«Большинство гонщиков – туристы»

Петербургский автогонщик Борис Гадасин рассказал «НВ» об участии в ралли «Дакар» и вспомнил свою самую серьёзную аварию

Российская гоночная команда G-Force Motorsport впервые приняла участие в знаменитом ралли-марафоне «Дакар», прошедшем в январе в Южной Америке (уже несколько лет самая популярная гонка проходит из-за сложной политической обстановки не в Африке, а на другом континенте). Первый блин не вышел комом – экипажи Васильев – Евтехов и Гадасин – Кузьмич прошли все 14 этапов и по итогам гонки заняли 16-е и 21-е места в абсолютном зачёте, а Васильев и Евтехов стали лучшими среди дебютантов. Вернувшись в Петербург, пилот, идейный вдохновитель и создатель команды Борис Гадасин ответил на вопросы «НВ». 

– В детстве я занимался музыкой и математикой, но ноты и цифры стали никому не нужны в 1990-е. Поняв, что в новых условиях надо как-то зарабатывать, я стал перегонять машины из-за границы и продавать их здесь. Любовь к технике была всегда, в школьные годы разбирал и собирал мопеды, мотоциклы. Однажды купил Land Rover, проверил в условиях внедорожья и влюбился в него. Моя первая настоящая гонка – это 1995 год, любительский ралли-спринт на джипах в Петербурге. Первый раз в России проводилось подобное соревнование, и я его выиграл. Потом выиграл второй раз, третий – так и затянуло. Только в 2007–2008 годах я перестал ездить в трофи-рейдах, потому что почувствовал, что упёрся в потолок, поскольку серьёзных международных соревнований в них нет, а в России я выиграл всё, что было можно. 

– В этом году вы впервые приняли участие в знаменитом «Дакаре».

– «Дакар» – это, наверное, самое известное соревнование в мире автоспорта, собирающее максимально сильный состав участников. Кроме того, это самая длинная гонка: от старта до финиша 8,5 тысячи километров, из которых 4–5 тысяч, что называется, «боевые». Это серьёзное испытание и для машины, и для экипажа, и для команды. А ещё это самая дорогая гонка. В этом году «Дакар» был для нас первой ступенью: мы спокойно ехали двумя экипажами, задача была успешно преодолеть все спецучастки, не рисковать, а просто изучить условия, чтобы в будущем выстроить логистику и стратегию гонки. Считаю, что с этой задачей мы справились.

– Вы как-то говорили, что в ралли-рейдах, в том числе в «Дакаре», от России часто выступают бизнесмены, для которых это не более чем хобби и приключение. 

– Не только от России. Порядка 60–70 процентов участников своего рода туристы – богатые люди, которые хотят поставить у себя галочку: «я здесь был, стартовал и может – даже финишировал». Сейчас ситуация меняется, появляются молодые амбициозные команды, в том числе и наша, которые хотят развиваться, бороться за призовые места. 

– «Дакар» удивил чем-то?

– В первую очередь зрителями. Насколько я знаю, ни старый формат «Дакара», когда он проводился в Африке, ни другие гонки не собирают такого количества доброжелательной публики. И в Перу, и в Аргентине, и в Чили нас восторженно встречали, предлагали фрукты, соки, вино. Причём, в отличие от Африки, искренне и безвозмездно. На остановках нас разрывали на части просьбами дать автограф, сфотографироваться, пообщаться. 

– Как вы везли свои машины в Южную Америку?

– Организаторы выкупают паром, примерно месяц он идёт из Франции в Аргентину, откуда мы уже самостоятельно их забираем. На границе Перу с Аргентиной в одной будке сидели таможенники обеих стран и ставили штампы, передавая паспорта друг другу, вся процедура занимала у нас 5–10 минут. Хотя мы были наслышаны, что таможенные отношения между южноамериканскими странами не самые простые, постоянно идут какие-то «продуктовые войны» и на границах серьёзный контроль, но мы проходили их со свистом. 

– Машину для «Дакара» вы собирали самостоятельно – это чтобы максимально подстроить её под себя или из соображений экономии?

– Есть стандартный путь – купить машину западной сборки. Я тоже так делал и выигрывал международные соревнования, но в 2009 году понял, что это тупик. Если мы хотим дальше развиваться и бороться за высокие места с заводскими командами, то нужно делать что-то своё. Мы взяли за основу «Ниссан», на котором я долгое время выступал, и постепенно, года за три с половиной, перебирая его комплектующие, поменяли почти всё и получили свою машину.

