Из таких командировок возвращаешься с чувством вины…

В рамках своей авторской рубрики «Треники» заведующий фотослужбой «НВ» вспоминает о том, как в 2008-м ему довелось побывать и в Косово, и в Южной Осетии

 

Честно говоря, в конце двухтысячных я был уверен, что командировки в горячие точки для меня уже в прошлом. Но случился 2008 год…

В феврале я поехал снимать материал о провозглашении независимости Косово. Командировка как командировка. Ничего особенного, если бы не одно но… Городок Косовская Митровица, куда мы приехали из Белграда, разделён рекой на две части. 

Путь в албанскую часть Митровицы – через единственный мост. С той стороны за перемещениями наблюдают очень внимательно. Но вариантов нет.

Российские документы прячем подальше. Договариваемся с коллегой Мишей Тюркиным в случае форс-мажора выдавать себя за финских журналистов (нобелевский лауреат финн Мартти Ахтисаари для албанцев – главный миротворец). Со стороны это выглядит так, как если бы белорусские партизаны в открытую отправились в гости к немцам, прикинувшись итальянскими последователями Муссолини.

И в первом, и во втором случае надежд на благополучный исход дела немного.

Военные миротворцы на той и другой сторонах моста снимают с себя всякую ответственность за наши жизни…

Обошлось. Не раскрывая рта, мы совершили фотографический марш-бросок по ликующему городу и, отсняв всё то, что увидели, благополучно вернулись в «родную» сербскую часть Митровицы.

…Командировку в Южную Осетию, понятно, никто не готовил. Всё случилось неожиданно. Какое-то время мы упустили – деньги, билеты…

Зато успели через осетинскую диаспору в Питере обзавестись проводником, который ждал нас во Владикавказе. Хорошо знающий местность и ситуацию человек на неприметной, но надёжной машине – половина успеха в таких делах.

Дальше были будни, когда заставляешь себя не до конца подчиниться эмоциям и чувствам. Трезвый рассудок принесёт в итоге куда больше пользы.

Странно видеть подбитые танки Т-72, рождённые в Нижнем Тагиле, в роли вражеских. Они здесь повсюду: и на окраинах Цхинвала, и на площади в самом центре. 

На окраинах города – трупы грузинских солдат. Никто не торопится их убирать. Некоторые трупы уже успели обрасти легендами. Пастухи показали убитого чернокожего наёмника. Якобы его знали здесь и при жизни. Почему он вернулся сюда с оружием в руках и в форме грузинской армии, спросить, понятное дело, уже не у кого.

Мимо трупов дети обыденно гонят стадо коров. Тихо и жутко. Душное марево смрадного воздуха разрезает лишь бормашинное жужжание мух и слепней.

Дальше была спецоперация по восстановлению исторических границ Южной Осетии. Колонна с воинами на броне и в мощных грузовиках продвигается через грузинские сёла. Испуганные глаза оставшихся здесь стариков и старух. Их защищать некому. Снимаю, как старая женщина в надежде на милосердие целует руку вооружённому осетину (на фото).

Техника неумолимо продвигается вперёд, поглощая одно село за другим. Приказ русского генерала Лунёва заставляет её остановиться в Ленингори, когда до Тбилиси остаётся уже совсем немного. Разоружённые грузинские полицейские внешне безучастно смотрят, как боевая колонна готовится к возвращению в Цхинвал. 

Я должен преклоняться перед мужеством мужчин с оружием. Но…

Первый раз я попал «на войну» в 1980-е. Это были взорвавшиеся межнациональной ненавистью в Сумгаите Азербайджан и Карабах. Там же я впервые увидел брошенных на произвол судьбы беженцев – женщин и детей. У них, забытых посреди раскисшего поля, не было ничего. Ни живых мужчин. Ни дома, ни надежды. С ними остались только холод, голод и вечный страх.

Для меня это была прививка от романтики войны. Навсегда – до последних моих дней.

С тех пор война для меня – это глаза женщин и детей. Глаза, в которых уже не осталось слёз. Боль и беда высушили их.

Всё, что я снял в Южной Осетии и Грузии, было очень востребовано. Снимки выходили на обложках журналов, выставки прошли в Европе и Америке, я получал какие-то премии.

Слава Богу, что люди и обстоятельства дали возможность показать мою правду. Но никогда я не буду гордиться этим. Я уезжаю из таких командировок с чувством вины.

 

Я вернулся в нормальную жизнь. У меня есть дом, нормальная еда, какие-то планы, наконец. У многих из тех, кто там остался, этого уже не будет. Никогда.

Эта страница использует технологию cookies для google analytics.