Эдвард Радзинский: «Мои герои – реальнее и живее, чем я сам»
Известный писатель и драматург убежден: история – великая точная Наука, которая тщетно пытается вернуть зрение слепым и слух глухим
Известный писатель и драматург убежден: история – великая точная Наука, которая тщетно пытается вернуть зрение слепым и слух глухим
Первая его пьеса «Мечта моя... Индия», посвященная Герасиму Лебедеву, первому русскому ученому-индологу и просветителю, была поставлена в далеком 1958-м на сцене Московского театра юного зрителя. Широкая же известность пришла к нему после того, как режиссер Анатолий Эфрос поставил в Театре имени Ленинского комсомола спектакль «104 страницы про любовь». Эта драма легла в основу фильма «Еще раз про любовь» с Татьяной Дорониной и Александром Лазаревым в главных ролях.
В 1990-е годы, после того как Эдвард Радзинский начал писать прозаические произведения о великих личностях, его книги становились бестселлерами во всем мире. В 2002 году Радзинский вышел к своей читательской и зрительской аудитории с первым творческим вечером. Тот вечер проходил почти сразу после трагических событий на Дубровке, когда залы и театры пустовали. Но на вечере Радзинского зал был переполнен. После более чем двухчасового монолога зрители буквально засыпали Радзинского вопросами о наболевших вопросах истории и современности. Затем были другие его творческие вечера.
В программе «Загадка Моцарта», с которой Эдвард Радзинский выступит в Большом зале Филармонии во вторник, 13 ноября, примут участие оркестр Государственного Эрмитажа и хор Смольного собора – прозвучит, естественно, Моцарт.
– Эдвард Станиславович, в интервью радиостанции «Эхо Москвы» вы говорили, что предложение написать «Загадку Моцарта» поступило извне. Почему из Италии? Кто конкретно предложил? С чего вдруг?
– В конце 1980-х я был действующим драматургом. Мои пьесы шли не только в России и Европе, но и в Америке, Японии. К примеру, в одном Нью-Йорке на рубеже 1980–1990-х было поставлено пять моих пьес. Пьеса «Старая Актриса на роль жены Достоевского» шла в 14 странах, ну и так далее. Поэтому в то время ко мне часто обращались из-за рубежа. И в 1991-м, в год двухсотлетней годовщины со дня смерти Иоганна Хризостома Вольфганга Теофила Моцарта, Радио и Телевидение Италии (RAI) предложило мне написать пьесу о нем. Я только что закончил книгу о Николае II. Мне удалось тогда не только опубликовать хранившиеся в секретных архивах показания участников убийства царской семьи, но впервые соединить их, эти показания, вместе. Мне впервые открылась чудовищная картина, она постоянно была тогда со мною, она преследовала меня. Предложение писать о Моцарте, его божественная музыка стали для меня спасением.
– Должна была увидеть свет еще одна маленькая трагедия «Моцарт и Сальери»?
– Да, я должен был написать еще один вариант этой истории. Но чем больше читал источники, тем точнее понимал, что там скрывалась совсем другая история. Что упоенный собой блестящий композитор легкомысленный итальянец Антонио Сальери совершенно не подходит на роль мрачного завистника-злодея. Тем не менее интрига, погубившая Моцарта, существовала. Но была куда «современнее», страшнее, психологичнее, что ли, чем примитивный яд. И я написал пьесу. После Италии мне предлагали поставить ее у нас. Но я отказывался. Эта пьеса для меня слишком личная.
– Пьесы бывают – сценические и «для чтения». К каким относится «Загадка Моцарта»? Какому режиссеру вы доверили бы постановку в дальнейшем?
– Я плохо знаю современных режиссеров, но из тех, кого знаю, пожалуй, никому. Возможно, после того, как ты работал с Георгием Александровичем Товстоноговым, после пяти постановок пьес Анатолием Эфросом, после спектаклей у Андрея Гончарова в Московском театре имени Маяковского, мне нелегко найти своего режиссера. Хотя в театр тянет. Наверное, поэтому я и выступаю на телевидении. И еще один выход мне подсказала работа молодого актера Альберта Макарова. Это большая беда, что вы, петербуржцы, не удержали его в вашем городе. Такие люди делают светлее душную атмосферу, в которой живем. Я увидел в записи его спектакль «Последняя ночь последнего царя», который он играл в Феодоровском храме Иконы Божией Матери. Играл один. Эту мою пьесу в Москве в свое время сыграл блистательный состав – Михаил Ульянов, Александр Збруев, Евгений Миронов, Ирина Купченко – в постановке Валерия Фокина. Альберт Макаров один сумел создать удивительный спектакль. В чем прелесть таланта? Он заразителен. Когда видишь высокое, то говоришь себе: «А может, и я могу?» Я не хотел режиссерских фантазий и решил, точнее, решился представить сам, один эту свою пьесу.
– Помогала ли вам божественная музыка Моцарта в разгадке тайны ее сочинителя?
– Его музыка и есть тайна. Божественная тайна! Она и делает все… обо всем сама все рассказывает, она дает крылья жалким словам!
– Считаете ли вы, что история – наука? Или в ней все-таки больше от легенды?..
– История – великая точная Наука (с большой буквы!), которая тщетно пытается вернуть зрение слепым и слух глухим.
– Вы намерены только реабилитировать или воскресить «убитого» Александром Сергеевичем Пушкиным выдающегося композитора Антонио Сальери, среди учеников которого – Бетховен, Шуберт, Лист?
– Антонио Сальери был блестящий и общепризнанный композитор. К глубинам темной души пушкинского Сальери он не имел никакого отношения. Но парадокс в том, что Пушкин в лице своего Сальери потрясающе точно угадал совсем другого человека. Вот он-то и являлся отцом интриги, погубившей Моцарта. Это пушкинский Сальери, но человек с совсем другим именем. Он и стал героем моей пьесы.
– Когда вас слушаешь, кажется, что вы не драматург, не историк–исследователь, а очевидец, даже – человек-невидимка, присутствовавший при тех или иных событиях. Как вам удается быть точным в деталях? Что выступает гарантом – феноменальная память?
– Я их всех вижу. Когда рассказываю, мои герои – со мной. Они для меня реальнее реальности. Реальнее и живее, чем я сам.