«Всю жизнь прохожу сквозь стены»

Народный артист России Эммануил Виторган в повседневной жизни следует кредо своего персонажа из «Чародеев»

Практически ни один из созданных им в театре и кино образов не получился проходным, малозначимым. Люди постарше до сих пор помнят его Кристиана в театральном «Сирано» и Яна Калниня из киноленты «Миссия в Кабуле». Молодые зрители, если речь заходит о ролях Эммануила Виторгана, называют Жоржа Маслова (мюзикл «Мата Хари») или Лугового из «Убойной силы». Более того, двери организованного им «Виторган клуба» открыты для каждого, кто хочет с ним пообщаться. Словом, актёр всегда на виду, на переднем плане, на первых ролях. Но при этом мало кто знает, что происходит за кулисами его кино- и сценической жизни. Поэтому «НВ» решило хотя бы немного приподнять занавес…

– Эммануил Гедеонович, ваша супруга (Ирина Виторган (Млодик). – Прим. ред.), говорит, что в обыденной жизни вы почти точная копия мага Коврова из «Чародеев» – всё время придумываете что-то интересное, необычное и очень любите делать сюрпризы. Это на самом деле так?

– Да ладно! Хотя – может быть... Потому что общение с людьми – это то, что мне действительно помогает. Я ведь почти всю свою жизнь только тем и занимаюсь, что прохожу сквозь стены.

– И при этом произносите, как ваш Ковров, волшебные слова: «Видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий»?

– Обязательно! Это же очень дельные правила.

– Получается, всё, чего вы добились в профессии, досталось вам, что называется, потом и кровью?

– Ну как… Конечно, у меня всё складывалось совсем непросто. Но мне грех жаловаться. Я жутко везучий человек. Я работал с такими режиссёрами, о которых любой актёр может только мечтать: с Товстоноговым, Гончаровым, Анатолием Васильевым, Романом Виктюком. А какие у меня были партнёры! Только в одних «Чародеях», с которых мы начали разговор, и Катя Васильева, и Валентин Гафт, и Михаил Светин, и Семён Фарада, и Саша Абдулов! У каждого из них было чему поучиться. Не хочу показаться вашим читателям ворчуном, но сегодня среди наших молодых, к сожалению, нет личностей такого объёма и масштаба.

– И при этом, куда ни глянь, одни звёзды. Меня, кстати, здорово раздражает, когда молодых представляют: «Звезда такого-то сериала».

– Звезда – это достояние государства, а наши ребята, которым удалось пробиться в сериалы, – обычные звездуны. Только я не хочу никого из них обижать, потому что знаю одно: сказывается время. И мотивации изменились, и образ профессии в целом, да и педагогов, которые по-настоящему воспитывали бы актёров, совсем мало.

– Но вы ведь тоже выпустили курс во ВГИКе?

– Честно говоря, меня очень долго убалтывали набрать курс в театральном. И когда я всё-таки наконец согласился, был с ребятами все четыре года, даже несколько раз отказывался от съёмок. Но, к огромному сожалению, после окончания в театр устроились очень немногие из моих студентов.

– В общем-то их можно понять. Работая в театре, не получишь ни таких денег, как, допустим, в ситкомах, ни известности. Но объясните мне другое: почему вы, актёр, имя которого уже несколько десятилетий считается брендом, соглашаетесь сниматься в сериалах?

– Потому что мне, как и всем, нужны деньги. И в этом нет ничего постыдного! Я благодарен всем, кто меня приглашал и приглашает.

– Говорят, вы нередко миритесь с невнятными сценариями и посредственной режиссурой, но всегда отказываетесь от ролей в кровавых боевиках. Это действительно так?

– Да, да. Не хочу участвовать в обучении молодёжи убивать, обманывать, не любить и так далее. А что касается бренда – не люблю я хвалебных речей. У меня с чувством юмора всё в порядке, поэтому я их не воспринимаю буквально. Так что вы уж лучше меня покритикуйте…

– Хорошо. Только, может быть, лучше вы сами себя покритикуете.

– Это как?

