Эмир Кустурица: «В Голливуде научились приручать даже очень большие таланты»

Знаменитый сербский режиссёр утверждает: то, чем фабрика грёз кормит киномир, смотреть опасно

Его режиссёрские работы любимы зрителями разных стран, они отмечены наградами крупнейших кинофестивалей, в числе которых две каннские «Золотые пальмовые ветви». А ещё он – известный рок-музыкант. И интереснейший – во всех отношениях – собеседник. И жаль, что в нашем разговоре во время последнего визита Эмира Кустурицы в город на Неве удалось лишь незначительно выйти за рамки одной темы…

– Эмир, в течение нескольких последних лет, приезжая в Петербург, вы рассказываете о своей идее снять картину по мотивам «Преступления и наказания», перенеся сюжетные линии в наше время. Но картины всё нет и нет, и создаётся впечатление, что вы охладели к этому замыслу.

– Вовсе нет, не охладел. Понимаете, снять фильм чуть сложнее, чем рассказать о нём (улыбается). У меня есть несколько отличных идей для будущих картин, и одна из них – идея фильма «Мой дорогой Фёдор». Так как снимать этот фильм нужно только в Петербурге, то, приезжая в ваш город (а я это делаю всё чаще), бродя по улицам и набережным, заходя в музеи, я начинаю верить, что сейчас встречу Достоевского, Пушкина, Гоголя. Начинаю усиленно думать о своём проекте, говорить, размышлять, но потом меня захватывает круговорот других дел и проектов. И всё же картину, навеянную «Преступлением и наказанием», никто не отменял, у меня есть внутренняя уверенность, что я всё-таки сниму её. Это очень важный для меня проект. Ведь Достоевский – мой любимый писатель, мой духовный учитель. И на роль Раскольникова приглашу русского актёра. Пока же я поглощён фильмом, за который примусь этим летом. На главную женскую роль я пригласил Монику Беллуччи, причём займусь не только режиссурой, но и сам сыграю главную мужскую роль. Это история монаха, история человека в трёх разных временных периодах – до войны, во время войны, а третья история – как этот человек стал монахом…

– В своё время много писали о том, что вы будете снимать вместе с Алексеем Балабановым картину про юность Сталина…

– Балабанов действительно познакомил меня с замыслом именно такого фильма, когда зимой приехал на мой фестиваль. Идея, конечно, очень интересная, но я тогда не совсем понял, зачем Балабанову ещё и я. Он бы сам отлично справился с этой историей. Но я не отказал ему, взял паузу…

– В прошлом году вы стали председателем жюри I Санкт-Петербургского международного кинофестиваля, чему все мы были очень рады. Вы замечательно провели первую пресс-конференцию, поработали в жюри первые дни, а потом вдруг исчезли в неизвестном направлении… Тогда так и не поступило официальной информации, что же произошло. Устроители фестиваля говорили о том, что Кустурица улетел… в Африку спасать леса от пожаров! Неужели так и было?

– Ваш фестиваль и кинофорум произвели на меня огромное впечатление. Я всячески поддержал решение устроителей отказаться от идеи приглашения голливудских мегазвёзд и сосредоточиться на поиске творческих работ, на поддержке настоящих художников. Таких, что не стремятся всеми правдами и неправдами протиснуться в обойму звёзд (мне всегда казалось, что в этом есть что-то нездоровое!), а выразить свою личность, индивидуальность, свои чувства. Мне кажется, что и в дальнейшем фестиваль должен продолжать эту линию. У Петербурга есть всё, чтобы «вырастить» большой кинофестиваль.

В прошлом году так получилось, что я был вынужден улететь по семейным обстоятельствам. У меня были на то причины. Но, предвидя эту ситуацию, я попросил показать мне конкурсные картины, высказал своё мнение, потом корректировал его по телефону. И если в этом или следующем году меня пригласят на Петербургский международный кинофестиваль, конечно же, с радостью приеду.

– Эмир, в различных интервью вас спрашивают о том, способно ли искусство, в том числе искусство кино, изменить наш мир. И вы часто отвечаете по-разному…

– Это очень сложный вопрос: может ли искусство кино изменить мир? Оно может менять менталитет, причём не только в лучшую сторону. Если всё время показывать фильмы в стиле хоррор (фильмы ужасов. – Прим. авт.), логично предположить, что у вас будет испуганный, злой народ. А если вы показываете фильмы, которые идеализируют героев и делают это в яркой, талантливой форме, то, конечно, и зрители будут стремиться к такой модели поведения.

