Зачем такому маленькому человеку такой большой космос?..

Сегодня, в День космонавтики, о природе нашей тяги к далёким мирам и внеземным цивилизациям размышляют писатели

Кажется, это было – ну, конечно, не три дня назад, но самое большее три года. Я плетусь в школу каменистой улочкой шахтёрского посёлка, ныне оставшегося в иностранном государстве по имени Казахстан, а навстречу мне ещё более бодрой походкой, чем обычно, спешит отец и, поравнявшись со мной, радостно выкрикивает:

– Человек в космосе!

Он торопится дальше с этой радостной новостью. А мной вдруг овладевает необыкновенно хорошее настроение, и походка моя становится почти такой же бодрой, как у отца.

Надо было знать моего отца, чтобы подивиться: и зачем ему этот космос?.. Мой отец был типичный интеллигент, то есть в любых достижениях стремился видеть прежде всего страдания народа, которому приходится за эти достижения платить. Какой космос, когда больница ютится в бараке; какой космос, когда народ живёт в мазанках; какой космос, когда асфальт наляпан только перед райкомом-исполкомом, одним из трёх двухэтажных зданий в посёлке! Однако этот подвиг и его привёл в восторг.

Это был судьбоносный момент, когда культ победы над врагом можно было конвертировать в культ победы над природой. И мы этот шанс ещё раз профукали – во время нашей либеральной революции. С каким довольством собственной мудростью тогдашние властители дум повторяли, что надо не рваться в космос, а устраивать чистые сортиры. Повторяли: что не продаётся, того и делать не следует. Хотя человек может гордиться, а следовательно, и жить, только совершая нечто небывалое. И подавляющее большинство людей может совершать небывалое лишь вместе со своей страной. «Нормальная», то есть заурядная, страна – это не та страна, ради которой стоит напрягаться, тем более что и сам от неё не получаешь никакого драйва. Драйв дают только страны-чемпионы хотя бы в каком-то виде спорта. А в чём мы сейчас первые?.

..Я однажды попытался заговорить от лица того, кто не был допущен к космическим свершениям: 

«Колючая проволока так навсегда и отрезала меня от этого Эдемского сада. Хотя я, случалось, подобно отвергнутому Ромео, часами бродил вдоль этой оштукатуренной стены, увенчанной бесконечной спиралью Бруно. Будь у них контрразведка поставлена на должной высоте, меня должны были бы трижды арестовать… За этой оградой решались проблемы стабилизации и мягкой посадки космических кораблей, и два однокурсника, большие почитатели моих дарований, пытались всеми правдами и неправдами протащить меня в этот Храм бессмертных, хотя мне уже было отказано, как выразился начальник отдела кадров, «чёрным по белому». То есть хотя и устно, но ясно и понятно.

Однако мои дружки всё таскали и таскали мне возникавшие по ходу их великих дел теоретические задачки, за которые я хватался с такой поглощающей страстью и нелепой надеждой, каких не вкладывал и сотой доли в собственные дела... Мои друзья однажды даже уломали своего начальника, чтобы он побеседовал со мной. Он согласился на эту встречу, наверняка только чтобы отвязаться – а может, и из любопытства: что там за умник, о котором ему столько талдычат?

Я ждал их неподалёку отсюда в столовке с ресторанными поползновениями вроде относительно чистых скатертей и удвоенных цен, и 

он что-то сразу во мне раскусил. Блёкло-кучерявый, мосластый и вместе с тем слегка бабистый, он без спроса взял лежавший передо мной чёрный том Хемингуэя и огласил приговор:

– Читал Хемингуя – не понял ни …я.

Я брёл вдоль поникшей заржавевшей колючки, и мои губы сами собой повторяли: «Всё великое земное разлетается как дым, // ныне жребий выпал Трое, // завтра выпадет другим…»

В своём романе я попытался изобразить драму личности, отторгнутой от великой мечты. Но сегодня в припадке саморазрушительного прагматизма мы отторгли от этой мечты, от мечты о ещё небывалом расширении нашего ареала обитания, уже не одного, не сто и не тысячу человек, а весь свой народ. Мы отняли у своих детей и, может быть, даже у внуков и правнуков возможность стать героями космической эпохи великих открытий, превзойти Колумба и Магеллана.

Власть великой мечты над человеческими сердцами полнее всего выразилась даже не в Циолковском, а в Королёве. Когда глухой чудак-бессребреник, не умеющий жить на Земле, мечтает о полётах в иные миры, это не так впечатляет, для чудаков грёзы их – будничный хлеб. Но когда космосу посвящает жизнь вполне земной парень из стройпрофшколы, умеющий и строить планеры, и летать на них, и ладить с начальством, и управлять промышленной империей, – тут уж мы воочию видим власть неба.

