«Отец нам, детям, казался грустным»

Ивонна Кальман, дочь великого композитора и короля оперетты Имре Кальмана, рассказала «НВ» о своем отце и о его представлениях о России

Имя Кальман относится к той прекрасной эпохе, когда музыку исполняли оркестры (не группы и ВИА), на сцене пели классическим вокалом (а не срывались на крик и не переходили на шепот), вместо песен были арии, а оперетта была невероятно, просто невообразимо популярна.

– Госпожа Кальман, ваш отец никогда не был в России?

– Он очень хотел, но не получилось. Вы знаете, у него было свое представление о вашей стране. Может быть, немного наивное. Об этом можно судить хотя бы по оперетте «Принцесса цирка», там действие происходит в Петербурге, в одном из многочисленных дворцов. Балы, светская жизнь, аристократы – такой он представлял себе Россию.

– А вы знаете, что в русских постановках этой оперетты герои получали другие имена, не русские? Например, графиню звали у нас Элеонора, Сюзанна, а в фильме ее назвали Теодорой вместо странного имени Федора, которое не подходит даме аристократического происхождения. Но от этого историю про мистера Икс в нашей стране любить меньше не стали.

– Я видела советские картины по опереттам моего отца. Они чудо как хороши! Особенно тот черно-белый фильм…

– С Георгом Отсом.

– Бесспорно, это лучшая из экранизированных оперетт Имре Кальмана во всем мире. Мне очень приятно, что эту музыку любят в России до сих пор. Недавно мне кто-то прислал ссылку на YouTube, где одну из арий поет ваш молодой певец Дима Билан. И знаете, очень недурно поет.

– У Кальмана – что ни ария, то, как сейчас бы сказали, шлягер! Эту музыку знают все…

– Нет, не все. В США, если вы спросите у взрослых людей, кто такой Имре Кальман, то, может быть, только несколько человек вспомнят. А молодым, боюсь, и вовсе эта фамилия ни о чем не скажет. Другое время, другие кумиры. Но в Европе, особенно в Венгрии и России, – другое дело. Вчера я была в Театре музыкальной комедии и слышала, как в зале люди подпевали. Спектакли этого театра – лучшие интерпретации Кальмана. Все так интеллигентно! Лучше, чем в Вене! Определенно лучше.

– Юбилейные торжества, посвященные 130-летию со дня рождения Кальмана, прошли недавно в Будапеште, на родине композитора, и в Петербурге. Это был ваш выбор?

– Да. Венгрия – это его родина, он родился в небольшом городке Шиофок, на озере Балатон. А Россия – потому что здесь особенное отношение к его музыке. К тому же я ведь русская! (Эти слова Ивонна произносит по-русски. Довольно чисто, между прочим, почти без акцента. – Прим. авт.)

– Ваша мать, Вера Макинская, – наша соотечественница, родилась в Перми. Она разговаривала со своими детьми по-русски?

– Нет. Жалко, правда? В семье у нас был немецкий язык. Это был родной язык отца и один из языков, которыми в совершенстве владела мама. Она получила хорошее образование. Ее дед был землевладельцем, отец – офицер русской армии. Когда пришла революция, ее мать, моя бабушка, вместе с дочерью бежала из России. Потом маме все-таки позволили снова посетить родину, даже дважды. О матери рассказывать трудно – существует несколько версий по поводу каждого события в ее жизни, и даже не знаю, что – правда, а что нет. Я ведь помню только свои детские ощущения. Мама очень любила моего отца, но при этом она была молодой, полной жизни женщиной в расцвете сил, она была изумительной красавицей. У нее было безупречное чувство вкуса. Ей нравилось устраивать приемы, она любила быть в центре внимания. Ей не очень нравилось в Вене, она хотела жить в Париже, ее тянуло в Монте-Карло – играть в казино вместе с принцами, вместо того чтобы вести размеренную семейную жизнь. А ведь отец был так ревнив! Так что легкой их совместную жизнь назвать было нельзя. Когда папа умер, первое, что осознала моя мать, – с каким великим человеком она жила. Она написала о нем книгу воспоминаний, назвав ее строкой из известной арии (в русском переводе «Помнишь ли ты?». – Прим. авт.). Мама учредила Фонд памяти Имре Кальмана и до конца своих дней была его председателем.

– А отец вам каким запомнился?

– Тихим и спокойным. Заботливым. Добрым. Он всегда был задумчивым и нам, детям, он казался грустным. Сейчас-то я понимаю, что он просто был погружен в себя, возможно, к нему приходили какие-то мелодии. Чувства моего отца были полностью отданы музыке, она была его языком. При этом у него было замечательное чувство юмора. Он был сентиментален и очень застенчив с малознакомыми людьми. Любил природу. Обожал вкусно поесть, особенно сладкое.

– Вы младшая из детей в семье?

– Отцу было 55 лет, когда я родилась. Только не высчитывайте, сколько мне лет. Терпеть не могу говорить о своем возрасте. Когда вижу эту цифру, не понимаю, как это могло произойти!

