«Где я и где Эйнштейн?!»
Народный артист России Дмитрий Певцов объяснил, почему долго отказывался от роли гениального учёного и не стал вникать в его «теорию любви»
Народный артист России Дмитрий Певцов объяснил, почему долго отказывался от роли гениального учёного и не стал вникать в его «теорию любви»
Хотя в спектаклях родного театра «Ленком» он и поёт, и поёт много, в качестве певца большинство его всё же не видит. А между тем актёр на протяжении ряда лет очень серьёзно занимается музыкой, и то, что он профи и в этой области, Певцов докажет своей новой концертной программой, с которой выступит вместе со стрит-рок-группой «КарТуш» 17 марта на сцене ДК им. Ленсовета. Да, пусть вас не удивляет название «Неожиданно 50» – действительно неожиданно, и действительно пятьдесят стукнет в этом году актёру. Как к круглой дате относится сам Певцов, он наверняка расскажет на своём вечере – помимо хорошей музыки актёр обещает поделиться со зрителями своими размышлениями о том, что его волнует.
– Дмитрий, в вашем исполнении можно услышать и Высоцкого, и Вертинского, и «Романс морских офицеров» из мюзикла «Юнона и Авось», и старинный романс гусара Дениса Давыдова, и композиции Микаэла Таривердиева, и рок-н-ролльные композиции, и жёсткий хард-рок, и акустику. Почему такая эклектика?
– То, что концерт существует в виде такого странного, казалось бы, музыкального пазла, – наша оригинальная «фишка». Но этот репертуар вот таким образом исторически сложился, просто мне нравится любая талантливая музыка, будь то рок-н-ролл или романс, я не скован какими-то предпочтениями, пристрастиями. Вот и в программе соединилось много вещей, которые на первый взгляд не соединимы. Многие песни, которые я пою, что называется, сами меня нашли. Какие-то я исполнил однажды в каком-то концерте, и они остались со мной. Какие-то – песни Высоцкого, Вертинского, Северянина – пришли из моей далёкой юности, школьных лет, когда я их впервые услышал в исполнении друзей моего старшего брата. Часть репертуара сегодня рождается внутри «КарТуша». И в этом, казалось бы, эклектичном «наборе» композиций выражается именно моё отношение и к песням, и к их авторам. Причём из каждой композиции стараемся сделать полноценный мини-спектакль. И, судя по реакции, зрителям нравится – они окунаются в разные эпохи, музыкальные жанры, возможно, открывают для себя новых авторов, а возможно, слышат что-то своё, любимое, и всё это «здесь и сейчас», в течение двух часов.
– Вы принципиально выбрали форму концерта – ведь могли бы поставить на себя полноценный музыкальный спектакль.
– В том-то и дело – и это для меня особенно важно, – на концерте я выхожу именно как «я», Дмитрий Певцов, говорю и пою от себя. Я не закрыт никаким персонажем, режиссурой, никаким драматическим произведением в отличие от того, как это происходит в театре и кино. А «полноценных» музыкальных спектаклей мне хватает. Только этой осенью состоялась премьера мюзикла «Я – Эдмон Дантес», который по мотивам романа Дюма «Граф Монте-Кристо» сочинили Лора Квинт и Николай Денисов, а поставил Егор Дружинин. Надеюсь, когда-нибудь мы привезём спектакль в Петербург. Его и правда стоит посмотреть – получилось всё настолько ярко, оригинально и, как это ни парадоксально, с огромным количеством юмора. А главное, в спектакле есть внятный финал, на который сам Дюма точно махнул рукой, так и не поняв, что же ему делать с Монте-Кристо. В нашем спектакле Эдмон Дантес в конце концов приходит к полной пустоте, к осознанию бессмысленности своих поступков, к пониманию того, что сам он, по большому счёту, никто. Встреча с любимой женщиной разрушает все его гигантские планы, и он лишается возможности получать удовлетворение от акта возмездия, к которому так долго шёл.
– С одной стороны, мы так желаем сильных чувств, а с другой, как заметил Моэм, «бремя страстей человеческих»…
– Я опасаюсь страстей, ведь «страсть» означает «страдание». Православие же говорит о том, что человеку должно жить в радости, а не в страдании. Если тебя посещают страдания, значит, ты неправильно живёшь, значит, ты живёшь не тем, не так и не туда. В жизни страстей лучше избегать и прикасаться к ним, придя в театр на Пушкина, Достоевского или Шекспира…
– Насчёт «радости и страданий». Мы сейчас живём с чувством неудовлетворённости, постоянно сетуем, как всё плохо. Забывая и вольтеровскую мысль о том, что надо жить, «возделывая свой сад», и не умея наслаждаться, как говорил Достоевский, «клейкими весенними листочками».
