Сергей Гармаш: «Начинаешь любить себя – уходи»

Знаменитый актёр делит себя между театром и кино в пропорции пятьдесят на пятьдесят

Сергея Гармаша его театральный, и особенно кинематографический, бог не обидел. Он нарасхват. Плотно занят в театре, причём служит в московском «Современнике» без малого три десятка лет. Много снимается, и все его работы в кино, по самому скромному определению, заметные. Предложений много, потому что где Гармаш, там нет ни намёка на фальшь, там есть правда жизни и тончайшая, на нюансах, игра. Бывает, что его утверждают на роль без всякого кастинга: как, например, Никита Михалков в фильме «12».

– Сергей Леонидович, каждый год выходит несколько фильмов с вашим участием. Вы снимались у Валерия Тодоровского, Сергея Соловьёва, Станислава Говорухина, Павла Лунгина, Никиты Михалкова, Анджея Вайды… Словом, этот звёздный список можно продолжать долго. Вы выбираете режиссёра? Или роль? Или…

– И режиссёра, и роль. Сейчас вот занят в сериале, называется «Гетеры майора Соколова», который снимает прекрасный режиссёр Бахтияр Худойназаров. Всю жизнь мечтал сняться у него, и вот наконец сошлось. У меня роль бывшего милиционера. Из таких, как он, НКВД создаёт спецгруппу, и эти спецы маленьких девочек, таких… синичек, превращают в террористок-диверсанток. Я учу их стрелять. Потом этих шпионок отправляют в разные страны. Действие разворачивается в 39-м году, накануне советско-финляндской войны.

– То есть опять роль настоящего мужика. Скажите, а почему в кино у вас почти нет комедий?

– Не знаю, хотя мне комедий тоже не хватает. Жаль.

– В Петербурге 2 и 3 марта «Современник» покажет ваш новый спектакль, который называется «С наступающим!».

– Относительно новый – премьера прошла в канун 2011 года.

– Главные роли в этой новогодней сказке у вас с Леонидом Ярмольником, который вернулся на сцену после большого перерыва. В рецензиях вас обоих называли «хмурыми клоунами».

– Мы с Лёней обозначили этот спектакль как историю из современной жизни, серьёзную, но которая должна быть рассказана смешно. Это мужская история: два друга встречаются, разговаривают, и вдруг выясняется, что они пропустили в жизни нечто важное. Там есть моменты, когда зал затихает, и даже так… немножко (Сергей показывает, как из кармана судорожно достаётся платок и давятся всхлипы. – Прим. авт.), но вообще смеются там много. Больше ничего не буду говорить, потому что неинтересно будет.

– Ещё один спектакль «Современника» с вашим участием, который 7 марта увидят петербуржцы, – это «Пять вечеров», легендарная пьеса и очень… ленинградская.

– Когда мы сделали этот спектакль, то почти сразу повезли его в Петербург и сыграли на сцене БДТ. Слава богу, приняли хорошо. Роль Ильина – очень дорогая для меня роль. Такие роли попадаются в актёрской жизни редко. Александр Володин – автор, один из немногих, ещё из советского времени, который сегодня актуален, может быть, больше, чем даже в своё время. И интересен всем, и молодёжи тоже.

– Наверное, так происходит с литературой, которая на наших глазах становится классикой.

– Согласен, эта пьеса – классика. Удивительная история. До такой степени простая, что непонятно, как до неё раньше не додумались. Конструктивно она сильно отличается от привычной советской драматургии, от обычных завязки-развязки-кульминации. Подумайте – просто пять вечеров, пять кусочков из жизни, и нет, казалось бы, никакого развития, никакого действия, но при этом напряжение необыкновенно сильное.

– Скажите, Сергей Леонидович, вы считаете себя в первую очередь человеком театра или кино?

– Пятьдесят на пятьдесят. Это совершенно разные виды искусства. Общее у них – это драматургия, переодевания, грим, мизансцена. Всё. Остальное – процесс, подготовка, включение, какой-то главный импульс, посыл к работе – всё до такой степени разное, что артист театра и артист кино – это две разные профессии. Я нашёл для себя такую формулу: всё, чего мне не хватает в театре, я нахожу в кино, и наоборот.

– В театре вы получаете максимум удовлетворения – когда? Когда слышите аплодисменты и зрители встают?

– Не очень скромный, заметим, вопрос. Ну… Как определила Галина Борисовна Волчек – когда ты слышишь звенящую тишину. Ты держишь паузу, а зал напряжённо молчит.