– Какова цена вопроса, чтобы хотя бы просто дойти до финиша?

– От 100–150 тысяч до полутора-двух миллионов евро. Машина, способная доехать до финиша, обойдётся минимум в 300–350 тысяч евро. Хотя никакие деньги не гарантируют успешного выступления, и даже заводские команды не раз терпели неудачи на «Дакаре». 

– Главное требование к машине – надёжность, и только потом уже скорость?

– Для тех, кто хочет просто доехать до финиша, медленно и печально, и не претендует на место выше тридцатого  – да, нужна «неубиваемая» машина с запасом прочности, которая будет прощать их ошибки. Если же есть задача бороться за двадцатку, то должен быть симбиоз надёжности и скорости. И чем больше мы приближаемся к высоким местам, тем большую роль играет именно скорость. 

– Сколько механиков было с вами?

 – Так как это было для нас первое, ознакомительное участие, мы старались не раздувать бюджет. Каждую машину обслуживали три механика, электрик, агрегатчик и технический директор. На две машины получилось 9–10 человек персонала. 

– По ходу гонки были происшествия?

– Нет, и я даже сам этому удивился. Один раз попали в яму глубиной и шириной метра в полтора, когда ехали за Эдуардом Николаевым – победителем соревнования среди грузовиков. Он-то её перепрыгнул на своём КАМАЗе, оторвав, правда, четыре амортизатора, а мы по его следам вырвали колесо. Вот там мы прилично встряхнулись, потому что удар был жёсткий. 

– Правда, что вы сами никогда не выступаете штурманом, потому что вас укачивает?

 – Да, это не шутка. Меня ещё с детства страшно укачивало в автобусах, даже если книжку читал. До сих пор из-за этого могу ездить только за рулём.

 – Успешное выступление в «Дакаре» можно как-то разложить на проценты: столько-то на предстартовую подготовку, на машину, штурмана, пилота?

– Большой процент нужно отвести на удачу. За свою долгую карьеру я не раз видел, как какой-нибудь копеечный болтик ломается и ставит крест на гонке, к которой ты готовился несколько месяцев. 

– Как строите отношения с соперниками?

– Ралли – это неконтактный вид спорта, и соперничать приходится не столько с гонщиками, сколько с трассой и условиями. Да, у нас есть определённые соперники, с которыми мы не разговариваем, но таких очень мало. В своё время «Фольксваген» жёстко ото всех отгораживался и никого не пускал внутрь своего мирка, в остальном же в ралли царит достаточно открытая атмосфера. 

– Гонщик Михаил Алёшин в интервью «НВ» рассказывал, что однажды конкуренты заперли его в служебном помещении за полчаса до старта. У вас такое не случалось?

– Ничего подобного, к счастью, не было (смеётся). На «Дакаре» всё прошло на удивление ровно и даже по-семейному, практически без нервов. Из более ранних стартов вспоминается авария на «Шёлковом пути»-2010. Тогда в нём ещё участвовал «Фольксваген», и все остальные команды заранее поднимали руки и говорили: «Мы хотим быть первыми после немцев». Мне эта логика была совершенно непонятна – нельзя быть первым после кого-то, ты или первый, или нет. Перед стартом журналисты спросили у Карлоса Сайнса (знаменитый испанский автогонщик, двукратный чемпион мира по ралли. – Прим. ред.) ожидает ли он конкуренции со стороны кого-то из местных гонщиков. Он посмеялся и сказал, что ребята, конечно, хорошие, но бороться за победу пилоты «Фольксвагена» будут только между собой. Началась гонка, и на первом же этапе я их обогнал. После этого все пилоты и руководитель немецкой команды пришли к нам знакомиться, а затем после каждого старта следили за нашим выступлением. Было очень приятно, потому что мы приехали совсем скромным составом: два механика, одна техническая машина, и всё, при этом смогли навязать борьбу серьёзной заводской команде. 

 – Вы упомянули аварию на ралли «Шёлковый путь»…

 – Кончилось всё довольно печально. На пятый день я боролся с одним из пилотов «Фольксвагена», мы мчались по полю на скорости 170 километров в час, и вдруг наша машина попала в яму и 12 раз перевернулась. Это была моя единственная, надеюсь, последняя серьёзная авария в карьере. 

 – Сломали что-то?

 – Машину. Я отделался переломами двух рёбер. Причём сломал их сам себе – рукой, когда кувыркался. Через три недели уже поехал на следующую гонку.