– Ну, например, расскажете о своих творческих неудачах. Ведь не может же быть, чтобы у вас не было ни одного провала!

– В моей профессии взлёты и падения запланированы изначально. В театре, например, пьеса, которая и режиссёру, и актёрам кажется замечательной, запросто может провалиться. А та, которую все считали слабенькой, вдруг взлетает. Это естественно, это жизнь. Поэтому я уже давно перестал обращать внимание на рецензии.

– Это правда, что вы ни разу в жизни не произносили на сцене «кушать подано», всегда играли только главные роли?

– Точно. Мне и в этом повезло.

– Когда вы уходили из Театра имени Маяковского, у вас там было, если не ошибаюсь, четыре главные роли?

– Пять.

– И вы всё в одночасье бросили…

– Не совсем так. Я был в это время на очень серьёзном эмоциональном взрыве, но понимал: если уйду сразу, то все постановки, в которых у меня нет дублёров, сразу же исчезнут из репертуара. Поэтому ещё целый год работал, чтобы ввести на свои роли других артистов.

– Но почему всё-таки это произошло?

– Понимаете, мне не хотелось бы ещё раз обсуждать эту историю… Скажу так: когда из жизни ушёл Андрей Александрович Гончаров, в театре поменялся воздух. И я не смог дышать тем, который появился с приходом нового руководства.

– Представляю, как вы переживали, что пришлось оставить театр, где проработали двадцать с лишним лет!

– Безусловно, какое-то время боль была. Но потом я сказал себе: «Эмма, твоё дело – заниматься своей профессией. Ты должен объяснять людям со сцены, что такое хорошо и что такое плохо. И сейчас чувствую себя значительно свободнее, чем когда работал на государственной сцене.

– Да, но уровень антрепризы…

– Ох, вот только этого не надо! Я знаю всё, что пишут на эту тему критики, но не принимаю их презрительного отношения. Меня поражает, когда они снобистски иронизируют, забывая о том, что русский театр вообще-то произошёл из антрепризного. Да, было такое время, когда началась заварушка со страной и артисты стали ездить по городам и весям с постановками. Зритель чувствовал, с каким настроением они работали, и это его, конечно же, раздражало. Но сегодня продюсеры вкладывают в антрепризу гораздо больше денег, чем в спектакли государственных театров! И должен вам сказать: я играю в антрепризе с той же отдачей, с какой работал в государственных театрах. Не сбавляю ни на йоту. А если кому-то что-то на спектакле не нравится, это не значит, что не существует антрепризных спектаклей, которые стоит посетить.

– Вы, безусловно, правы. Беру назад своё замечание об антрепризе. Тем более что в государственных театрах тоже далеко не всё безупречно. Но у меня возник ещё один серьёзный и, возможно, не совсем простой для вас вопрос. Как вы относитесь к тому, что делает на телевидении, в кино и театре ваш сын?

– Говорю не как папа, а как человек, который смотрит на его творчество со стороны: мне нравится то, чем Максим занимается в профессиональной сфере. Он молодчина, хорош и как актёр, и как режиссёр. Я обычно очень осторожен в оценках, но могу сказать, что очень доволен, например, тем, как он поставил в Другом театре спектакль «Кто». И – раскрою вам секрет – сейчас Максимка готовит новую постановку.

– Вы ему, наверное, помогаете советами?

– Никогда! Во время работы над спектаклями он ко мне не обращается, интересуется моим мнением только по результату. Я вам больше скажу: иногда он сам мне кое-что подсказывает.

– Вам?!

– Да почему нет-то? Я очень надеюсь, что у меня есть возможность ещё чему-то научиться. Пока я жив…

– Какая-то грусть прозвучала в ваших словах, Эммануил Гедеонович, или мне показалось?

– Да нет... Просто немного жаль, что с возрастом время бежит быстрее и быстрее, а ты начинаешь всё медленнее двигаться и думать. Я, конечно, стараюсь от таких мыслей избавиться, а они всё равно возникают… Но вообще-то вы видите перед собой ужасно везучего человека!