Наша общая рана – РАН

После публикации интервью Эдуарда Колчинского, директора Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники РАН («НВ», 29.08.2013), редакция попросила тех, кому не безразличны проблемы отечественной науки, высказать свои соображения о мерах, необходимых для её возрождения.

Юрий Светов, журналист, политолог:

– Чтобы изменилась ситуация в российской науке, важны три фактора. Первый – государственная политика в области науки. Госкорпорации, коих у нас множество, должны закладывать в бюджет финансирование научной деятельности. А то ведь доходит до того, что не финансируются даже геофизические исследования – в стране, которая живёт за счёт нефти и газа!

Второй основополагающий момент – внутреннее изменение самой науки. И здесь, конечно, ключевую роль должно сыграть изменение академии как локомотива фундаментальных исследований. Для этого РАН должна омолодиться – втягивать в себя новые научные силы, не быть замкнутым корпоративным сообществом, которому дела нет до того, что происходит за его пределами. Академия должна гоняться за молодыми учёными, а не они должны стучаться в двери, писать кипы бумажек, чтобы потом им сказали – вы не подходите. Ключевая проблема как раз и заключается в замкнутости академии. Два десятка с лишним лет прошло с распада Советского Союза, но все разговоры о том, что наука должна меняться, остались лишь разговорами. И виновата в этом не только власть: можно бесконечно ссылаться на низкое финансирование, другой вопрос, куда и как тратятся эти деньги. Ведь получалось так, что они шли на всякого рода административные нужды, на создание аппарата, на ремонт зданий, но не в лаборатории, не в научные центры, где люди создают научный продукт.

Ещё одна проблема – отношение общества к науке, авторитет которой упал. Раньше предметом гордости было, что ты защитил диссертацию, что у тебя есть публикации. Сейчас к этому относятся равнодушно – и во многом потому, что наши учёные не научились существовать в современном мире, где чрезвычайно важно не просто сделать, но и рассказать обществу о том, что ты сделал.

Вот три составляющие, которые должны помочь нашей науке вернуть утраченные позиции.

Оксана Дмитриева, депутат Государственной думы, заместитель руководителя фракции «Справедливая Россия»:

– В первую очередь нужно увеличить финансирование. Во вторую – насытить оборудованием крупнейшие научные школы. Нужно обеспечить возможность публикаций, повысить статус наших научных журналов и способствовать размещению статей в заграничных изданиях.

С точки зрения коммерциализации прежде всего надо облегчить патентование результатов научных исследований. И конечно, расширить возможности самоуправления. Наукой могут руководить только сами учёные, и определить, что именно нужно реформировать, тоже могут только они.

Опросы показывают, что общество по-прежнему относится к учёным с большим уважением, за многие годы сформировался нравственный престиж этой профессии. Он остаётся на должном уровне, потому что учёные, в отличие, например, от чиновников, ничем себя не запятнали – они остаются бескорыстными служителями науки.

Другое дело, что науке нужны талантливые, это чиновника можно сделать из любого. А талантливые молодые люди ориентированы на жизненный успех. Если наука в нашей стране его не даёт, то они либо идут в другие сферы, либо уезжают в другие страны. Очень небольшая категория энтузиастов, которые остаются в стране, – это аскеты, как Григорий Перельман. Поэтому ключ к решению – достойное финансирование, чтобы научная карьера ассоциировалась с жизненным успехом.

Виктор Устинов, заместитель директора ФТИ имени А.Ф. Иоффе РАН:

– Основная проблема российской науки – в невостребованности результатов научных исследований передовой промышленностью. Это неоднократно подчёркивал и нобелевский лауреат Жорес Иванович Алферов. Если бы результаты исследований были востребованы, сразу бы резко увеличилось и финансирование, и обеспеченность приборной базой, и престиж науки в целом.

