Игорь Корнелюк: «Первую песню написал на спор»
Сегодня известному композитору исполняется 50 лет
Сегодня известному композитору исполняется 50 лет
Сначала он чуть ли не плакал от радости, узнав, что поступил в старейшее музыкальное училище при Ленинградской консерватории - он, обычный юноша из провинциального города Бреста. Потом рыдал перед началом первого сольного концерта в Витебске, когда, выглянув в щелочку из-за кулис, увидел, что пять тысяч(!) человек заплатили по четыре рубля за билет, чтобы придти послушать его песни. Просто не мог поверить в то, что когда-нибудь это случится. Сейчас Игорь Корнелюк один из самых востребованных композиторов. «Мастер и Маргарита», «Идиот», «Тарас Бульба», «Бандитский Петербург» - вот далеко не полный список фильмов, к которым он написал музыку.
- Игорь Евгеньевич, каким ветром вас занесло в северную столицу?
- Мое решение приехать сюда было очень спонтанным. К 14 годам я уже долго играл в ансамбле. В Бресте, где я родился, существовало много музыкальных коллективов, была конкуренция. Зато было очень интересно! Я этим жил, этим горел. Домой всегда возвращался под утро. Мама на меня махнула рукой, как на пропащего. В одно прекрасное утро, когда я пришел домой, она гладила вещи. Я посмотрел на нее, мне стало ее так жалко, но я все-таки сказал: «Мам, я поеду учиться в Ленинград». Она ответила: «Езжай куда хочешь». Я поехал. У меня не было паспорта, я не догадался взять с собой свидетельство об окончании музыкальной школы. На тот момент я уже год проучился в музыкальном училище в Бресте. Я приехал в Ленинград, зашел в училище при консерватории и сказал: «Я хочу перевестись учиться к вам». «Перевестись? А где вы учились?». Я ответил: в Бресте. На меня посмотрели, улыбнулись: «Невозможно. Если хотите, поступайте на общих основаниях».
- И вы поступали на общих основаниях?
- Да. На композицию поступало 37 человек. Мы играли по жребию. Я вытянул первый. За неделю до экзаменов я сочинил вступительную программу. Это были фортепьянные пьесы в стиле раннего Стравинского. Но когда я услышал, как играют остальные, понял, что у меня шансов поступить нет никаких. Я уже смирился с тем, что формально дождусь результатов и поеду домой. Вдруг открывается дверь аудитории, выходит мой будущий учитель, Владлен Павлович Чистяков, подходит ко мне: «Молодой человек, мне очень приятно, что я буду иметь честь вас учить». Я обалдел! Вся моя жизнь разделилась до этой фразы и после нее. Когда стал учиться, понял, что я невежда, очень мало знаю и мало умею. В училище я занимался очень серьезно, жадно впитывал в себя знания. У нас были изумительные педагоги, мирового уровня. Именно в училище. Поэтому в консерватории мне было легче, она казалась детским садом. При сдаче государственного экзамена по гармонии на третьем курсе я решил контрольную работу, на которую давалось шесть часов, за десять минут.
- Так просто! И что, даже за стенами консерватории вы не столкнулись ни с какими трудностями? В незнакомом городе чувствовали себя как дома?
- Тяжело было дико, особенно первый год. В Бресте я был героем, играл в ансамблях, барышни дарили цветы. А тут я никто и зовут меня никак. Да и учиться трудно, суток не хватает, никаких развлечений. Я считал дни и часы до того, как поеду домой на каникулы. Мне казалось, что там настоящая жизнь, а тут - тюрьма. Через год я смирился и привык, а еще через год влюбился в этот город так, что меня оторвать от него было уже невозможно. И когда в конце 80-х меня много раз приглашали переехать в Москву, я не смог. Я ужасно горжусь тем, что сумел поставить свою жизнь так, что из Москвы мне звонят продюсеры, режиссеры, приезжают сюда, заказывают мне музыку и я, находясь здесь, работаю как бы там. Это счастье. Такое редко бывает. И вообще, одна из формул счастья заключается в том, чтобы заниматься любимым делом. А если тебе за это еще платят деньги, так это здорово!
- Вы широкому кругу россиян известны как композитор-песенник. С чего вдруг вы начали писать песни?