Всё, что перестаёт расти, начинает увядать. Если мы хотим только обустроить Россию в земном комфорте, мы не обустроим и её. Если у человечества не останется грёзы о чём-то ещё небывалом – хотя бы о встрече с со­брать­ями по разуму, – его убьёт скука, как она уже убила Советский Союз.

Узнать свои пределы и примириться с ними – это и есть старость. И для человека, и для народа, и для человечества. Космос – один из очень и очень немногих оставшихся путей, к которым ещё приложимо понятие беспредельности. Не будем же опускать перед собой шлагбаум.

Александр Мелихов, писатель, заместитель главного редактора журнала «Нева»

Существование разумной жизни вне человечества – вопрос неудобный ни для учёных, ни для богословов, ни для политиков. И вообще он неудобен... Интересен же лишь обывателям. Но когда он коснётся их напрямую, те тоже ощутят это неудобство.

Причём вопрос этот не эфемерен. Что прекрасно знают учёные. Если бы был собран реестр доказательств контактов (древних и недавних) с нечеловеческими цивилизациями, он, я думаю, составил бы не один том. Но в науке есть неписаное правило (может быть, оно и аморально, но весьма практично): то, что есть как факт, но научному объяснению не поддаётся, того как бы и нет. Вот и завалены запасники всех музеев странными вещами, которые, займись ими бригада хорошо подготовленных учёных, могли бы поведать о многом. Да только ни один серьёзный учёный в такую бригаду не запишется. Потому что остальное научное сообщество незамедлительно запишет эту бригаду в очередное сообщество сумасшедших и самопиарщиков.

С политикой ещё сложнее. В последние годы всё больше генералов и адмиралов в отставке в своих воспоминаниях рассказывают о невероятные вещах, с которыми им довелось сталкиваться за годы службы. Но внимания на них тоже не обращают – мало ли чем там отставники развлекаются… При этом действующие политики (если то, что говорят отставники, правда) прекрасно обо всём осведомлены. Возможно, «иные» (назовём их так, да не обвинит нас наш постоянный автор Сергей Лукьяненко в плагиате) уже давным-давно вступали в контакт с различными земными правительствами. Хотя это вряд ли. Вот правительства – да. Эти всеми секретными службами должны гоняться за «иными» в надежде получить от них технологии, которые позволят получившим эти технологии доминировать на планете. А «иным» это совсем не надо. (По крайней мере, давайте так считать – так спокойнее.)

С религией – другая история, совсем уж запутанная.

Тысячелетиями утверждается традиция, что «иные» – это или боги, или демоны. Последней точки зрения ещё совсем недавно придерживался выдающийся православный богослов нашего времени отец Серафим (Роуз): «Бесы все ваши инопланетяне, и всё тут». Фактически на той же позиции стоят создатели голливудских блокбастеров и сериалов на эту тему: «иные» – космическое зло, покушающееся на Землю. 

Однако гипотезой «бесов» христианская теология никогда не ограничивалась. Если Господь создал восприимчивых ко благу существ – людей и ангелов, почему бы Ему не создать и других – тоже склонных ко благу, но иных? И если вдруг контакт с «иными» станет реальностью, с которой невозможно не считаться, богословам придётся поработать. Да и не только им: и социологам, и политикам, и…

Хотя лично я тут противоречия не вижу. Да, Вселенная не бесконечна, но беспримерно огромна. В ней миллионы солнц, и вокруг некоторых вращаются планеты. И где в Писании сказано, что на некоторых их этих планет не могла быть сотворена разумная жизнь? Напротив, там сказано: «В дома Отца Моего обителей много…» А если есть целые сообщества разумных существ, наделённых душой, почему бы им не пережить своей встречи с Богом во плоти – пришествия Христа? Или Благовестие приняло там другую форму, но по сути осталось тем же актом космического милосердия.

…Я недавно написал маленький рассказик. Грандиозным галактическим государством, состоящим из множества цивилизаций, управляет вечный монарх. Вечный в том смысле, что в момент смерти предыдущего его «имперский менталитет», знания и опыт переходят к преемнику. Не душа – душа уходит туда, куда ей положено. Потому что вечный император – вовсе не Бог. Потому что Бог больше и Вселенной, и всех её цивилизаций, и императоров.

Павел Виноградов, писатель-фантаст, редактор отдела 

социальных проблем «НВ»