«В клоунаде должна быть философия»

Ведущий актёр театра «Буфф» Мурад Султаниязов – о своём юношеском увлечении робототехникой и отношении к истории

Казанова, распутник, идеальный муж – Мурад Султаниязов, сыгравший за четверть века эти и многие другие роли на сцене самого весёлого театра нашего города, соединяя в каждой своей работе изысканную буффонаду с нотами грусти и философии, встретит своё 50-летие, репетируя на сцене. «Буфф» открывает свой 30-й сезон премьерным спектаклем «Ужин дураков».

– Мурад Азатович, я была на закрытии сезона в вашем театре: в зале ни одного свободного места. Как вы думаете, для чего зритель ходит в театр «Буфф»?

– Думаю, что ходят для того, чтобы отдохнуть. Я очень на это надеюсь. Именно этим я занимаюсь 25 лет: пытаюсь дать возможность людям отдохнуть. Если зритель ходит в театр «Буфф» для того, чтобы посмеяться, я думаю, он прав. В какой ещё театр в нашем городе можно пойти посмеяться? А у нас веселье льётся рекой.

– А как же грустные акценты во многих спектаклях, которые захватывают ваших зрителей не меньше комедийности действия?

– Было бы ошибкой считать, что зритель идёт за печальным акцентом. Философия в клоунаде должна быть, во-первых, оправданна, а во-вторых, очень аккуратно преподнесена, чтобы потом, после выхода зрителя из театра, она оставила некое послевкусие.

– Наследует ли театр, основанный Исааком Штокбантом, традиции одноимённых дореволюционных площадок?

– Этот вопрос лучше задать историкам, которые занимаются историей театра. Я не знаю, каким был тот театр. То, что рассказывают о нём, даже то, что написано… насколько этому можно верить? Театр – штука вкусовая: кто как воспринимает. Нам педагог в институте, рассказывая про Веру Фёдоровну Комиссаржевскую, задавала вопрос, знаем ли мы, кто она такая, все отвечали: «Великая русская актриса». Когда нам предложили в библиотеке взять запись и послушать её голос, оказалось, что слушать её с точки зрения современного понимания актёрского мастерства невозможно. Поэтому то, что было до революции на площадках под названием «Буфф», мы не узнаем.

– Важна ли для вас историческая правда в материале, по которому ставится спектакль?

– Это как с историей театра «Буфф». Что такое историческая правда? Например, спектакль «Казанова в России». Мы знаем об историческом персонаже Джакомо Казанова по рассказам кого-то. Я точно не был с ним знаком, и мне не узнать, как он себя вёл. Все наши представления об этом человеке основаны, по сути, на слухах. А они, как известно, преподносятся людьми в зависимости от их отношения к предмету слухов. Поэтому берётся некий материал, предлагаемый автором, и в результате то, что я знаю про жизнь, то, что мною прочитано, увидено, запомнено, как мясо на шашлычок или как колечки на пирамидку, нанизывается на взятый материал, и получается образ.

– Большинство ваших ролей – герои современных произведений, как вы относитесь к пьесам классиков?

– Если у автора, которого мы можем назвать классиком, как то Оскар Уайльд, я читаю и понимаю, что его персонажи рассуждают абсолютно так же, как это свойственно мне, я говорю о его абсолютной современности.

– Спектакль по пьесе Оскара Уайльда «Идеальный муж» был поставлен в вашем театре в 2000 году. Он до сих пор собирает полный зал!

– Уайльд – это Уайльд, уже на него приятно пойти. В его пьесах можно услышать много правильных и красивых выражений. Для меня очень важно, чтобы язык был красив. В нашем спектакле много актёрских импровизаций на тему автора. Если ты в состоянии импровизировать в том же стиле, что и автор, это придаёт спектаклю ещё большую живость. Плюс актёрский состав этого спектакля: помимо меня там заняты замечательные актёры нашего театра Сергей Магиленич, Анна Коршук, Андрей Соловьёв, Ника Козоровицкая…

– В буффовской постановке центральный персонаж – идеальный муж, хотя чаще делается акцент на миссис Чивли…

– А кто в результате идеальный муж у Уайльда? Я полагаю, что здесь имеется в виду не муж как человек обручённый, а муж – как мужчина, как человек. Вот кто там идеальный муж-то? Там как минимум есть два персонажа, которые действуют параллельно, но всё время вместе. Кто из них идеальный? И настолько ли идеален «идеальный мужчина»?

