Стас Намин: «Сегодня уже не все знают, что я музыкант»

Создатель группы «Цветы» нынче больше известен как художник, фотограф и режиссёр

По приглашению Русского музея выставку «Михаил Шемякин. Тротуары Парижа» в Мраморном дворце посетил Анастас Микоян-младший (по псевдониму Стас Намин). Внука советского государственного политического деятеля сталинско-хрущёвской эпохи больше знают как музыканта – создателя и лидера группы «Цветы». Однако его кругозор гораздо шире. Это и фотография, и живопись, и единственный в России театр музыки и драмы, и многочисленные фестивали. 

– Стас, что связывает вас с Русским музеем?

– Если всё получится, то в конце года должен осуществиться совместный проект нашего театра с Русским музеем – уникальная историческая реконструкция, приуроченная к 100-летию премьеры футуристической оперы Михаила Матюшина «Победа над Солнцем», написанной на либретто Алексея Кручёных с прологом Велимира Хлебникова. Также готовится моя фотографическая выставка, но об этом пока говорить рано.

– Необычные проекты для такого музея.

– Отчего же? Я как раз считаю, что Русский музей на сегодня самый прогрессивный, наиболее живой, приближенный к реальной жизни и современному пониманию. При этом там есть классическая основа изобразительного искусства.

– А вы приближены к реальной жизни?

– Я ничего про себя не знаю. Всё в жизни делаю по интуиции, по субъективному ощущению мира, и далеко не всё получается. Привык существовать сам по себе, стараюсь не реагировать на внешнюю среду, которая меня не особо интересует.

– И в детстве так было?

– Всегда.

– Неужели в период взросления вам не хотелось обсуждать какие-то вопросы со своим знаменитым дедушкой (политиком Анастасом Микояном. – Прим. авт.)?

– Дедушка был открыт для разговоров, но мне этого не надо было. Политическая обстановка, общественная жизнь, государственное устройство – мне это не интересно.

– Однако в августе 1991 года вы были у Белого дома.

– Да, но это не было связано ни с защитой Отечества, ни с чувством патриотизма. Я защищал не Родину, а свой двор. Когда танки задавили троих несчастных мальчишек, меня это возмутило. Поэтому я пошёл к военным и стал с ними разговаривать, убеждая их в безумии того, что они творят.

– А такие социальные акции, как благотворительные концерты, направленные против наркотиков, разве не связаны с внешней средой?

– Мы хотели разрушить миф, что рок-н-ролл является наркотическим рассадником, и показать, что музыка может быть интересной и без одурманивающих средств. Это был внутренний позыв, поскольку сам я наркотиков не употребляю. Но, к сожалению, в нашей среде находятся и те, кто этому поддался. Например, талантливейший рок-музыкант Никита Зайцев, который работал со мной и Юрой Шевчуком, – одна из жертв наркомании. Он умер в 44 года.

– Можно сказать, что главной вашей стихией является музыка?

– Не могу так сказать, хотя всё начиналось действительно с музыки. Но сегодня даже не все окружающие знают, что я музыкант, а воспринимают меня как художника, фотографа, театрального режиссёра…

– Можете назвать себя исполнителем собственных замыслов?

– Я никогда не формулировал это, но, по-моему, вы дали точное определение. Можно быть ещё исполнителем чужих замыслов, но у меня это не получается. Своих так много, что за чужими следить не успеваешь.

– Во всех своих начинаниях вы являетесь лидером…

– Я не знаю, что это такое. Папа наставлял меня, что командовать может только тот, кто умеет подчиняться.

– А вы умеете подчиняться?

– Ещё бы. Я же семь лет провёл в Суворовском военном училище.

– И что вам это дало?

– Я с детства хорошо познал мужскую среду, находясь там, где не прикроешься никакими блатами.

– А во взрослой жизни продолжали познавать мужскую среду, создав группу «Цветы»?