– А в кино?

– В кино по-другому. Нет зрителей, нет привычной сцены, ты вообще можешь быть где угодно, это могут быть разные города, и даже разные страны. И всегда разные партнёры, с которыми ты никогда не встречался и, может быть, больше никогда не встретишься. И режиссёр – тоже «не свой», если вы понимаете, что я хочу сказать. Но и в кино настаёт момент, когда ты чувствуешь, что – вот, получилось. Я никогда не хожу к монитору, не смотрю дубли, поэтому не знаю, каким шестым чувством я это ощущаю, но… При этом не факт, что этот дубль в картину войдёт. Но, с одной стороны, ты доверяешь режиссёру, с другой – доверяешь партнёру и потом – доверяешь себе. Бывает, что ты сам знаешь – не режиссёр тебе говорит! – что дубль надо переснять, что ты не достиг планки. И тогда ты говоришь: давайте, ребята, ещё раз, простите, но что-то не то.

– Но ведь вы потом видите свою картину. Вот как в «12» Никиты Михалкова, чтобы мороз по коже…

– Это зрители должны сказать. Не я. Если я слышу от тех людей, которым доверяю, что получилось, то тогда… А вообще-то это опять нескромный вопрос. Нет, но, конечно, «12»… я понимаю, что картина получилась, не дурак же совсем. Вижу, как она сделана. Слышу, как смотрит её зал. Но это не моя заслуга.

– Почему? И ваша в том числе.

– Абсолютно не понимаю, когда актёру начинает очень сильно нравиться то, что он делает. Твоя работа должна нравиться в первую очередь не тебе. Как только ты начинаешь любить себя и строить себе какой-то пьедестал, нужно с профессией заканчивать.

– Вы рассказывали, что актёром стали случайно. Просто хотели поступать туда, где было проще с экзаменами. И мама отнесла документы в Днепропетровское театральное училище.

– Я в то время был на соревнованиях по парусному спорту.

– Ну хоть что-то в детстве предвещало вашу профессию?

– Да нет абсолютно. Всё это тогда было несерьёзно. Однажды в пять лет я прочитал стихотворение Есенина. Мой дядя учил его вслух, а сам возил меня на велосипеде. Вот я и намотал на ус эти строки, ещё быстрее, чем он сам выучил их. Вышел в детском саду и прочитал. С выражением. А строки были вовсе не для детсадовского возраста. Меня воспитательница, красная как рак, вытащила за ухо с площадки. Но, по большому счёту, – нет, не было ничего такого, что указывало бы мне мой будущий путь. Можно, конечно, выдумать что-то, чтобы было поинтереснее, но не буду. У меня было обычное детство в Херсоне: море, яхты, школа, обычные здоровые шалости… Я, кстати, подробно рассказываю об этом на своём творческом вечере, он будет в Петербурге 5 марта.

– А почему в училище вы выбрали специальность актёра кукольного театра? Откуда такая любовь… к куклам?

– Не выбирал. Просто набора на другие специальности в тот год не было.

– Помните свои роли из кукольной карьеры?

– А как же? Я играл Стойкого оловянного солдатика в сказке «Два мастера», играл ещё одну пьесу, но она была плохая – «Звонкий голос молота», так, что ли, она называлась… Я поначалу был очень влюблён в театр кукол, да и потом эта влюблённость не прошла, но тут было одно обстоятельство. Когда поступал, я был небольшого роста, а когда заканчивал училище, оказался на семнадцать сантиметров выше ширмы. И приходилось играть на полусогнутых ногах. Не очень-то комфортно было. Ну а потом, когда уже служил в армии, только тогда я понял, что мне хочется на большую сцену.

– Тенденция последнего времени – составлять списки из ста книг, ста фильмов, на которых нам следует воспитывать нашу молодёжь. Если бы спросили ваше мнение о кино, то…

– Я очень люблю и тоскую очень по нашему доброму хорошему советскому кино. Вот недавно посмотрел «Когда деревья были большими» Кулиджанова и «Странные люди» Шукшина и подумал: боже, как это сейчас современно! И как жаль, что огромное количество молодых людей этого не видели. К сожалению, сейчас на экране стало много такого, что… не следовало бы снимать.  Но мой список не будет очень большим. Начал бы издалека – с Чарли Чаплина. Моё кино – там, где Тарковский, где Шукшин, где молодой Губенко, молодой Михалков… Словом, те фильмы, на которых я вырос. Которые учат быть добрым.