– В январе этого года вы с Ильёй Иоффом представили публике совместный му­зыкальный проект в Малом зале Филармонии. Какие у вас впечатления от работы в новом жанре?

– Какие могут быть впечатления у человека, которого без акваланга погружают на глубину 20 метров? Очень интересно, но это не его среда и через какое-то время, по идее, он там должен утонуть. Если погружением заниматься, то надо надевать скафандр. Долго к этому готовиться. В ансамбле «Дивертисмент» – профессиональные люди, работающие с нотами, имеющие большой опыт академического исполнения произведений, а для меня это малознакомый жанр. А вообще, если перестать говорить правильные слова и рассказать про моё эгоистическое нутро, мне это было очень интересно. Это было так прекрасно, потрясающе… Попеть под профессиональный оркестр, да ещё под востребованный профессиональный коллектив. Это очень захватывающе.

– У вас растёт сын, что вы считаете важным ему привить?

– Я вообще не уверен, что привить что-либо возможно, по крайней мере, это очень сложно. Мне ведь тоже что-то пытались привить. Но то, что привилось, не уверен, что это то, что прививалось. Оно привилось уже под моим углом зрения, и думаю, что с моим сыном будет то же самое. Я могу ему что-то сказать, рассказать, научить, но я не уверен, что он хочет это знать, услышать и хочет учиться так, как ему предлагают. У него своё мнение, свой взгляд, безусловно сформированный скорее мамой, чем мной.

– Что его сейчас интересует?

– За его плечами не очень много пока – детский сад и первые классы школы… Ему нравится участвовать в концертах и спектаклях, которые там устраиваются. А вообще он хочет стать электриком.

– А что вам больше всего запомнилось «из детства»?

– Я помню улитку в кармане, летящий на новый год серпантин, флаги на Первое мая, пивные ларьки с очередями, а ещё я помню фонтаны-фонтаны-фонтаны. Сплошные фонтаны. Я жил в Петродворце. А вообще у меня память плохая, работа сделала мою память селективной.

– Как в школе учились?

– Я долгое время был отличником, висел на доске почёта. А потом я стал детальки всякие паять. Меня на это «подсадили» ученики, которые были постарше, объяснили, что может быть, если спаять одну детальку с другой. Паял днями и ночами. Собирал какие-то вещи, они работали, меня это очень веселило и радовало. Разговаривали, играли, светились. До ракеты не дошло, но детекторный приёмник я собрал. Тогда были журналы, полистав которые можно было найти интересные схемы. Мне это было жутко интересно, потому что ничего такого в магазинах не было, а у меня – светомузыка дома, модель черепахи, которая идёт, если посветить на неё фонариком.

– С приёмником понятно, а как черепаху заставили пойти?

– Тогда необходимая для этого «фокуса» деталь называлась фоторезистор. Это была такая колобаха, которая стояла в подъезде. Вообще в советских подъездах было сделано очень круто, по крайней мере в Петродворцовом районе: между первым и вторым этажом было окно, напротив которого устанавливался фоторезистор. Когда становилось светло, по всей лестнице свет выключался, становилось темно – он снова зажигался. Вот мы из этих приборов выковыривали фоторезисторы и с помощью них конструировали всякие интересные вещи.

– А ещё увлечения были?

– У меня в пятом классе появилось увлечение, которое сохранилось до десятого, – ТЮЗ и его делегатские собрания. Однажды к нам пришла в класс девочка, которая выпускалась из этой организации, и рассказала. Рвануло полкласса, но потом остался один я. Мне нравилось смотреть спектакли. ТЮЗ тогда был на невероятном подъёме, художественным руководителем – Зиновий Яковлевич Корогодский, там играли Ирина Соколова, Георгий Тараторкин. Были детские спектакли, по мере моего роста они менялись. Я рос с этими спектаклями.

– Накануне закрытия сезона театр «Буфф» выпустил новый спектакль…

– Мы сделали спектакль под названием «Ужин дураков». Это комедия Франсиса Веберато, которая уже шла не раз и в России, и в Европе. Процесс постановки оказался сложным, вроде с одной стороны – пьеса-самоиграйка, выучить текст и вперёд на сцену, с другой стороны – актёрские и режиссёрские амбиции нашего коллектива не позволяют делать кальку с того, что уже делали другие. Мы пытались найти свой ход под руководством Михаила Смирнова, режиссёра спектакля. Мы выпустили его всего за несколько прогонов, которые нам выпали, сцена была занята всё время другими спектаклями. Поэтому 1 сентября, в день рухнувшего на меня 50-летия, мы опять приступаем к работе над этим спектаклем.