«Октябрьская болезнь» России

Трагические события 3 и 4 октября 1993 года в Москве вспоминают их очевидцы и непосредственные участники

Одним из защитников Белого дома был Виктор Югин – бывший главный редактор петербургской газеты «Смена», которая немало сделала в конце 80-х для популяризации Бориса Ельцина. Потом Виктор Алексеевич был избран депутатом Верховного Совета России, председателем Комитета по гласности. И к 1993-му в политике Ельцина разочаровался. Поэтому оборонял здание Верховного Совета до последнего. Виктор Алексеевич скончался в январе этого года. А пятнадцать лет назад он поделился воспоминаниями о том, что происходило тогда в Белом доме и на улицах Москвы. 

Виктор Югин, экс-депутат Верховного Совета РФ:

– 3 октября мы уже знали, что вокруг здания примерно четыре цепи ОМОНа, военнослужащих и обычных милиционеров. Белый дом был обнесён «спиралью Бруно». Это такая спираль, что, стоит до неё чуть дотронуться, – она сама тебя закручивает, рвёт тело. Страшное зрелище.

Из окна нам было видно, как поднимается густой чёрный дым. Это демонстранты, которых задерживали на Смоленской площади, стали поджигать киоски, шины автомобильные. А на Октябрьской площади тоже собирался большой митинг. Там были и «анпиловцы», и народно-патриотические силы. Тысяч 60 собралось. Эта колонна пошла к Белому дому. Как раз в это время я проводил пресс-конференцию Руцкого и Хасбулатова. На ней опровергалась информация ИТАР–ТАСС о том, что боевики, засевшие в Белом доме, вооружены американскими «Стингерами». Информация возникла просто анекдотично. У Хасбулатова в секретариате работала женщина по фамилии Стингер. И он, выходя в приёмную, где сидели журналисты, нервно спросил: «А где у нас Стингер?» Журналисты поняли всё по-своему и запустили утку…

…Мы записали на видеокассету обращение Хасбулатова и Руцкого. Хотели показать эту кассету по телевидению. Где-то часов в восемь нам сообщили, что Останкино взято. Хасбулатов стал натягивать плащ, он был готов сам ехать в Останкино, чтобы выступить в прямом эфире. Я сказал: «Руслан, ты не торопись, давай мы съездим, посмотрим, что там на самом деле, и всё-таки прокрутим кассету». Когда приехали к телецентру, там вовсю шла стрельба. Все военные действия развернулись не у технического корпуса, который обеспечивает вещание, а у здания, где располагаются творческие студии и административные кабинеты. Стоят три бэтээра задницами к радиоцентру, три – задницами к телецентру. Одни туда палят, другие сюда. Появляются ещё бронемашины, шесть или восемь. А зевак собралось по бокам очень много. Молодых, старых, с детьми, с собачками…

…Останкино взять не удалось. Кассету нашу показать, стало быть, тоже. Она у меня осталась, её потом при аресте отобрали. Вернулись в Белый дом. У меня в кабинете всё это время находился священник, отец Никон. Днём он спал, а ночью ходил по заставам, палаткам. Успокаивал людей, кого-то крестил, кому-то грехи отпускал. И в эту ночь мы были вместе. О том, что творится в других местах Москвы, не знали: телевизор не работал, электричество-то нам отрубили…

…Утром 4-го проснулись в седьмом часу от стрельбы. У Белого дома появились бэтээры и танки. Я вышел в коридор покурить. У окна стоял один полковник. Он сказал: «Ёлки-палки, сейчас бы сюда один мой взвод – эти танки пошли бы в другую сторону. Но если бы я сюда ребят своих вывел, началась бы война настоящая, гражданская война. Я сюда один пришёл, чтобы выполнить свой долг. Не военный, а гражданский».