Если рассмотреть источники финансирования научной группы, скажем, в Америке, где мне довелось работать, то там бюджет складывается из государственных научных фондов, проектов промышленных компаний и из заказов оборонной тематики. Каждый из этих источников составляет примерно треть. У нас же есть финансирование только со стороны федеральных целевых программ – Минобрнауки, Российского фонда фундаментальных исследований, РАН, что, конечно, недостаточно. В результате финансирование на одного научного сотрудника у нас примерно в четыре раза меньше, чем в развитых странах. Однако проблему не решить механическим увеличением государственного финансирования, она лежит глубже. Как мы знаем, высокотехнологичной промышленности, сравнимой с той, какая есть на Западе, у нас нет. Нет крупных компаний уровня Boeing, IBM или Apple – то есть таких, которые могли бы стать потребителями высокого класса научных разработок. Именно этот фактор и порождает невостребованность исследований.

Все эти проблемы – стратегические. Они не могут быть решены в одночасье в рамках каких-то краткосрочных проектов. Должна быть серьёзная стратегия. Идея создания 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест в области промышленности и высоких технологий к 2025 году, озвученная Владимиром Путиным, – важный показатель. Если бы такую задачу выполняли, это, несомненно, привело бы к прогрессу в решении проблем развития современной науки.

«Мы готовы потерпеть, а страна?»

Вячеслав Сушин, первый заместитель директора Атлантического научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (Калининград):

– В системе Росрыболовства 11 институтов. Все они – каждый в своём регионе – занимаются исследованиями в области запасов биоресурсов, регулирования рыболовства и обеспечения качества и безопасности рыбной продукции. За нашим АтлантНИРО закреплены Атлантический океан к югу от 50-й северной широты (включая антарктическую часть), юго-восточная часть Тихого океана, а также Балтийское море и его заливы. В советское время экспедиции АтлантНИРО охватывали всю эту огромную акваторию, в пределах которой наши рыбаки вылавливали ежегодно более 3 миллионов тонн рыбы.

Но сейчас, несмотря на то что мы представляем отраслевую науку и от нас зависит доход рыбохозяйственного комплекса, всем институтам Росрыболовства выделяют всего около 3 миллиардов рублей в год. Это меньше бюджета одного лишь Бергеновского института в Норвегии! Парадоксально, но по госпрограмме развития рыбохозяйственного комплекса к 2020 году планируется увеличить вылов рыбы на 30 процентов, в основном за пределами российских вод, а финансирование научного обеспечения этой задачи сокращается!

Согласно Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, все государства, ведущие промысел в океане, должны сотрудничать в изучении биологических ресурсов. Если Россия хочет участвовать в океаническом рыболовстве, она должна проводить регулярные исследования океана, а этого сейчас не происходит. Ещё на рубеже 2000-х наш институт ежегодно проводил три-четыре короткие научные экспедиции на Балтику и столько же, но гораздо более продолжительных, в океанические районы. Но в последние годы из-за сокращения финансирования ситуация ухудшилась. В этом году мы смогли провести только одну экспедицию в Африку и одну на Балтику. В прошлом году в Балтийское море вообще не было проведено ни одной экспедиции. В Антарктике наши учёные в последний раз были в 2002-м, в Тихом океане – в 2010-м.

Нам в институте удалось сохранить основную часть кадров. АтлантНИРО единственный из всех отраслевых институтов имеет отдел научно-промысловой разведки. Есть у нас и свой флот – два научно-исследовательских судна, но оба построены более 25 лет назад и срок их эксплуатации заканчивается. В ближайшие два-три года надо провести их капитальную реконструкцию и модернизацию, это позволит им работать ещё лет 10–15, пока страна не выйдет из кризиса.

Всё это я рассказываю к тому, что учёные готовы потерпеть. Однако каждый упущенный день пагубно отразится на продовольственной безопасности нашей страны.

тем временем…

Наталья Григорьева

Сотрудники Западного отделения Института земного магнетизма и распространения радиоволн (ИЗМИРАН) в Калининграде оказались в затруднительной ситуации. Сейчас им придётся отстаивать свои права на здание немецкой капеллы, где размещается институт, в Арбитражном суде.