Я считаю, что Голливуд ответственен за многие истории с массовыми убийствами. На фабрике звёзд за жизнь обычного человека не дадут и гроша. После окончания Второй мировой войны, то есть больше полувека, Голливуд делает фильмы с очень агрессивным героем, которые опутали весь мир. Причём это не злой и мрачный агрессор, а герой с весьма симпатичными чертами. Вспомните, какой популярностью пользовался тот же Рэмбо… Благодаря его обаянию миллионы зрителей начинали привыкать к массовым убийствам, к горам трупов на экране. Сегодня выросло поколение киноманов, которые, не увидев сотни трупов, не получают полного ощущения от кинофильма. А если, придя домой, такой зритель ещё и в теленовостях не увидит сюжетов о том, что кто-то расстрелял или убил 20–30 человек, то решит, что ничего интересного в этот день не произошло. Поэтому ответственность Голливуда и телевидения перед нашим миром огромная. Помню, в детстве, посмотрев какой-нибудь фильм из этой серии, мы всегда устраивали драки. Накопившаяся в нас отрицательная энергия искала выхода. А однажды, когда в нашем маленьком городке показывали картину про Джеймса Бонда, двое мужчин, не дождавшись окончания, начали драку прямо в кинозале…

– Вы говорите о тёмных сторонах Голливуда, но разве не фабрика грёз подарила миру немало позитивных, жизнерадостных картин?

– Мне многое нравится в Голливуде 1950–1960-х годов, когда он стал центром мирового идеализма. Но в итоге возобладали мрачные тенденции. Конечно, изменения происходили постепенно, но то, чем сегодня Голливуд кормит киномир, смотреть опасно. Я бы не говорил об этом с такой степенью уверенности, если бы сам не попробовал всё это, не поработал бы в Голливуде, не увидел всю эту машину изнутри.

– А если бы вдруг сегодня вам поступило интересное предложение из Голливуда, вы бы сразу его отвергли или подумали?

– Я бы подумал: почему нет? Всё зависит от предложения, от условий – конечно же, не только финансовых, а прежде всего творческих. Но голливудские продюсеры не наивные, они редко обращаются к тем, кто может ослушаться их, пойти своим путём. Даже очень большие таланты сегодня научились приручать, заставляя служить нынешним ценностям в Голливуде. Пока о ренессансе говорить не приходится. Мир упоённо увлечён новыми технологиями, за которыми всё больше теряется смысл, идеи гуманизма, человечности.

– Следите ли вы за премией «Оскар»?

– Знаете, я лучше пересмотрю картины Тарковского, посмотрю фильм Александра Сокурова «Фауст» или картину «Я тоже хочу» Алексея Балабанова… Мне очень понравился фильм «Елена» Андрея Звягинцева – я был членом жюри Каннского фестиваля, когда эта картина получила приз, так что приложил руку к её успеху. Мне нравятся фильмы Никиты Михалкова. А когда кто-то произносит слово «Оскар», у меня не возникает каких-то эмоций – ни положительных, ни отрицательных. Это от меня так далеко, и «Оскар» для меня ни как зрителя, ни как кинематографиста ничего не значит. Когда все восхищаются успехами в прокате того же «Аватара», мне становится грустно, что фильм собрал более двух миллиардов долларов и поэтому награждён кучей премий. Этот фильм вообще среднее состояние между кино и видеоиграми. Разве задача искусства, задача кино в том, чтобы ковать миллиарды долларов? Конечно, фильмы должны привлекать большую аудиторию, приносить прибыль, но благодаря своим художественным достоинствам, а не выдающемуся маркетингу. Мне и формат 3D не нравится, кажется утомительным. Я уверен: эффект как можно большего объёмного восприятия должен достигаться не с помощью чудо-очков, а благодаря таланту сценариста, режиссёра, актёра, благодаря идее, смыслу. И это может дать гораздо более объёмную картину, чем мутноватые очки. Мир может быть наполнен лгунами, но если есть хотя бы один, кто говорит правду, те, кто лжет, не могут быть правы.