В моём кабинете, в проёме между окнами, отец Никон поставил лампадку. Она горела и тогда, когда здание начали обстреливать танки. Били по верхним этажам. Стало ясно, что Ельцин пошёл ва-банк. Верхние этажи полыхали. Все лестничные площадки простреливались из автоматов. В коридорах приходилось перешагивать через трупы. Я увидел Хасбулатова. Он держался спокойно, отдавал чёткие распоряжения. Хотя было ясно, что скоро всё закончится. В здание уже находилась спецгруппа «Альфа». Меня в коридоре остановил спецназовец: «К стене! Руки на стену!» Обыскал, отобрал радиотелефон, фонарик, кассету, одеколон. Потом спустили вниз. Впереди меня шёл мужик, к которому подскочили «альфовцы» и начали жестоко бить. А у меня на груди шрам от недавней операции. Если, думаю, сейчас ударят – кости внутрь вомнут. Но меня не тронули. Уже хотел идти к метро – вдруг Дима Соколов, фотограф тогдашний президентский, закричал: «Вот депутат Югин идёт!» В общем, меня отправили в пазик, где уже сидели два арестованных генерала и мои коллеги по совету. Сидели долго, потом нас повезли на Малую спортивную арену «Лужников». Сразу вспомнил Чили, Виктора Хару…

И ещё вспомнил, что в кармане лежит журналистское удостоверение. Говорю охраннику: «Слушай, командир, надоело мне с ними ездить, посмотри, кто я, у меня поезд в Питер скоро, останови!» Он посмотрел корки, говорит: «Где вам остановить?» – «На Пушкинской, у метро». Так я выбрался. А на площади народ гуляет, празднует победу. Друзья помогли мне на время спрятаться. Тех же, кого увезли на стадион, продержали там всю ночь, чуть не расстреляли, но утром отпустили…

…Я не отрицаю вины нашего Верховного Совета. Там собрались очень разные люди, необученные парламентской работе, неопытные. Часть из них пыталась лезть в дела правительства. Всё это снижало уровень парламента. Была у многих и амбициозность, желание решать только собственные проблемы. Не понимали простого: заботиться о собственном уровне жизни можно было только тогда, когда уже достаточно поработали, сделали что-то для народа. Поэтому правильным было предложение одновременно переизбрать и ту, и другую власть.

Александр Проханов, писатель, главный редактор газеты «Завтра»:

– 21 сентября, когда Ельцин подписал указ о роспуске Верховного Совета, я моментально собрался и пошёл к Белому дому. Здание было абсолютно пустое, кое-где горели окна, на площади вокруг – никого. Стояла холодная ночь. От Москвы-реки шли туманы, и было странное ощущение, что бродят какие-то духи огромные, призраки печали, несчастья.

Но когда выглянуло солнце, на площадь перед Домом Советов стал приходить народ – Союз офицеров, «баркашовцы», «ампиловцы», поразительный человек казак Морозов, чем-то похожий на Николая II, со своей казачьей сотней. Все кричали: «Слава России!» Выросли баррикады.

В самые первые часы у Белого дома царила атмосфера наивного ликования. С балкона выступали ораторы, читали стихи, играли рок-музыку и пели народные песни. Православные водили крестные ходы вокруг Дома Советов. Там были удивительные священники вроде отца Виктора. Когда начались расстрелы, он взял икону, пошёл с ней на танки и исчез в дыму. Все думали, что он мёртв, но Бог сохранил ему жизнь.

Наивная эйфория покинула восставших тогда, когда 23 сентября Станислав Терехов осуществил свой вооружённый бросок на штаб стран СНГ. Он попытался захватить штабные помещения, чтобы получить связь с остальными гарнизонами. Для Ельцина это был отличный повод окружить Белый дом кольцом блокады, отключить свет и горячую воду (дело было в конце сентября!).

После начала блокады проникнуть в Белый дом мы могли только под землёй – ныряли в люк у Белорусского вокзала и двигались к цели вдоль кабелей и вод. Мы носили туда тиражи «Дня», который поддерживал их. Ведь за исключением нашей газеты и «Советской России» все СМИ контролировали либералы, которые демонизировали защитников Верховного Совета.