Калининградское подразделение института было создано в 1992 году на базе магнитно-ионосферной лаборатории. Его сотрудникам было предоставлено старинное немецкое здание, где до войны находилась католическая кирха святого Адальберта – памятник немецкой архитектуры. В 1990-е годы представители католической общины Калининграда просили передать это здание им. А в 2009 году интерес к старой кирхе проявили представители РПЦ в Калининграде. Ещё до принятия закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения» они обратились к федеральным и местным властям с просьбой, чтобы здания, независимо от их конфессиональной принадлежности, были переданы Православной церкви. И Калининградская дума приняла решение отдать РПЦ все бывшие немецкие церкви, включая те, в которых находились областная филармония и кукольный театр. Единственной организацией, которая в результате отказалась передать РПЦ своё здание, стал ИЗМИРАН.

– ИЗМИРАН – федеральная структура, и здание института относится к федеральной собственности, – объясняет решение руководства института старший научный сотрудник, кандидат физико-математических наук Александр Радиевский. – В федеральном законе сказано, что если федеральная организация не имеет иного помещения для выполнения своих основных функций, то ей его обязаны предоставить. Мы были согласны передать бывшую кирху РПЦ только при условии, что нам взамен предоставят равноценное помещение.

Конечно, для научных целей здание немецкой кирхи не слишком подходит. Оно с каждым годом ветшает, нужно менять коммуникации, а капитальный ремонт делать нельзя, поскольку это памятник архитектуры. И лучший выход – дать институту нормальное помещение.

– Местное территориальное управление Росимущества предложило нам здание на Ольховой улице, которое много лет не эксплуатировалось и находилось в плачевном состоянии, – продолжает рассказ Александр Радиевский. – На его ремонт требовалось 10–12 миллионов рублей. Таких денег у нас не было. Представитель РПЦ выразил желание отремонтировать здание, если мы передадим им кирху. Но тем временем закон о передаче религиозных зданий церкви был принят, и никто не стал ничего ремонтировать. А в полуразрушенное здание мы въехать отказались. Росимущество выдало РПЦ свидетельство о собственности, но нас об этом даже не сразу проинформировали.

В переговорах с сотрудниками института священнослужители утверждали, что католики, которые по закону первыми могли бы претендовать на здание капеллы, от него отказались. Александр Радиевский встретился с главой Католической церкви в Калининграде отцом Ежи Сташевским, чтобы проверить эту информацию. Оказалось, священник впервые слышит, что католикам предлагали забрать кирху. Тогда Радиевский написал письмо Папе Римскому Бенедикту XVI, потом позвонил на «Радио Ватикана» и выяснил, что католики на бывшую кирху действительно не претендуют. Об этом в интервью местной газете заявил и отец Ежи Сташевский.

РПЦ осталась единственным претендентом, и руководству института предложили либо съехать, либо платить фантастическую арендную плату – 1,5 миллиона рублей в год. Тогда учёные написали письмо в президиум Академии наук.

– Существует закон, запрещающий отчуждать здания РАН, а кроме того, есть джентльменское соглашение с Росимуществом, которое подразумевает, что Академия наук имеет особый статус, – поясняет Александр Радиевский. – Воспользовавшись этим, вице-президент РАН академик Александр Некипелов написал письмо в Минэкономразвития. Оттуда позвонили в территориальное управление Росимущества и попросили «решить вопрос». Тогда чиновники вновь предложили нам разрушенное здание, аргументируя это тем, что РПЦ уже получила право собственности и обратного хода нет, а сроки для подачи искового заявления в суд уже прошли. Мы ответили, что не получали официальных документов, и только после этого нам прислали копию свидетельства о собственности, выданную РПЦ.

В Академии наук сотрудников ИЗМИРАН поддержали: предложили отстаивать свои права в суде и даже выделили для этого деньги. В итоге руководство института подало исковое заявление в Арбитражный суд. Оно было принято к рассмотрению.

– Мы с уважением относимся к РПЦ, но хотим сделать всё по закону, – признаётся Александр Радиевский. – Пойти на предложенные условия мы не можем, поэтому будем бороться до конца. Если выиграем суд, получим здание минимум ещё на три года. Если проиграем, Калининград потеряет академический институт. Для российской науки это серьёзная потеря, так как благодаря уникальному положению Калининградской области у нас есть возможность проводить измерения в Европе.

Наша ситуация – пример того, что произойдёт с провинциальной наукой, когда будет разрушена РАН и у академических институтов начнут отбирать их имущество.