«Октябрьская болезнь» России
С «чёрного октября» 1993 года прошло 20 лет. Можно не знать и не помнить, кто с кем и за что боролся в те дни. Но жить так, словно этого октября не было, – нельзя
С «чёрного октября» 1993 года прошло 20 лет. Можно не знать и не помнить, кто с кем и за что боролся в те дни. Но жить так, словно этого октября не было, – нельзя.
20 лет назад Россия была парламентской республикой с президентской формой правления. Такая конструкция породила бы политический кризис даже в самую благополучную эпоху. Но большинство россиян в начале 1990-х не замечали политических противоречий просто потому, что им хватало других проблем. Распад Союза стал шоком сам по себе, к нему добавилась ещё и «шоковая терапия». Ещё не исчезли измучившие всех очереди, а взгляд на изменившийся ценник грозил инфарктом.
Уже с января 1992-го между первым президентом России и последним Верховным Советом установилось явное непонимание. В первую очередь – по поводу экономической политики правительства.
Казалось, мартовский референдум 1993 года – знаменитое «да-да-нет-да» – разрядит обстановку. Но граждане проголосовали, и выяснилось, что, хотя парламенту и выражено недоверие, досрочный роспуск его невозможен – его не поддержали больше половины граждан. Поступить красиво – распуститься самому – ВС не решился. Власть оказалась в ступоре: парламент отвергал президентские законопроекты, исполнительная власть не слушалась парламента. Вот в такой обстановке 21 сентября Борис Ельцин и зачитал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе».
Депутаты ВС назвали указ государственным переворотом и вынесли импичмент Ельцину. Началось противостояние, полное ожесточения и провокаций.
Самые трагические дни – 3 и 4 октября – максимально изучены и тоже легендарны. Много раз исследовалось, кто первый и где выстрелил (или не стрелял), но потом следовали опровержения. Даже если согласиться с тем, что прорыв оцепления 3 октября, взятие мэрии и нападение на Останкино были подготовленной провокацией, то на эту вооружённую провокацию повелись тысячи энтузиастов.
Лишь к вечеру Ельцин ввёл чрезвычайное положение и вынудил министров-силовиков перейти в наступление. К вечеру 4 октября Белый дом наполовину сгорел, депутаты были арестованы. Накал словесных страстей в те дни был страшен, для некоторых он остался таким и поныне.
Вся история противостояния исчерпывается афоризмом: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Двоевластие, или безвластие, закончилось.
Никакой опасности в том, что в Кремль пришёл бы кто-то из проигравших, не было. Не стоит говорить, будто Ельцин в то время держал волка за уши – после 4 октября никакого «волка» в России не было. Ни радикальный национализм, близкий к нацизму, ни тем более коммунизм не могли привлечь избирателей.
В том октябре Россия получила урок, последствия которого останутся с нами надолго. Можно терпеть парламент, а можно его и распустить. Бронетанковая дивизия – лучший аргумент во внутриполитическом споре. И вообще, во внутренней политике – «если нельзя, но очень хочется, то можно всё». Это, пожалуй, самое печальное наследство октября 1993 года.