В один из следующих дней рядом с Белым домом состоялся митинг – ораторы забирались на крышу автобуса и произносили гневные речи. А неподалёку гнездился ОМОН. Омоновцы в своих странных одеяниях напоминали уродливых птенцов. И когда я залез на автобус и взял в руки микрофон, эти птенцы схватили свои дубинки и стали рассекать толпу. Я только успел истерично крикнуть: «Народ, держись!» – после чего меня сбросили с крыши прямо в толпу. Я получил удар палкой, который вызвал во мне… нет, не страх… скорее вспышку ненависти.

Подгоняемые дубинками, толпы митингующими побежали по разным направлениям. Следующая схватка состоялась около Смоленской площади, прямо рядом с МИДом. И в этом бою милиционеры впервые применили оружие, выстрелив поверх голов демонстрантов. Один из стариков, видимо, перенервничал, упал и умер прямо на месте. А в это самое время народ перекрыл Садовое кольцо и принялся возводить баррикаду, после чего над улицей взмыли чёрные клубы дыма.

Стихии ненависти привели к тому, что у памятника Ленину на Октябрьской площади 3 октября собралась огромная толпа, ведомая Анпиловым и Константиновым, лидерами Фронта национального спасения. Потом люди самостоятельно (по-моему, не было даже призыва вождей) двинулись чёрной лавиной к Крымскому мосту. Видя эту могучую силу, жалкие омоновцы бросали свои щиты, а несколько милиционеров даже упали в Москву-реку. И вот эта толпа рванула к Дому Советов и почти голыми руками растащила колючую проволоку.

Тогда власти впервые отдали приказ стрелять по толпе, и несколько людей были подстрелены возле одной из гостиниц. Однако демонстранты всё равно прорвались и освободили из осады Белый дом. Наступили три часа абсолютной свободы, когда не было ни милиции, ни ОМОНа: власти разбежались кто куда. Ближе к вечеру на балкон Белого дома вышел Альберт Макашов в своём фирменном чёрном берете, со своей генеральской осанкой и приказал народу двигаться к Останкино. Наверное, это была ошибка: если бы патриоты сохранили спокойствие, то 4 октября в Москву приехали бы региональные лидеры, чтобы убедить президента пойти на так называемый нулевой вариант (отставка Ельцина и Хасбулатова). В этом случае кровопролития, возможно, удалось бы избежать. Однако народ, возненавидевший Останкино за изливаемые либеральными журналистами потоки лжи, в ярости отправился брать его штурмом.

Когда я примчался на самосвале к телецентру, там уже вовсю слышалась стрельба. «Граждане, убедительно просим покинуть территорию!» – монотонно говорил кто-то в мегафон. Но граждане не расходились. Прозвучали три-четыре выстрела, и тут словно из-под земли выкатили несколько бронетранспортёров. Они с силой въехали в толпу и принялись в упор из крупнокалиберных пулемётов расстреливать народ. Это было чудовищно. Рядом со мной молодые парни сливали бензин у «Жигулей» и наполняли им бутылки, чтобы поразить эту взбесившуюся технику. Я тоже схватил бутылку, кинул её вслед бэтээру, но промахнулся. Под градом пуль люди кинулись врассыпную в парк и спрятались за деревья. Мы пережили кромешный ад.

Я сел в тот же самый грузовик, который привёз меня в Останкино, и двинулся обратно с поля брани. Приехав домой, я сел писать репортаж. Материал шёл с большим трудом: у меня была одна эмоция, один крик, один вопль. А утром, включив телевизор, увидел репортаж CNN: клубы дыма вокруг Белого дома, языки пламени, перестрелки и бронетранспортёры. Вернуться в редакцию в тот день мне не удалось, потому что она была разгромлена. Туда пришли люди с автоматами, перевернули всё верх дном и сфотографировали мой кабинет с подброшенной статуей Гитлера на столе. Демонизация патриотов шла полным ходом.

Вместе с тремя своими товарищами я бежал из Москвы и на перекладных добрался в Рязанскую область, откуда в течение трёх последующих дней наблюдал аресты. Конечно, меня обуревал страх ареста, но сверх того было ощущение беды, свалившейся на мою Родину. Беды, из которой вырастут последующие русские катастрофы.