– В детстве вас заставляли заниматься музыкой?

– Нас, детей, не заставляли делать ничего. Не ругали, не наказывали. А к музыке у меня, к сожалению, способностей не оказалось. Меня сажали за пианино, но… Мои инструменты – это iPhone 5 и laptop (то, что в России называют «ноутбук». – Прим. авт.). Я с удовольствием общаюсь по интернету со множеством людей, это, собственно, и есть моя жизнь. Вот. А от матери я унаследовала любовь к светским приемам, только в мое время это называется «вечеринки». Мне нравится водка! Моя мама тоже очень ее любила. Мы могли с ней пить водку целый день! Еще люблю водить автомобиль, как мама. Когда во время войны мы переехали в США, у нас был «кадиллак». Всей семьей мы ездили в путешествия. Отец за руль не садился. Ему не слишком нравилась мамина манера водить, они спорили. Папа был со своей неизменной сигарой. Меня укачивало, а от табачного дыма все время тошнило. Но я, хоть и была маленькая, терпела, потому что не хотела прерывать путешествие.

– Как сложилась судьба ваших брата и сестры?

– Брат пошел по стопам отца. Тоже композитор и сделал на этом поприще карьеру. Хотя мой отец этого не хотел – он говорил, что жизнь композитора слишком трудна: «Тебе придется писать не ту музыку, какую хотел бы слышать ты, а ту, которую хотели бы слышать другие». Чарльз живет в Ницце. Мы с ним видимся, но редко. Сестра Элизабет стала художником. Она, к несчастью, уже ушла из жизни. Мой муж, он был художником, умер три года назад. Ни у кого из нас детей нет. Так получилось.

– О…

– В свое время я думала, что не смогу стать ответственной матерью. Боялась не дать ребенку то, что дали мне мои родители. А потом было уже поздно. Мои дети – это мои собаки…

– О?!

– Да-да. У меня живет сейчас пятнадцать собак, и я всех их одинаково люблю. Уезжать от них – все равно что оставлять детей. Если вы думаете, что мои собаки породистые, то ошибаетесь. Я их подобрала на улице, облезлых, голодных, больных. Свой дом в Пуэрто-Вальярта (знаменитый курорт в Мексике на берегу Атлантического океана. – Прим. авт.) я называю «Собачий дом».

– По-русски немножко смешно звучит.

– Шутка. Я сама спроектировала и декорировала свою виллу. Шесть этажей. Сад. Прекрасный вид на залив. Правда, сейчас виллу сдаю, а мы все – я, собаки и прислуга – живем в большой квартире. У моих животных счастливая жизнь – им обеспечен постоянный уход, их кормят, поят, моют и выгуливают. Я помогаю содержать несколько приютов для бездомных животных. В Мексике очень плохо относятся к животным. Много собак и кошек живут на улице и погибают. В России ведь не так?..

…Мы еще поговорили о собаках, о путешествиях в разные страны, о пельменях и варениках, до которых наша гостья оказалась большая охотница, и госпожа Кальман вежливо простилась. Ей нужно было отдохнуть перед вечерним концертом.

В Театре музыкальной комедии давали «Кальман-гала», грандиозное представление из самых известных арий композитора. Ивонна растрогалась. «Я ничего лучше в своей жизни не видела! – обратилась она к зрителям, и голос ее дрожал. – Спасибо вам. Мой отец и подумать не мог, что его музыку будут исполнять так долго…»

между тем…

Русскую эмигрантку Веру Макинскую Имре Кальман, уже известный композитор, впервые увидел в берлинском театре «Метрополь». Вера Макинская вспоминала:

– Я стояла рядом с Кальманом, и он спросил, кто я. Русская, – сказала я. На что он воскликнул: «Господи, что за участь – с таких лет скитаться на чужбине!»

Через два года они встретились в Вене, в одном из кафе. Вера, танцовщица в баре, жила очень трудно. В кафе приходила, чтобы познакомиться с каким-нибудь богатым господином, который, возможно, поможет ей выжить. Симпатичный мужчина, привлекший ее внимание, показался ей банкиром.

– Да это же сам Кальман! – просветили ее подруги. – В Вене ставят его новую оперетту.

Они оказались вместе в гардеробе. Девушку не хотели обслуживать первой, и Кальман вступился за нее. Она поняла, что это – единственный шанс.

– Может, у вас найдется маленькая роль для меня? – спросила она. – Я была бы счастлива – хоть статисткой!

Роль нашлась. ...Они обвенчались, когда девушка забеременела. После рождения сына она, конечно, оставила мечты о карьере артистки, став музой Кальмана на всю оставшуюся жизнь. Ей композитор посвятил одну из своих лучших оперетт – «Фиалки Монмартра». Вера Макинская умерла в возрасте 92 лет. Похоронена в Вене, рядом со своим знаменитым мужем.