Даниил Гранин: «У меня есть одно правило: сегодняшний день – самый счастливый день моей жизни»

Знаменитый писатель – о власти, любви, пороках человечества, женщинах и петербургской культуре

Даниил Гранин советует жить так, чтобы каждый новый день был самым счастливым в жизни. Ведь в общественной и личной сфере всё так же непредсказуемо, как и в природных катаклизмах, считает он…

– Даниил Александрович, ваш роман «Мой лейтенант» получил в конце 2012 года национальную литературную премию «Большая книга». Почему вы написали его именно сейчас, ведь столько времени уже прошло…

– Потому что я вдруг почувствовал: «Боже мой, каким я стал!» Я любил свою страну, а теперь я её не люблю. Я признавал её власть, идею, коммунизм, а теперь этого нет. Нет всего того, что наполняло радостью. Я бы сегодня не пошёл в ополчение, а тогда пошёл, вырвался.

– Вам кажется, этот роман сейчас актуален?

– Я не думал, актуальна книга или нет. Я хотел поговорить с собой и вспомнить, какой я был. Я хотел встретиться с собой, с тем, молодым. Мы встретились – и не поладили. Я другой, и он другой, я про него не помню уже, а он понятия не имеет, каким я стал. Мы ругались, но мне было интересно. Мне оба и симпатичны, и оба не симпатичны. Но у того была своя красота, своя правда.

– Молодёжь сегодня не всегда однозначно реагирует на примеры жизни из прошлого, даже героического. Почему? Что происходит?

– А чем её привлечь сегодня? Вот вы победили, скажут они, и что дальше? А я был в Германии, и, хотя она проиграла, там жить лучше. Что ж это за поражение, когда там так живут? Это с одной стороны. С другой – когда мы вошли в Эстонию, мы увидели там холодильники, мы, петербуржцы, не знали, что это такое. Мы увидели там машину стиральную: а что это такое? Тогда мы подумали: а зачем немцы к нам пошли войной? Что им надо от нашего колодца?

– Но человеку нужны ориентиры, в том числе из прошлого своего народа. Если не будет позитивных, их место займут фильмы про бандитов…

– Молодёжи надо ориентироваться на себя. А жажда адреналина была всегда. Когда я был мальчиком, мы шли деревней на деревню с колами. И ведь не было вражды – просто для впечатлений. Ничего нового нет. Есть только новые размеры. Раньше ехали на телеге, Пушкин ездил в Москву на экипаже, перекладных, пользовался почтовыми станциями. А сейчас ездят на машинах. Разница есть? Есть. Один быстрее добирается, другой любуется дорогой.

– Многие говорят, что в бедах и необустроенности России виновата власть. При этом о своих недостатках стараются умалчивать. Какая власть нужна России?

– Власть нужна любимая. Но такой не бывает. Чтобы она не вызывала раздражения своей глупостью, нечестностью, враньём. С остальным уже легче смириться.

– А воруют в России почему?

– Потому что в России очень долгое время не было частной собственности. Мы не привыкли уважать собственность чужую, потому что у нас не было своей. Мы всё время жили среди казённой собственности: казённая квартира, казённая земля, всё казённое. У нас почти ничего своего нет. Воровство ещё связано, по-моему, с тем, что у нас нет понятия греха. Нет понятия того, что «нельзя». Мне одна учительница жаловалась, что дети в классе воруют друг у друга. Я спросил, как она борется с этим, и она ответила, что единственное, что говорит детям: «Это нельзя брать». Они спрашивают: «Почему? Ведь у него много всего, а у меня мало». Она отвечает, что брать нельзя, потому что чужое, этого достаточно. Детям ничего больше объяснять не надо.

Мораль ведь вообще состоит из системы запретов. Это отработано тысячелетиями. Чужая жена – запрет, чужой топор – запрет. В мой дом входить нельзя. Такая система на Западе, у нас её нет. У нас она была частично в деревне. Изба, например, в деревне, где я жил, закрывалась просто на петлю, не на замок, системы замков не было. И никто не заходил. Коровы были не общие, но они паслись в общем стаде. Очень много было общего.

– Во времена «Моего лейтенанта» в Европе была особенная власть, власть Гитлера. Сейчас в Старом Свете некоторые страны пытаются пересмотреть его место и роль в истории, устраивают парады. А как вы оцениваете личность Гитлера?

– Мистическая сторона деятельности и жизни Гитлера удивительна. Он же был неудачный архитектор, больной, с эпилептическими припадками и при этом властелин мира. Ведь Германия не Африка, там не шаманы жили. Это Европа. Его обожали соратники. Вся Германия просто вопила. Вот у нас смотрят фильм «Обыкновенный фашизм», но никто не задаётся вопросом: почему его так обожали?

– Кого вы сейчас читаете, какие авторы на вашей книжной полке?

– Мария Варгас Льоса, хороший писатель. Гюнтер Грасс тоже хороший писатель, у него очень хорошие работы. Но стоило ему написать, что он был нацистом, так на него обрушились. Пришёл день, когда ему захотелось в этом признаться. А у нас 20 миллионов сидели в лагерях. Ловили шпионов, вредителей, диссидентов, клеветников. Кто-нибудь из них признался? Я читал мемуары членов Политбюро, и ни один из них не признался, что он принимал участие в массовых расстрелах. Или Хрущёв, как он истреблял на Украине народ, – он ничего не написал. Никто из наших ничего не сказал. А Молотов? А Ворошилов? Я им никому не верю.