Александр Чуев, президент Экспертно-аналитического центра по модернизации и технологическому развитию экономики:

– Меня не было у Белого дома 3 и 4 октября. Но я постоянно бывал в Верховном Совете до этого и в последний раз приходил туда чуть ли не накануне столкновения, а потом приезжал туда после всего случившегося. В те годы я возглавлял Российскую христианско-демократическую партию. Мы, как и другие политики, готовили проект Конституции России, и он был закончен примерно в конце сентября 1993 года. Мы внесли этот проект в Верховный Совет, и пока шла его регистрация, я приезжал туда каждый день. В конце концов его зарегистрировали под номером 7. А потом – началось…

3-го я видел, что происходило на Красной площади, но не попал к самому Белому дому. Митинги в поддержку парламента и против него проходили тогда не только в центре города, но и на других улицах. Я приехал на один митинг противников парламента, проходивший довольно близко к Красной площади, чтобы понять, чего именно хотят его участники, против чего они протестуют. Послушал их выступления и ушёл – впечатление от них было, мягко говоря, неприятным. Но не пошёл и к защитникам Белого дома. А потом туда было уже не попасть.

У меня и тогда, 20 лет назад, и теперь было и остаётся очень неоднозначное отношение к тому конфликту. Я поддерживал Ельцина, но не мог не видеть, какие он делает ошибки. Я был знаком со многими защитниками Белого дома, мы вместе заседали в Государственной думе, и о большинстве из них я мог с уверенностью сказать, что это порядочные люди. Но тогда, в октябре, я почти уверен, что среди них был кто-то, кто помешал им удержаться на своих позициях, уверен, что их подставили. Должна была быть какая-то провокация, из-за которой они сдались. Иначе их не удалось бы так легко разогнать.

Слышал я и выступление Макашова. Вот его слушать было по-настоящему жутко! Фактически он призывал убивать людей, пусть даже этого не говорилось прямым текстом. Странно, что среди тех, кто слушал ту речь, большинство этого не понимали. Да и вообще странно, что люди не понимали тогда и не понимают до сих пор, что никакие разногласия нельзя решать стрельбой, даже если речь идёт о разногласиях среди представителей власти!

А ещё многим стало страшно, когда всё закончилось. Я побывал у Кремля и здания мэрии после перестрелки – они были просто изрешечены пулями! Мэрия пострадала особенно сильно, в ней почти не осталось целых стёкол. Трудно было поверить, что это возможно в центре столицы.

Владимир Ткаченко, заместитель председателя межрегиональной общественной организации «Союз советских офицеров России», генерал-майор в отставке:

– В 1991 году я был секретарём парткома Военно-космических войск СССР, но после ельцинского переворота и развала Советского Союза немедленно уволился из рядов Вооружённых сил. Не мог я изменить данной мною присяге. После этого с товарищами начали формировать общественную организацию офицеров с целью дальнейшего создания союза, который и был создан после октябрьских событий 1993 года.

21 сентября по радио услышал об издании указа № 1400, который прекращал деятельность Верховного Совета. Поскольку по работе был знаком со многими его членами, тут же отправился в Верховный Совет, чтобы выступить в его поддержку. В тот же день было принято решение об организации охраны Верховного Совета, а позже был сформирован и добровольческий полк, заместителем начальника политотдела которого мне предложили стать.