– Мне трудно об этом рассуждать. История нашей страны – она глубоко трагичная, но и глубоко счастливая. Не надо сравнивать то, как живём мы, с тем, как живут люди на Западе, и страдать: ах, как у нас плохо, какие мы ужасные и страшные. Просто посмотрите статистику самоубийств – самый высокий уровень именно в самых развитых странах Европы. Почему так? Там тоска, люди не понимают, для чего, зачем они живут. Так уж создан человек, что, как бы он хорошо ни жил, если он не имеет радости, не понимает, что такое вечная жизнь, всё бессмысленно. Никакие яхты, дворцы и миллионы с собой в могилу не заберёшь. Тупик. Алексей Ильич Осипов, заслуженный профессор богословия, на подобный вопрос о сравнении России и Европы ответил примерно так (по-моему, кого-то цитируя): «…труп не лечат! Но если есть малейшая надежда, за жизнь ещё живого, но ОЧЕНЬ больного всё равно борются…» Россия пока жива, Господь посылает ей испытания, даёт шанс выжить. А на Западе уже всё давно кончилось.
– Верно, да только отказ от практичности тоже приводит в тупик. Сегодня нельзя существовать, лишь созерцая.
– Безусловно. Но… вы же знаете, Христос говорил: «Живите как птицы, будет день, будет пища», а ещё – «не думай о хлебе насущном». Но здесь надо правильно трактовать, имея в виду «не трать сердце и душу свою на зарабатывание хлеба насущного, заботься в первую очередь о душе, остальное приложится». Да, ты должен кормить себя, семью, но только нельзя убиваться и разрушать свою душу ради благосостояния.
– Дмитрий, как вы пришли к православию?
– Я ещё только прихожу... Трагедия в моей семье повернула мне глаза «зрачками внутрь», очевидно, что-то начало происходить внутри меня, я начал искать ответы на вопросы: «Как?», «Чего?», «К чему?» и «Что с этим делать?»... И сейчас я нахожусь под сильным воздействием лекций профессора богословия Алексея Осипова, он читает лекции в Московской духовной академии и семинарии, выступает на Вселенских соборах. Это человек потрясающей эрудиции, знаний во всех областях жизни, а главное, он удивительно простым и понятным языком доносит до слушателей, что же такое христианство…
– В том-то и дело, что к вере мы приходим не в радости, а в горе.
– А я так скажу: радость – то, что мы вообще приходим к вере.
– Эйнштейн, в роли которого вам только что довелось сняться, называл Библию собранием по-детски примитивных легенд. Но при этом он верил в Бога Спинозы – бога, который проявляет себя в упорядоченной гармонии сущего, а не в бога, которого заботят человеческие судьбы и поступки.
– Кстати, в упоминаемом вами четырёхсерийном фильме, который называется «Эйнштейн. Теория любви» есть сцена, в которой скульптор Конёнков демонстрировал Эйнштейну свою «Лиру Мироздания», на что физик ему заметил: «Слушайте, у меня всё то же самое, но минус Бог…»
– Судя по одному только названию, это фильм, который вовсе не о духовных исканиях и не о научных открытиях великого учёного, а о его романе с супругой Конёнкова. Неслучайно он так и называется: «Эйнштейн. Теория любви». Вас не смутила «жёлтая» окраска фильма?
– Первый сценарий действительно был с этаким «душком». Но, слава богу, Алексей Слаповский (сценарист, писатель. – Прим. ред.) его переписал, и там появилась ирония, юмор и исчез этот «душок».
– А вообще вас не удивило само предложение?
– Очень удивило. И я долго отказывался от этой роли – ну правда смешно: где я и где Эйнштейн?! Но, увидев себя в парике, в гриме, мне ничего не оставалось, как сказать: «О-о-о, секундочку! А что ж, давайте попробуем». Потому что действительно оказалось, я очень похож на него. Для меня это был потрясающий эксперимент, такого рода «опыты» в кино у нас проходили только в советское время. Признаюсь, мне даже неинтересно увидеть, что же у нас получилось в итоге, потому что здесь был важен сам захватывающий процесс перевоплощения.
– Конечно, влюблённый Эйнштейн, пишущий не формулы, а лирические письма, для большинства станет откровением. Там такие сентиментальные строчки вроде: «Я зову на помощь Амура, чтобы уговорил тебя быть ко мне милосердной...» Вы, кстати, их читали?
– Нет. Принципиально. Одно дело попытаться влезть в нутро исторического персонажа вот с таким характером, внешним видом, с таким свободным полётом мысли и чувств. И совсем другое – лезть в частную переписку. Мне кажется, то, что на самом деле думал Эйнштейн, во-первых, мы никогда не узнаем, да и не имеет это никакого значения, для меня по крайней мере. Это его личная жизнь, мне достаточно моей фантазии и своего взгляда на этого человека…