«Мои африканские корни изредка проявляются»

Молодой дирижёр Алексей Ньяга служит в Михайловском театре и Детском музыкальном театре «Зазеркалье», а также преподаёт в регентском классе Духовной академии и является регентом хора в храме Святого Великомученика и Целителя Пантелеимона. Знакомые порой пытаются убедить Ньягу в том, что в наше коммерческое время, когда нужно уметь себя выгодно продавать, было бы уместно ему использовать свой необычный для россиян облик и сделать из него так называемую «фишку». Считается, что если выйдет к оркестру темнокожий и начнёт дирижировать русскую музыку, то это будет такой контраст, который, несомненно, вызовет интерес.

– Я рос в тепличных для музыканта условиях, – рассказал Алексей Ньяга корреспонденту «НВ». – Сначала была музыкальная школа по классу фортепиано, потом – Хоровое училище имени Глинки. Однако я был не очень усидчивым, поэтому понимал, что вряд ли стану пианистом. Но как только нам стали преподавать дирижирование, я серьёзно задумался о будущем. Правда, в училище больше хотел казаться хорошим дирижёром, чем быть им на самом деле. А вот уже обучаясь в Консерватории специальности «хоровое дирижирование», поверил в то, что имею право быть в дирижёрской профессии. Через несколько лет вновь поступил в Консерваторию на тот же факультет, но уже на кафедру оперно-симфонического дирижирования. Профессия дирижёра предполагает, что он должен находиться над личными предпочтениями и настраивать себя на то, что может полюбить и продирижировать разную музыку, даже если изначально она ему не очень близка.  

Музыкант попробовал себя не только за дирижёрским пультом, но и на вокальном поприще. Когда его друг Юрий Бородин организовывал вокальный квартет «Feel’армония», то предложил своему однокласснику и однокурснику сотрудничество.

– Я отнёсся к предложению без энтузиазма, но принял его, и в итоге приобрёл положительный опыт, – продолжает музыкант. – Дирижёры стоят к публике спиной, а тут мне пришлось повернуться лицом. Это другие ощущения, другая ответственность (не большая и не меньшая, но другая). Во многом я себя преодолел. Но всё равно в определённый момент нужно было что-то выбирать, и я сделал выбор в пользу своей основной профессии, а вокальный опыт остался в прошлом.

Ещё одно направление деятельности Алексея Ньяги – церковное пение. В 16 лет Алексей, желая быть финансово независимым, решил подработать в храме, хотя на тот момент не знал ни одной молитвы. Но, оказавшись на клиросе, ощутил появление в своей жизни второго дома. 

– Я стал ходить на службы, через неделю понимал «каркас» богослужения, через месяц стал свободно ориентироваться в текстах и через пару месяцев мог сойти за неплохого певчего, – признаётся  Ньяга. – Помню, как на меня торжественно возложили подрясник. О большем я и не помышлял. Но в определённый момент был назначен регентом и до сих пор несу это послушание. Правда, теперь всё меньше времени остаётся на регентские дела.

Каждое лето Алексей Ньяга пытается в своём напряжённом графике найти время, чтобы хоть на несколько дней съездить на остров Коневец, в Коневский Рождество-Богородичный монастырь. Там он тоже поёт в церковном хоре. 

Судя по всему, русское в нём преобладает. А как же африканские корни?

– Они запрятаны где-то очень глубоко и лишь изредка проявляются, – утверждает Алексей Ньяга. – Всё-таки я россиянин, хотя мой отец из Гвинеи-Бисау. Он в 70-х годах приехал учиться в Ленинград, здесь встретил мою маму, они поженились. Сначала родилась сестра, а потом и я. Предполагалось, что мы всей семьёй уедем на Чёрный континент. Но, как рассказывала мама, я заболел, и сроки переезда отложились. Папа с сестрой уехали, а мы остались здесь до моего выздоровления. Но потом на отцовской родине случился переворот, из-за чего произошёл разрыв дипломатических отношений с СССР. Сестра лишь через шесть лет вернулась в Ленинград, а отец так там и остался. Так наши связи оборвались. 

И только совсем недавно мы вновь нашли друг друга. Частенько общаемся по скайпу, но «живьём» пока что не встретились. Отец теперь живёт в Португалии. Я рад, что без всяких потрясений произошло такое обретение. Может быть, в детском или юношеском возрасте оно было бы болезненным. А сейчас, когда мне 33 года, общаемся, как будто всегда были рядом. Русский язык папа не забыл, хотя говорит, конечно же, с заметным акцентом, путая падежи, окончания, ударения. У меня с детства было ощущение, будто наша семья не имеет корней. Отца я не знал. А мама, уроженка Ярославской области, – воспитанница детского дома, и никаких родственных связей у неё не сохранилось. То есть у меня не было бабушек и дедушек, и в этом плане я завидовал другим своим сверстникам. 

Алексей не упрекает отца за то, что тот не остался в Союзе.

– Вряд ли ему было бы здесь уютно, всё-таки он человек другой ментальности. Мама к этому отнеслась с пониманием. А для нас в итоге благом оказалось то, что здесь остались. Случилось то, что случилось. Так уж Господь распорядился. У нас теперь уже свои семьи. Сестра живёт в Финляндии, воспитывает двух очаровательных малышек. У меня чуть больше года назад родилась дочь Агния. Отец о своей личной жизни не распространяется, а я и не выспрашиваю его об этом. Пока что не время. Если захочет, потом расскажет сам. Знаю только, что у него есть дочь, то есть наша сводная сестра. Вообще, у нас с отцом друг к другу нет никаких претензий. Надеюсь, что встреча наша произойдёт в скором времени. Мы с женой уже наметили летний отпуск в Португалии. Так что папа сможет увидеть и одну из своих внучек.