Все последующие дни в здании Верховного Совета круглосуточно находились несколько тысяч человек. В первый же день люди начали строить баррикады, которые утром 4 октября, когда пошли бэтээры, ломались как спичечные коробки…

Здание Верховного Совета и площадь были полностью окружены войсками, вокруг ездила громкоговорящая установка, через которую круглые сутки крутили песню Газманова «Путана» и призывы Ельцина к депутатам и членам Верховного Совета покинуть здание с обещаниями высоких должностей и денег. Ушли многие: Починок, Филатов, Степашин… Тем не менее кворум был, что позволяло оставшимся продолжать проводить заседания. Ну а мы в это время ходили вдоль стоявших в оцеплении рядов войск и пытались их, что называется, деморализовать: объясняли, что на площади простые безоружные люди, женщины, призывали не применять оружие. Помню, стояла у нас казачья сотня. Она разместилась напротив дивизии Дзержинского, стоявшей в сквере у стадиона, где впоследствии после штурма и расстреливали защитников Верховного Совета. Призываем «дзержинцев» не стрелять в безоружных, а их офицер нам говорит: «Да какие же вы безоружные? Вон у казаков Морозова из палаток пулемёты торчат!» Подхожу к казакам, спрашиваю: «Это правда, что у вас пулемёты есть?» Они распахивают вход в палатку и показывают, смеясь: «Да это мы просто куски труб положили, чтобы ребятки лишний раз подумали, прежде чем на нас идти». У добровольческого полка оружия тоже не было. Всё, что у нас имелось, – немного бутылок с «коктейлем Молотова». Вооружены были лишь милиционеры, охранявшие Верховный Совет и решившие остаться в нём, да некоторые военные из групп Макашова и Терехова. Через несколько дней на охрану Верховного Совета прибыла приднестровская группа спецназовцев «Днестр», они тоже были вооружены.

3 октября защитники Верховного Совета под руководством Виктора Анпилова попытались прорвать оцепление. По толпе открыли огонь снайперы, засевшие на крыше мэрии. Во время попытки прорыва омоновцы отступили, оставив свои машины с ключами в замках зажигания. Помню, у меня ещё тогда возникли сомнения: какой водитель так сделает? Но они оставили… А вечером после митинга к Руцкому и Хасбулатову подошли двое в гражданской одежде и заявили: «Давайте двигать к Останкино, вас там ждут». Прыгнули в оставленные омоновцами машины, завели их: мол, поехали быстрее. Поехал Макашов со своими ребятами, и там ему уже была устроена «встреча». Тогда многие погибли…

На следующий день ранним утром начался штурм. На площадь врывались бэтээры и тут же открывали огонь из пулемётов по палаткам, при этом прекрасно зная, что в них женщины, старики, подростки. Начальник штаба добровольческого полка подполковник Ключников, увидев это, выскочил навстречу бэтээрам, пытаясь не пустить их давить людей, но его сразу скосили пулемётной очередью. Полк? А что мы сделаем безоружные против пулемётов и бэтээров?

Побежали с товарищами по коридору, а тут Кантемировская дивизия начала стрелять из танков по зданию. Вдруг Сергей Бабурин навстречу: «Давайте к нам в кабинет». Сидели на полу, потому что все окна простреливались снайперами. Через какое-то время пробрались в зал Национальностей, где уже собрались сотни две-три депутатов и добровольцев. Пришёл представитель отряда «Альфа», который заявил: мол, мы настроены вас спасти, но, если не согласитесь выйти и сдаться, есть приказ вас уничтожить. Большинство сказали: «Будем стоять до конца». Но в конце концов после обсуждения с Руцким было принято решение выходить, хотя некоторые сделать это отказались…

Выходящих из здания разводили по двум сторонам – направо и налево к Москве-реке. В сторону реки отправляли депутатов. Думаю: куда же мне идти? На площадь вышел, а там одни убитые лежат… Эх, думаю, будь что будет! Пошёл в сторону гостиницы «Мир». Выхожу на оцепление ОМОНа. Небольшая улочка, ведущая к Садовому кольцу. Всё горит. Омоновцы тоже в определённой степени напуганы. Слышу окрик: «Стой, руки вверх!» Я им спокойно отвечаю: «Ребята, тише, мне срочно в штаб». Отступили. Через метров 30–40 – второй ряд. На требование остановиться отвечаю: «Там уже всё проверили, мне срочно надо». Так и вышел. Военная смекалка помогла.