– В последнее время все обсуждают смерть Березовского. Говорят, что с его кончиной мы вступаем в новую эпоху. Так ли это? Что нас ждёт?

– Мы никогда не можем сказать, что случится даже в самое близкое время. Прогнозы на ближайшее время, даже прогнозы погоды, оказываются неточными. Тем более такие вещи, как наше общественное устройство. Даже личная жизнь. Но дело не в случайностях. Дело в том, что какие-то закономерности происходят подземно. Так же как мы не можем предугадать извержение вулканов или землетрясение. Кто мог угадать, что падёт Советский Союз? Или что разразится экономический кризис? Никто. Хотя существуют институты прогнозов и так далее. К счастью, жизнь непредсказуема.

– А вы бываете счастливы? Когда?

– Когда меня не беспокоят. У меня есть одно правило жизни, оно заключается в очень простой вещи: сегодняшний день – самый счастливый день в моей жизни.

– Любовь нужна для счастья?

– Это очень важный вопрос, над которым вообще-то надо было бы поработать. Любовь – это состояние временное. Не дай бог, чтобы она была вечной. У кого подольше, у кого поменьше. Она выветривается, потому что подвергается всё время внешним воздействиям, а они бесконечно разнообразны. Мне снизили зарплату, и это не проходит бесследно для любви. Жена не хочет делать аборт, например. То есть любовь всё время подвергается испытаниям. Требуется большая толерантность, устойчивость, масса качеств для того, чтобы её сохранять. У металлов есть такое свойство – усталость. От постоянных сгибов и поворотов металл устанет. Поэтому, когда встречаешь другого человека, там нет никакой усталости ни с той стороны, ни с этой. Думаешь – ну вот, наконец, я отдохну. Чаще всего любовь заканчивается, потому что начинается новая.

Одна любовь на всю жизнь бывает в двух случаях: либо жизнь короткая, либо если ты живёшь в идеальных условиях. А максимально идеальные условия – это когда муж и жена на необитаемом острове.

– Существует ли в реальности идеал женщины или этот образ способен создать только писатель, художник? Какой должна быть женщина?

– Это разговор бесполезный, даже бессмысленный. Потому что я могу назвать какие-то черты у женщины: оптимизм, умение жить сегодняшним днём, целый большой список. А полюбишь при этом совершенно другого человека, и у него, может, совсем этих качеств нет и не было, да и не будет. Что-то есть другое, но об этом и не следует говорить даже. Это то таинственное качество, из которого состоит любовь. Его невозможно определить и не надо определять, это может разрушить чувства человека. К счастью, это остаётся навсегда тайной. Мужчина влюбляется в женщину, а она оказывается стервой, но он всё равно продолжает её любить.

– По Библии через женщину в мир пришёл порок. Какой порок человечества сейчас самый кричащий, по-вашему?

– Самое страшное – это то, что мы никогда не знаем, что человек думает. Мы знаем только то, что он говорит. Особенно характерно для нас, в России, потому что на протяжении нескольких поколений мы учились скрывать свои мысли. Мы прячемся друг от друга.

– Это лицемерие?

–  Это можно назвать лицемерием, но это хуже. Лицемерие – это когда человеку надо притвориться, а потом можно быть самим собой. А я говорю о том, что мы даже не знаем, как быть самим собой. Мы надёжно спрятались от себя самих.

– В культурной жизни Петербурга сейчас происходит что-нибудь интересное, по вашему мнению?

– Мне нравится то, что делают музеи, такие как Русский музей, Эрмитаж, Музей Ахматовой, Музей Достоевского. Я очень люблю Филармонию. Музыка неизменна, поэтому здесь удовольствие почти безошибочно.

– Понравилась ли вам архитектура второй сцены Мариинки?

– Это очень прискорбное зрелище. Понимаете, Гергиев говорит: «Вы ещё не были внутри». Но архитектура находится не внутри, а снаружи.

– А какое ваше любимое место в Петербурге?

– Новая Голландия, арка Деламота, Крюков канал. Они очень романтичны.

– За «Зенит» болеете? Может быть, следите за каким-то видом спорта?

– Я занимался раньше спортом. Бегал на лыжах, ещё занимался плаванием. Сейчас ни за кого не болею. Раньше я болел за «Зенит», но меня он огорчает своими громадными зарплатами. Это уже не спорт, а бизнес. И мне не нравится, что в этой команде не так много ленинградцев.

– Говорят, что журналистам запрещено спрашивать о творческих планах, и всё-таки: над чем вы сейчас работаете?

– Сейчас я пишу про Сад камней. Недавно нашёл запись, которую я делал в Японии, когда экскурсовод мне рассказывал про него, причём рассказывал поспешно. Я пытался всё это записать… Я бы мог, конечно, взять книгу и всё прочитать о Саде камней, но не хочу. А это – моё. И этот Сад камней – попытка создать модель нашей жизни. Это пятнадцатый камень, который никто никогда не видит. Видно всё время только четырнадцать. Пятнадцатый камень – это смысл жизни. Мы никогда ничего не знаем до конца. Сам камень на белом песке – это та природа, которая не меняется. Вся остальная природа изменчива: травы, деревья, цветы. Даже если мы умрём, мы хотим, чтобы что-то оставалось. Если погибнет всё, то погибнет и память.