- Не поверите: после спора с однокурсником! Однажды комсомол направил композитора Александра Морозова к нам в консерваторию. Он - автор огромного количества популярных песен. Но музыкального образования у него не было, поэтому ему было тяжело учиться. Мы подружились. И как-то он сказал: «Знаешь, в чем разница между мной и тобой? Ты человек хорошо обученный, а я - талант». Я говорю: «Саша, а что такое талант?». - «Ты пишешь музыку сложную, требующую подготовленного слушателя. А я пишу простые песни, их слушают и поют все люди Советского Союза. Ты так не сможешь». Меня это задело. Мы поспорили на две бутылки коньяку, что я напишу песню, которую будет петь весь советский народ. Спор был в 85-м, и с этого года можно отсчитывать мою историю как композитора в жанре эстрадной песни. Хотя первая моя работа была уже в 82-м году - я оканчивал училище, поступал в консерваторию, тогда же я женился, и получил первый заказ - спектакль в Александринском театре. А с Сашей мы встретились в 88 году на «Песне года». Я пел «Билет на балет». Я к нему подошел: «Саша, а помнишь, мы с тобой спорили на две бутылки коньяку? Ну-ка, неси!». И мы тогда в гримерке после съемок эти две бутылки с таким удовольствием распили в компании артистов!
- Так вы женились на первом курсе? Интересно! А где вы познакомились со своей женой?
- Я с Мариной познакомился на третьем курсе училища. Каждую осень у нас проходили композиторские концерты, к одному из которых я подготовил сочинение под названием «Белорусские песни». Я ездил в фольклорную экспедицию в отдаленные деревни Белоруссии, где жили бабки, помнящие календарные песни. Я брал за основу эти песни, а дальше включалась композиторская фантазия. Это произведение должен был исполнять хор и оркестр. Я бегал по студентам и с каждым лично договаривался. Марина пела альт. После концерта мы с ней познакомились и стали встречаться. Кончилось это свадьбой. Мой знакомый Марк Евгеньевич Тайманов, гроссмейстер, который еще и замечательный пианист, про нас с Мариной сказал: «Молодые так сильно любили друг друга, что у них ребенок родился через шесть месяцев после свадьбы, а не через девять».
- Наверное, нелегко было учиться и содержать семью…
- Конечно. Я понимал, что 40 рублей стипендии, на которые я один мог прожить, на двоих, а через несколько месяцев и на троих, не хватало. Поэтому учился и работал. Делал аранжировки многим композиторам. Мне платили 40 копеек за такт партитуры. Я очень любил вальсы. Потому что «мбап-пап, мбап-пап, мбап-пап, мбап-пап» - уже рубль шестьдесят. (Смеется). Иногда я умудрялся в день делать 400 тактов партитуры. Это невероятный труд. Я садился в шесть утра и сидел приблизительно до двенадцати ночи с лупой, остро отточенным карандашом и линейкой. Но после такого рабочего дня двое суток надо отходить. Ездил играть на свадьбах в Белоруссию и на Украину. Приезжал, брал в аренду инструменты у друзей и на трое суток отправлялся играть и петь. По тем временам после этого мы месяц могли жить.
- Сын не пошел по вашим стопам?
- Нет. Раньше, когда мы еще жили в городской квартире на Горьковской, я, перед тем, как пойти в студию, говорил: «Антош, я сейчас иду работать. Посиди со мной. Сейчас нет ничего, а через несколько часов будет звучать музыка, интересно же, как это делается». Он посидит минут пять: «Пап, я пойду». Я его не заставлял, раз ему было не интересно. Потому что когда я учился в музыкальной школе, я видел несчастных детей, которые учились только потому, что так хотели их родители. Им это было не нужно. Для них это была пытка. Я для себя тогда решил, что если у меня будут дети и они не захотят учиться музыке, я их не буду заставлять. Поэтому я не стал настаивать. Сын занимается компьютерным программированием.
- Кстати, вы давно переехали в загородный дом?