Константин Боровой, в 1993 году – президент Российской товарно-сырьевой биржи, член Совета по предпринимательству при президенте РФ, сопредседатель Фонда внешней политики РФ:

– Предпосылки к октябрю 1993-го возникли ещё 10 декабря 1992 года. Тогда состоялась отставка Егора Гайдара с поста премьер-министра России, которую осуществил съезд Верховного Совета. Потом члены съезда заявили, что им не нравится рыночная экономика, нарождавшаяся в стране, не нравится частная собственность и свободные цены. И, разумеется, им не нравился Ельцин. Конфликтная ситуация началась именно тогда – Хасбулатов и Руцкой начали открытую, персональную свару с президентом России.

Тут же к ситуации подключился глава Конституционного суда Валерий Зорькин – на стороне Хасбулатова и Руцкого. И эта троица начала просто «давить» Ельцина, выступать в СМИ с резкой критикой его действий. Власть пыталась найти с этими людьми хоть какой-то компромисс – съезд принял постановление «О стабилизации конституционного строя», а премьером стал Виктор Черномырдин. Гайдаром, особенно раздражавшим депутатов, Ельцин пожертвовал.

Увы, это перемирие длилось всего неделю. Очередной экстренный съезд ВС принял постановление, что всё, включая постановление «О стабилизации», никуда не годится. Встал вопрос об импичменте президенту РФ. Сменив премьера, Хасбулатов и Руцкой вновь начали конфликт, заявляя: «Ельцин – никто, а мы – это всё!» Хасбулатов начал собирать депутатов на очередной съезд – уже только для того, чтобы объявить импичмент Ельцину. До этого момента Ельцин просто сидел и молчал. Но когда речь пошла уже о потере им власти, он выступил по телевизору с обращением к народу.

Тут же Конституционный суд РФ вынес постановление, что это обращение противоречит Конституции и уже за это Ельцина необходимо подвергнуть импичменту. Хасбулатов срочно собрал съезд, и депутаты попытались проголосовать за отставку президента. У них ничего не получилось. Тогда договорились провести 25 апреля референдум о доверии Ельцину и Верховному Совету. Результаты получились фантастическими – доверие Ельцину и его политике выразили 53 процента россиян, за перевыборы президента проголосовали 49 процентов, а за перевыборы Верховного Совета – 67 процентов.

Это – наглядный результат того, как эти депутаты на тот момент уже всем надоели. В этот момент президенту надо было распускать Верховный Совет, а Ельцин всё искал какие-то компромиссные решения: мол, в ВС всё же сидели его единомышленники, коллеги… В итоге прошло пять месяцев, а Ельцин не предпринимал никаких действий – не хотел ссориться с «коллегами». Ну и эти твари начали наглеть. Хасбулатов назначил ещё один съезд, где пообещал Ельцину импичмент. Так что в создании ситуации октября 1993-го во многом виноват Борис Ельцин – он не сделал ничего для того, чтобы её предотвратить. И тем самым спровоцировал этих негодяев на путч. Они решили, что президент – слабый, что он их боится.

Я всегда был сторонником демократии и рыночной экономики. И мне было ясно как день, что ВС всеми силами пытается вернуть Россию в распределительную советскую экономику. Тут не было ничего странного – этот орган выбирался ещё в СССР, люди избирались туда по спискам обкомов и райкомов, а самой либеральной силой в нём были «Коммунисты за демократию» – сегодня само это название звучит как каламбур. И Ельцин понял, что если он будет продолжать тянуть с решением проблемы, то просто потеряет власть. И 21 сентября 1993-го он издал указ № 1400 – о выборах нового парламента.

Тогда эти ребята из ВС приступили к военным действиям. Они собрали вокруг себя всю мразь, все отбросы – каких-то бандитов из Приднестровья, какой-то латышский батальон. Ну и, конечно, «баркашовцев» – в Москву под эти знамёна тогда собрались фашисты со всей России, они даже ходили по улицам со своими свастиками. Сюда же подтянулись доблестные коммунисты-«анпиловцы». А уж генерал Макашов и вовсе развернулся «на полную» – весь отстой, вставший под его знамёна, вышел на улицы Москвы. Они ходили с автоматами, ездили на грузовиках по центру столицы, избивали и расстреливали милиционеров (по моим данным, их убили не менее пяти человек), захватили мэрию, а потом решили захватить телецентр «Останкино». Эти негодяи в общем-то и начали вооружённый конфликт с целью политического переворота.

