Своя игра

Где лучше проводить летний отпуск? Чтобы это понять, нужно слушать подсказки свыше.

Бум выездного туризма эксперты связывают с возросшими доходами россиян, которые теперь могут позволить себе не только Грецию с Египтом, но и Филиппины с Коста-Рикой. В разных уголках планеты слышишь великий и могучий, иногда испытывая от этого гордость. А иногда хочется прикинуться финном, чтобы люди вокруг не подумали, будто у меня с этими животными из Черёмушек общий президент, правительство и великая литература. А ведь по статистике только 15 процентов россиян имеют загранпаспорта. И далеко не всех держит дома финансовый вопрос.

Среди моих друзей есть пожилой скульптор с мировым именем, который изредка бывает за кордоном по делам, но никогда в жизни не ездил отдыхать. Хотя его нельзя упрекнуть ни в жадности, ни в бедности. Он говорит, что привык доверять намёкам судьбы. А намёк был следующий.

В середине семидесятых он завершил крупную работу. Как обычно, сжатые сроки, сон в мастерской. Зато потом триумф, звон монет и самолёт в Крым в весёлой компании. Бросив сумку в ялтинской гостинице, он устремился к Воронцовскому дворцу, рядом с которым торчал из моря полюбившийся со студенческой поры трёхметровый камушек. Если прыгнуть с него в набежавшую волну, то можно на её гребне оседлать другую площадку – рискованный трюк местных каскадёров-любителей. У скульптора получилось, и он, вполне довольный собой, отправился с друзьями в ресторан.

Утром он с трудом встал с постели: рука не сгибалась, и в туалет он ходил, отдавая пионерский салют. Отпускник отметил, что каникулы начались удачно, и отправился к врачу: километр в гору на солнцепёке, когда каждый шаг отдавался болью. И упало каменное слово местного остеопата: миозит, то бишь воспаление плечевого нерва. Диагноз резко сокращал возможности пациента по части спорта и другой курортной удали, но к концу недели миозит начал отступать. Точнее, если скульптор не шевелился, то у него ничего не болело, и он даже попробовал заходить в воду. Но вечером приехал приятель из Ленинграда, и пациент повёз его в один из лесных ресторанчиков, которые расплодились на каждом живописном пруду.

Утром в голове скульптора происходило аутодафе: горячка и боли, несмотря на отличную кухню в ресторане. Новое восхождение в гору к эскулапам принесло очередной диагноз: воспаление среднего уха. Видимо, после купания в ухе мастера осталась вода, а сидеть полночи на ветру после этого не рекомендуется. Санкции врачей в этот раз оказались жёстче: уколы пенициллина дважды в день в течение двух недель и никакого спиртного. Из гостиницы он выходил с перевязанным ухом, словно немец под Сталинградом.

На исходе лечебного курса их компания собралась на академическую дачу в Алупке, которую Куинджи подарил Академии художеств. На даче, которая по территории превосходила Ватикан, в летнем кинозале крутили фильмы, в тот вечер – дико популярный вестерн «Великолепная семёрка». Настроя всей компании добавлял огромный чайник с длинным носом, в котором варили грог. В атмосфере радости и успокоения никто не обратил внимание, как начали качаться потихоньку деревья, пошёл ливень, с горы Ай-Петри побежали ручьи. До гостиницы компания скакала босиком по глине, а утром скульптор ощутил, что его кто-то душит, глаза слезятся и уши звенят.

В очередной раз взойти на Голгофу ему помешала гордость. Плюнув на всё, он отправился в аэропорт покупать билет домой, хотя планировал отдыхать ещё пару недель. Ближайший рейс нашёлся только через сутки. Скульптор ночевал в аэропорту, чувствуя, как кровь внутри него бурлит от повышенной температуры. Добравшись до Ленинграда, он полмесяца пролежал с двухсторонней ангиной.

Если с человеком произошла столь яркая история, любой атеист задумается, что хотел сказать ему Господь. Скульптор решил, что ему на роду написано работать и создавать, – и никогда с 1975 года не уезжал в отпуск. Он в жизни не жил в турецких отелях по системе all inclusive, не сгибался пополам по ходу автобусных туров. Зато делал монументальный проект раз в полтора года – это очень круто. Однажды он сыграл с четырёхметровых лесов головой вниз, но именно в месте соприкосновения головы и бетонного пола оказалась кучка глины.

Можно ли сказать, что такой оказалась награда за достойно принятую судьбу?

Лёжа на травматологическом отделении Института скорой помощи, скульптор об этом особо и не задумывался, потому что в больнице было чем заняться. В те годы в медкартах писали партийность, а над понятием врачебной тайны цинично глумились. В женской палате лежала симпатичная девушка на костылях, никогда не выходившая из палаты с ненакрашенными губами. В её медкарте красовалось: диагноз – перелом бедра, причина – половой акт. Бедовые алкоголики, которые составляли значительную часть пострадавших, весь день моделировали ситуацию. В палате, с утра до вечера угоравшей со смеху, лежал грузчик, которому переломали чуть ли не все рёбра, припечатав грузовиком к стенке. Поскольку смеяться над анекдотами он не имел физической возможности, он плакал. И некогда было проводить ассоциативную связь между глиной, творцом и актом творения.