- Пять лет назад. Этот дом полностью построила Марина. Меня потрясало, когда на стройплощадке я слышал ее голос: «Куда? Я же вам говорила: здесь арматура на 16!». Я ее спрашивал: «Марина, ты хоровик-дирижер, откуда ты знаешь, что такое арматура на 16?!». Десятого ноября 2007 года я утром проснулся и сказал: «А поехали жить в дом». Мы поехали. Здесь была только кухня, студия и наверху стояла кровать. Из квартиры мы с собой не взяли ничего, кроме собаки и кота. Та жизнь осталась там. Мы стали с нуля обустраивать дом. Это так здорово! Сейчас у нас есть сад. Думал ли я, что буду радоваться цветочку, который вырос у меня на участке, причем радоваться до умопомрачения!
- Долго ли обычно длится процесс поиска подходящей музыки, когда вы работаете над фильмом?
- Музыка всегда рождается через какое-то сопротивление. Я не могу вспомнить картину или спектакль, над которым бы мне легко работалось. Сочинить можно все что угодно. Но когда ты ставишь музыку на кадр, то понимаешь, что не годится. Музыка в кино должна работать. Она должна создавать атмосферу, настроение, эмоцию и заполнять все дыры. Когда фильм смонтировали и назад дороги нет, выяснилось, что где-то актер не доиграл, где-то перемудрили с монтажом. И все эти дыры затыкаются музыкой. Точно найденная музыкальная интонация способна скрыть недостаток игры актера, неточность монтажа. И наоборот, неточно найденная интонация способна убить гениального актера, великого оператора или режиссера.
- Знаменитая песня «Город, которого нет» была написана специально к фильму «Бандитский Петербург»?
- Да. Я ее очень долго искал. Каждый день с раннего утра и до позднего вечера в течение нескольких месяцев. Сочинялось все что угодно, только не то, что надо. И вдруг, какие-то три-четыре ноты, и я почувствовал: «По-моему, то». А дальше дело техники. Регина Лисиц, мой друг, соавтор, написала стихи. Сочинили песню. Показал ее Владимиру Бортко, она ему сразу понравилась. Честно говоря, я думал, что кроме фильма эта песня никому не будет нужна. Но ошибся. Когда вышел фильм, я стал получать письма со всего мира, они приходили мешками. Одна женщина из Израиля написала, что хочет отлить мне памятник из золота в натуральную величину. Тут я не удержался и ответил: «Если вы такая альтруистка, склонны к такому роду экзальтированному меценатству и вам некуда девать деньги, то, пожалуйста, не занимайтесь ерундой, не отливайте памятник, лучше пришлите их мне, я применю их во благо, музыкальных инструментов куплю себе вволю». (Смеется). Тогда период был тяжелый.
- В связи с юбилеем хочу спросить: вы бы поменяли что-нибудь в своей жизни, если могли?
- Знаете, если бы была возможность пережить жизнь заново, зная все то, что знаешь сейчас, я бы согласился ради двух вещей. Первое, я бы в школе с невероятным усердием учил иностранные языки, все сразу: английский, немецкий, французский, испанский, португальский… (Я изучал немецкий.) Когда стану старым, напишу книжку об этом. Это будет бестселлер. У меня по немецкому стоит пятерка, но я не знаю и двух слов. В училище и консерватории я не занимался им вообще. Мне не хватало суток на музыку, поэтому никакие тексты я не переводил. Сейчас жалею. И второе, я бы с детства учился играть на многих музыкальных инструментах: на флейте, саксофоне, скрипке, гитаре. Я на гитаре бренчать умею, но играть сложную фактуру - нет. А вообще, я ненавижу дни рождения и юбилеи. Мне только ленивый не звонил с предложениями, как устроить юбилей! Не хочу! В этом году у Макса Леонидова был юбилей. На концерте мы с Колей Фоменко стояли за кулисами. Коля смотрит на сцену и говорит: «Ты представляешь, ему - полтинник. Ты укладываешь себе это в голове? Ему - полтинник!» и показывает рукой на сцену. Я говорю: «Коль, ну что ты клешней машешь, а тебе-то сколько?». «А мне 49!». Двадцать лет назад мы отмечали. Но мне было тогда 30. А сейчас мне хочется выть. Это было праздником до тех пор, когда первая цифра двузначного числа была три. Когда она стала больше трех, это перестало быть праздником.