Всё это было очень опасно, в том числе для меня лично. У меня тогда была 15-минутная программа на Первом канале – информацинно-пропагандистская: о рыночной экономике, либерализме и так далее. Так вот, 2 октября 1993-го руководство канала мне сказало: «Костя, мы тебе дарим целый час эфира! Говори что хочешь!» Я взял этот час, ну и начал объяснять народу, что происходит в стране.

После этого Саша Руцкой во всеуслышание сказал: «Этого парня мы первым повесим на Красной площади!» – мне потом его цитировали очень многие. Сейчас мы периодически общаемся с Руцким, когда встречаемся где-то на эфирах или в публичных местах, но он упорно не сознаётся, что произнёс эту фразу.

Это был обычный политический бандитизм, и очень здорово, что Ельцин его всё-таки остановил – пусть и ценой расстрела Белого дома. Тогда, я думаю, процентов 90 россиян было за то, чтобы этих бандитов остановили. Сегодня мы понимаем, что это была попытка переворота, основанием для которой было то, что примерно треть тогдашнего общества имела советскую ментальность и жаждала вернуться в СССР. А глубинная причина конфликта октября 1993-го в том, что наше общество с трудом принимало новые реалии.

Главное, что мне хотелось бы донести, – это не был расстрел законного парламента. И юридически, и фактически это уже был просто гадюшник, бандитское гнездо. Впрочем, значительная часть нашего общества и сегодня плохо принимает реалии рыночной экономики и демократии. Люди, родившиеся в СССР, имеют советское представление о справедливости: для них справедливость – это равенство, то есть уравниловка. И справедливое, но не равное распределение благ между людьми их возмущает. Поэтому, когда сегодня я вижу проявления крайнего национализма, ксенофобии в обществе, слышу антирыночную, популистскую риторику от некоторых политиков, мне бывает страшновато. Я искренне опасаюсь, что ситуация, подобная октябрю 1993-го, в России может повториться – надо только хорошенько «разогреть» народ.

21 сентября 1993 г.

В 20.00 президент РФ Борис Ельцин выступает по телевидению с обращением, сообщая об издании им указа № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», который прекращает деятельность Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ. ВС объявляет о совершении Ельциным государственного переворота. В 20 часов 45 минут к Белому дому начинают прибывать граждане на стихийный бессрочный митинг. В Доме Советов частично отключают свет, связь, водоснабжение и канализацию, силы МВД начинают оцепление прилегающей к зданию территории. Конституционный суд РФ объявляет действия Ельцина неконституционными, а указ № 1400 – основой для отрешения президента от должности.

22 сентября

Открывается VII экстренная сессия ВС РФ. На основании заключения Конституционного суда РФ принимается постановление о прекращении полномочий президента Ельцина и о временном переходе их к вице-президенту Руцкому.

23 сентября

Президент Ельцин издаёт указ № 1435, обещающий депутатам материальные льготы и единовременное вознаграждение в размере годовой зарплаты, а также указ о назначении досрочных выборов президента РФ, который впоследствии был отменён. В 22.00 открывается Х чрезвычайный Съезд народных депутатов Российской Федерации. Утверждается постановление ВС о прекращении президентских полномочий Ельцина и переходе их к вице-президенту Руцкому.

24 сентября

Заместитель министра обороны Константин Кобец предъявляет съезду ультиматум с требованиями сдать всё имеющееся в Доме Советов оружие и немедленно покинуть здание под угрозой дачи Ельциным приказа о штурме Белого дома. Съезд принимает постановление о проведении досрочных выборов народных депутатов и президента РФ не позднее марта 1994 года. Доступ в Дом Советов полностью блокируется войсками и милицией, на прилегающей территории устанавливаются заграждения из «спирали Бруно». Дом Советов полностью отключается от теплоснабжения и электроэнергии.

