Как такие люди попадают в органы…

Жестокое убийство, совершённое курсантом МВД, в очередной раз заставило задуматься о системе психологического отбора в ряды российских силовиков

Дело «нового Евсюкова» – курсанта Санкт-Петербургского Военного института Внутренних войск МВД Ильи Комарова, который, по версии следствия, жестоко и беспричинно убил женщину и ребёнка (семью сотрудника ФСКН), сегодня известно в подробностях всей стране. Курсант 4-го курса (то есть уже почти офицер) под надуманным предлогом – якобы у него протечка на потолке – зашёл в соседскую квартиру этажом выше. Что там точно произошло – пока неизвестно, скорее всего, словесная перепалка, но в итоге Комаров ножом убил женщину, причём в стиле маньяков – изрезав её, перерезал горло 12-летнему мальчику, убил даже небольшую домашнюю собаку. Забрал из квартиры ювелирные украшения, спустился к себе, отдал золото подруге, вместе с ней постарался замыть кровь на одежде, обработать порезы на руках. После чего они пошли гулять.

По одной из версий, эта подруга – девушка южных кровей и звезда стриптиза местного масштаба – не раз ссорилась с убитой соседкой и потому могла вольно или невольно подтолкнуть своего сожителя на преступление (мол, ты мужчина, обязан меня защищать и дарить подарки). В таком случае Комаров не просто имел склонность к убийству, но и был легковнушаемым.

Такой тип убийц (которые убивают не за деньги, не из ненависти, мести или страха, а так – без особых причин) опасен именно своей непредсказуемостью. «Случайные убийцы» регулярно будоражат Америку. В России такое бывает намного реже. Зато у нас в этом деле отличился уже второй сотрудник МВД (если первым считать Евсюкова), притом что не столь резонансные инциденты в милиции случаются куда чаще.

В связи с этим вновь (как и после дела майора Евсюкова) возникает вопрос: как в органы внутренних дел попадают лица со склонностью к немотивированной агрессии вплоть до убийства?

Все кандидаты на поступление в полицию, ФСБ, таможню, учебные заведения этих ведомств проходят многоступенчатое психологическое тестирование. Обязательно оно при приёме сотрудника на работу по окончании стажировки, при переходе с должности на должность. Модный в общем тренд. Наверняка по темам тестирования силовиков защищены не один десяток докторских и просто тьма кандидатских диссертаций. Да что далеко ходить – в самом же институте ВВ, где учился Комаров, один из факультетов называется психологическим и даёт выпускникам специальность «психология служебной деятельности». Там тоже преподают и ведут научную работу доктора и кандидаты наук. Которые, согласно известной поговорке, в своём глазу бревна не увидели – то есть в среде своих подопечных не разглядели человека с патологией в психике и сознании. Так что не зря, наверное, срочно приехавший в Петербург главком внутренних войск Николай Рогожкин отстранил от должности начальника вуза, уволил четырёх офицеров – непосредственных и вышестоящих командиров курсанта Комарова (к настоящему времени – уже бывшего курсанта) и ещё двух офицеров понизил в должности.

И это не показательная порка – уволенные и наказанные офицеры действительно обязаны были если и не выявить в среде своих подопечных «морально неустойчивого» кадра (это всё же малореально), то хотя бы заподозрить его, а значит – направить на дополнительное тестирование, проверки. Прохлопали – вместе со всем штатом психологов, психиатров, операторов детекторов лжи и прочей учёной братией.

Мы поговорили с некоторыми специалистами, знакомыми с методиками психологического тестирования. Они заверяют, что «случайных убийц» не бывает – обязательно есть какие-то признаки, позволяющие определить, что с психикой у человека не всё в порядке. И что существующие методики тестирования позволяют это выявить. С одной только оговоркой – если проводить их не для галочки, не для получения дополнительного заработка, в общем, не так, как тестировали курсанта Комарова.

компетентно

Людмила Ясюкова, кандидат психологических наук, доцент, руководитель лаборатории социальной психологии СПбГУ:

– Курсанты каждого «силового» вуза проходят психологические тесты. Они это делают обязательно, поступая в вуз и покидая его стены. Но за годы учёбы личность под воздействием среды меняется, деформируется. Поэтому не удивительно, что преступление совершил четверокурсник, – за четыре года учёбы он мог претерпеть конкретную личностную деформацию. Жаль, что это упустили те, кто его курировал, – педагоги, командиры. Вполне вероятно, что деформацию личности не смогли выявить и тесты, которые курсанты по идее должны проходить каждый год. И это должно быть не формальное тестирование с открытыми вопросами, на которые отвечают «да» или «нет», а комплексное глубокое тестирование, которое сможет вскрыть поведение личности в той или иной ситуации. Проблема в том, что многие тесты, которые применяются в военных вузах, способны выявить эмоциональную неустойчивость, несдержанность, но они не определяют логическую неустойчивость, которая приводит к осознанным правонарушениям. И даже тот факт, что в этом вузе есть научно-исследовательский отдел по исследованию социально-психологических проблем ВВ МВД России, ни о чём не говорит. Вспомните известную поговорку: «Сапожник без сапог».

Александр Титов, доктор педагогических наук, психолог:

– Не исключено, что у подозреваемого в убийствах курсанта попросту сработал «комплекс отличника», ведь, как стало известно, он учился успешно. В военных вузах нет культа учёбы, и «отличник» отнюдь не находится в центре внимания сокурсников, скорее, наоборот – он становится белой вороной, изгоем. Зачастую это выливается в конфликты с окружающими, сокурсниками, комсоставом. В результате курсант уходит в себя, замыкается, а значит, нуждается в психологической помощи. Возможно, в данном случае юноше не уделили в нужный момент должного внимания и из-за пустяка он сорвался, а срыв вылился в жуткое преступление.

Статистика говорит, что за год по России только солдатами, проходящими военную службу, совершается несколько тысяч (!) преступлений. И это не случайность. Как, например, психологи тестируют призывников, ребят, которым доверят боевое оружие? Не понаслышке знаю, что военные психологи, сидящие в медкомиссии, с ними даже не разговаривают, я уже не говорю о тестах – все проверки сводятся к проверке неврологом рефлексов молоточком по коленкам. И всё! А что творится у будущего солдата в голове – никто не знает. Так же и с военными курсантами. Словом, совершённое преступление – это результат целого комплекса проблем, которые не решить одними психологами и тестами.