– Это вообще уникальный опыт. При всей цензуре 1970-х годов мы вытаскивали элементы рока. Приходилось прибегать к компромиссам, но не по идеологии, а по форме музыки. Хотя это было непросто для меня, воспитанного на музыке Джима Хендрикса и The Rolling Stones. Но таковы были реалии жизни. Потом, в перестроечное время, было мировое турне, после которого мы сделали паузу. Около 30 лет группы как таковой не было. И только к 40-летию «Цветов» мы вновь предстали перед публикой, решив, что наше место до сих пор не занято.

– Как можно определить жанр группы?

– Это был так называемый поп-рок, который сегодня очень распространён. Но никто у нас в стране не смог повторить такой мелодический классический рок со сложными многоплановыми аранжировками. Во многом мы в своём творчестве ориентировались на The Beatles. 

– Сегодняшние «Цветы» заметно отличаются от «Цветов» 1970-х?

– Конечно. Значительно обновился репертуар, хотя есть ремейки наших старых песен. Сейчас выпускаем новый альбом «Власть «Цветов», который, я думаю, можно использовать как мастер-класс для рок-музыкантов.

– А у кого ещё, по-вашему, из рок-музыкантов можно брать мастер-класс?

– У Юры Шевчука, Бори Гребенщикова. У таких групп, как «Сплин», «АукцЫон», «Воскресение». Авторская личность этих музыкантов, их поэтический талант перекрывают такие недостатки, как не очень хорошие аранжировки или не совсем верный вокал. Такие явления существуют не только в музыке. Например, масштаб личности Михаила Сергеевича Горбачёва, его роль на мировой политической сцене и его умение любить перекрывают все недостатки в его деятельности.

– Что нового в вашем театре?

– У нас сейчас прорывное время, потому что мы поставили творческую цель – совместить мировое понимание мюзикла с традицией русского драматического театра. Я попытался создать драматический мюзикл, потому что меня раздражали эстрадные представления-«пустышки» на Бродвее. Сейчас, после 12 лет работы, это стало получаться. Собралась сильная труппа. У наших артистов совмещается высочайшего уровня актёрское мастерство, потрясающий вокал и необыкновенно красивая хореография. Похоже, настал тот момент, когда мы стали говорить другим языком. Это уже не мюзикл, а драматический музыкальный театр. Недавно у нас состоялась премьера спектакля «Космос» по рассказам Шукшина с использованием русских народных деревенских песен и симфонической музыки, составленной из моих сюит. Публика уходит со слезами на глазах. Конечно, есть и развлекательные постановки. Например, спектакль «Битломания». Это как бы реверанс в сторону The Beatles. Есть у нас и не музыкальные, а чисто драматические постановки. В частности, «Дом Бернарды Альбы» по пьесе Федерико Гарсиа Лорки.

– Вы отталкиваетесь от системы Станиславского?

– Конечно. Система признана во всём мире, хотя её понимают по-разному. Мои друзья Роберт де Ниро и Леонардо ди Каприо, у которых реальная актёрская выразительность, утверждают, что работают по Станиславскому.

– Вы попробовали себя в самых разных направлениях. Осталось ещё к чему стремиться?

– Да, хочу попробовать себя в художественном кинематографе, а то пока занимался только документальным кино. Мой сын учится в Нью-Йорке на кинорежиссёра, нацелен на работу по специальности. Может быть, я напишу для него сценарий и мы что-то совместно сделаем.

– Чего вы больше всего не терпите в людях?

– Глупость, совмещённую с нахрапом, как это блестяще показано Булгаковым в образе Шарикова. Дурак с инициативой, как говорил мой папа, опаснее врага. Кстати, у меня была мысль написать продолжение «Собачьего сердца». Я про себя додумал, что булгаковский персонаж, превратившись в человека и бегая по коридору, всё-таки изнасиловал домработницу и родились новые Шариковы – этакие злобненькие щеночки в человечьем обличии.