В течение последующих шести дней оцепление вокруг Белого дома усиливается, прибывают дополнительные части военнослужащих. После переговоров конфликтующих сторон при посредничестве патриарха Алексия II подписывается Протокол № 1 о поэтапном снятии блокады и изъятии «нештатного» оружия в Доме Советов.

3 октября

В 14.00 на Октябрьской площади состоялся разрешённый Моссоветом митинг в поддержку Верховного Совета. ОМОН предпринял попытку заблокировать площадь. Появились призывы перенести митинг в другое место. Участники демонстрации, прорвав оцепление на Крымском мосту, прошли многотысячной толпой по Садовому кольцу и Новому Арбату до Дома Советов. Демонстранты были обстреляны ОМОНом.

Александр Руцкой с балкона Дома Советов призывает митингующих начать штурм мэрии и телецентра «Останкино». Борис Ельцин подписывает указ о введении чрезвычайного положения в Москве. Толпа под руководством Альберта Макашова захватывает здание мэрии. ОМОН и войска отступают с территории, прилегающей к Дому Советов.

В 17.00 защитники Дома Советов прибывают в Останкино и требуют предоставления прямого эфира. К зданию прибывают и бэтээры дивизии имени Дзержинского, и отряд спецназа «Витязь». Стихийный митинг у телецентра разгоняется войсками, открывшими огонь по толпе. Несколько десятков погибших.

4 октября

Ночью Ельцин принимает решение о штурме Дома Советов. В Москву прибывают танки Таманской дивизии. В 04.20 начинается перемещение войск в сторону Дома Советов. В 7 утра, разрушив баррикады, на площадь у Белого дома со стрельбой въезжают машины БМП и БТР. Некоторые защитники БД отстреливаются. Через час начинается танковая стрельба по верхним этажам БД. В 15 часов спецназу приказано взять Белый дом штурмом. В 16 часов начинается выход защитников БД из здания. В 18.00 Руцкой, Хасбулатов и ряд депутатов арестованы.

Выдержки из заключения Комиссии Госдумы по дополнительному изучению и анализу событий, происходивших в Москве 21 сентября – 5 октября 1993 года

«Главной причиной тяжких последствий событий 21 сентября – 5 октября 1993 года стали действия Б.Н. Ельцина и некоторых должностных лиц Администрации президента РФ, правительства РФ, МВД РФ, Министерства связи РФ, МИД РФ, правительства Москвы, ГУВД Москвы и ряда других государственных органов, учреждений и организаций, направленные на реализацию указа № 1400.

Руководство «правительственной стороны» неоднократно отвергало предложения Конституционного суда РФ, руководства Верховного Совета и Съезда народных депутатов отменить указ № 1400 и другие нормативные акты, направленные на его реализацию, вернуться к положению на момент обнародования указа № 1400 и провести одновременные досрочные выборы президента РФ и народных депутатов РФ.

В этой ситуации руководство Верховного Совета, и. о. президента РФ А.В. Руцкой, назначенные съездом «силовые министры» В.А. Ачалов, В.П. Баранников и А.Ф. Дунаев были вынуждены принимать решения, которые в некоторых случаях объективно вели к обострению обстановки.

…Во время событий у телецентра «Останкино» 3 октября 1993 года некоторые военнослужащие внутренних войск и сотрудники милиции применяли огнестрельное оружие и бронетехнику против гражданских лиц, наблюдавших за событиями, и случайных прохожих, что привело к многочисленным человеческим жертвам.

По приближённой оценке, в событиях 21 сентября – 5 октября 1993 года всего были убиты или скончались от полученных ранений около 200 и получили ранения или иные телесные повреждения различной степени тяжести не менее 1000 человек. Имели место случаи закалывания штыком, раздавливания бронетехникой, а также выстрела в упор. Получены данные об эпизодах, которые говорят о возможности бессудных расстрелов гражданских лиц».