает водку, но глубоко сомневается в том, что народ так уж нуждается в новых спасителях. Сомнение не беспочвенное: дело в том, что вымирание нашей нации от пьянства прогнозировалось тыщу лет назад, во времена Владимира Крестителя, который, как известно, отверг магометанство не в последнюю очередь потому, что оно алкоголь возбраняло. На протяжении последующих веков каждый иностранный путешественник-исследователь считал своим долгом отметить, что Россия спивается. Анличанин Флетчер, саксонец Адам Олеарий, швед Петр Петрей де Ерлезунда – имя им легион – писали, что «россияне преданы пьянству более всякого другого народа в мире и когда не в меру напьются, то, как необузданные звери, неистово предаются всему, к чему побуждают их страстные желания» (цитата из Олеария). Священник серб Крижанец в XVII веке отмечал, что «нигде на свете, кроме одной русской державы, не видно такого гнусного пьянства, по улицам в грязи валяются мужчины и женщины, миряне и духовные и многие от пьянства умирают». 

Но вот незадача – не умерли и не вымерли. Более того, малопьщим, а потому здоровым и веселым европейцам (а заодно и совсем непьющим турками) при нужде не раз скулы поправляли. И спасали – тех же сербов. И к 1913 году набрали такие темпы развития, что если бы не Первая мировая, то лет через 10 бы обогнали бы по ВВП и прочим показателям США, не говоря уж о старушке Европе. К слову о Первой мировой. Из самых лучших побуждений Николай Второй по совету жены с ее началом ввел сухой закон. И мгновенно стал самой непопулярной фигурой на фронтах. Солдаты, офицеры в окопах, на холоде, в грязи, в боевой обстановке, когда до смерти, может, год, а может, минута, не имели права выпить даже «для сугрева», и это воспринималось как издевательство. Оттого-то и прошла на ура Февральская революция, что винные склады со старыми запасами появилась возможность погромить. 

В советское время тоже антиалкогольные кампании проводились, но поумнее – упор делался больше на пропаганду. По-настоящему решил закрутить гайки непьющий Горбачев, видно, лавры Николая Второго ему покоя не давали. Ну в итоге он их и заработал – с соответствующими последствиями для страны. И, как уже сказано, выросла у бывшего генсека достойная смена – новое поколение борцов за трезвость.

Их намерения вызывают уважение. Что ж хорошего, что люди от болезней, с пьянством связанных, преждевременно мрут? Правда, статистики на этот счет достоверной нет, как нет ее по потреблению алкоголя. Игру с цифрами, согласно которой, если не будет срочных суровых мер, мы без промедления перемрем от белой горячки, автор хорошо помнит еще по советскому времени. Кстати, тогда не по статистике, а по жизни пили больше, чем сейчас. Пили в Обкоме КПСС и райисполкомах, на заводах по поводу получки и просто после работы. Сегодня этого нет в принципе – пришла мода на здоровый образ жизни. Сейчас народ если и выпивает, то на дачах, на природе или дома в компании. При желании и известной фантазии и это можно считать вселенским злом, которое нужно срочно искоренить и прийти к европейской культуре пития. Оно, конечно, заманчиво, но – не советовал бы. Свято место, как известно, пусто не бывает. Чем заменяется алкоголь в США и Европе, в непьющих мусульманских странах? Много ли там подростков, не пробовавших травку? И сколько из них капитально подсаживаются на серьезную дурь? И сколько там самых правильных – не пьющих, не курящих и не ширяющихся граждан с утра горстями жрут стимуляторы и антидепрессанты, а вечером – успокаивающее и снотворное? Нам оно надо? Мне – нет. Уж лучше пива или водочки (говорю не про себя – крепкое спиртное не люблю). 

Умирают от этого, точнее, от злоупотребления данными напитками? Да, случается. Но куда чаще – от сердечнососудистых заболеваний, с алкоголем почти или вовсе никак не связанных. Так что вполне можно поднять соответствующую статистику и на ее основе ради блага нации потребовать от всех ежедневно выходить на утреннюю пробежку – под угрозой административного наказания. Заодно обязать всех готовить пищу только согласно утвержденных Роспотребнадзором рецептов – с минимумом холестерина. За нарушение наказывать как за самогоноварение. Дамские «шпильки» запретить – вредны. Кеды полезнее и дешевле. После этого останется нарядить всех в униформу и обязать ходить строем – как в военных поселениях Аракчеева или в трудовых армиях Троцкого, но, разумеется, ради нашего же блага. Весь этот экскурс к тому, что все уже прежде было, все испробовано и нет ничего лучше, чем предоставить народ его собственной судьбе и разумению. За тысячу с лишним лет мы не спились и не вымерли, поэтому предполагать, что эту случится в ближайший год или через пять лет, было бы опрометчиво. Вообще, в мире нет ни одного народа, который погиб бы от пьянства. А вот от излишней заботы о нем правителей – несть числа. 

Пока не вымерла нация

Татьяна Дурасова, публицист

В июне этого года в России произведено 96 миллионов 100 тысяч литров водки, что на 47 процентов больше, чем в июне прошлого. Тенденция обозначилась давно. Производство спиртного росло то плавно, то внезапными скачками. 

Таблица «Производственные показатели алкогольного рынка России, совмещенные с показателями смертности» убедительно показывает зависимость. В 2004 году водки произведено в четыре раза больше, чем в 2003-м, а смертность от алкогольного отравления выросла в 8,5 раза (если заглянуть в графу «в пересчете на 100 тысяч человек», окажется, что не в 8,5 раза, а в 21 раз, – как это может быть, не понимаю). На самом деле жертв пьянства много больше, только их смерть проходит в статистике по другому разряду: инфаркт, цирроз, несчастье на дороге…

Что думает об этом социология? Какие немедленные меры предлагает? Ищу материал в интернете. Вот факультет социологии СПбГУ предложил статью на основе опроса общественного мнения о рисках на рынке алкоголя. Как вы полагаете, о каком риске идет речь? О том, как рискует покупатель вместо качественной водки купить поддельную. Почему университетскую науку интересует именно этот аспект? «Для русского человека водка, – пишет кандидат социологических наук Ольга Косатая, – является своеобразным символом культуры, традиций. Она считается благородным напитком, созданным для снятия усталости, для раскрепощения, радости. Пьянство коренится не в алкогольном напитке, а в человеке». Неожиданный тезис для научной статьи. Из той же статьи узнаем, что отравление случается, если водка поддельная, а водка высоких марок (следуют названия) таким риском не грозит. И покупать ее следует не в киосках, а в больших сетевых или специализированных магазинах (следуют названия, которые я, естественно, опускаю). «Они дорожат репутацией и несут ответственность перед покупателями».

Этими идеями исследование, собственно, исчерпывается. Оно подозрительно напоминает рекламу, заказанную большим водочным бизнесом.

Чувство недоумения вызвала у меня и статья представителя академической науки Ольги Озеровой из Социологического института РАН «Алкоголизация и смертность в современной России». Ее исходный постулат бесспорен: сверхвысокая смертность мужчин в стране связана с широким распространением «деструктивных поведенческих практик». Так на научном языке называется пьянство. Но дочитав работу до конца, понимаешь: главный вывод автора в том, что пьянство предопределено положением человека в социальной иерархии. Антиалкогольные меры бесполезны. Люди, оставшись при прежнем статусе, все равно запьют. Что же делать? Переведя статью с научного языка на русский, могу сообщить. Надо дать возможность ученым выяснить, что именно заставляет пьянствовать людей в их разных «социально-статусных группах». А затем передать информацию тем, кто определяет направление государственной политики. И опять-таки не для антиалкогольных мер, а чтобы создать такие социально-экономические условия, при которых люди – употреблю выражение Салтыкова-Щедрина – сами бы «пришли к добродетели».

Совет Озеровой рассчитан на десятилетия, притом с неясными перспективами. Боюсь, за это время вымрет нация, так надеяться на социологическую науку не приходится.

Наша социология уверенно причисляет русское потребление спиртного к «северному типу», поскольку русские, как и норвежцы, пьют водку, а не вино. Однако в Норвегии непросто купить бутылку крепкого спиртного. Мало того что стоит она 100 евро, так ведь на всю страну лишь 100 торговых точек предлагают крепкие напитки, и работают они только до 19 часов с большим перерывом на обед. Чтобы убедиться в этом, в Осло, в Бергене я заглядывала в крупные супермаркеты и в крошечные магазинчики с единственным торговым залом – нигде нет крепких напитков.

Флом – прелестный маленький городок, всего 400 жителей. Именно здесь к гиду туристской группы Андрею Балясникову подошли двое наших соотечественников, работающих в Норвегии. Разговорились.

– Что делаете по вечерам? – спросил Андрей.

– Пьем, – ответили они. – Только купить негде. Может, вы сможете продать?

Рассказывая о встрече, Андрей предупредил группу: не вздумайте пойти навстречу таким просьбам. Продавать алкоголь в Норвегии опасно. Производство и продажа крепких спиртных напитков – прерогатива государства. Монополия – главный принцип алкогольной политики серьезных правительств в Европе. Нет, нельзя обвинять норвежцев в употреблении спиртного по «северному типу».

Думаю, некоторые представители нашей социологии не поняли главного: в России неудержимый рост пьянства связан с приватизацией водочного бизнеса, благодаря чему на простор вырвался слой энергичных дельцов, чье процветание напрямую связано со спаиванием народа. И пока социологи изучают «поведенческие практики» в разных социальных группах, люди будут погибать с нарастающей скоростью. Пусть хоть половина России завтра сопьется, это не свернет торговцев алкосмертью с их пути, ориентированного на пополнение банковских счетов.

Что способно противостоять этой стихии? Только одно: незаурядная воля сильного государственного деятеля, способного на самые непопулярные решения.