Леонид Десятников: «Кинокомпозитор должен быть в тени»

Петербургский композитор пишет музыку по заказу и не ждёт вдохновения, хотя больше всего мечтает посидеть в тиши и сочинить что-то для себя самого

–Книга для чтения «Stories for Boys and Girls», на английском языке для 5-го класса семилетней и средней школы (3-й год обучения), Москва, 1949. Эту ветхую книжечку я нашёл то ли в подвале, то ли на чердаке подмосковной дачи в середине 1990-х годов. Тогда я ещё не знал, что такого рода помоечно-археологические изыскания – непременное условие концептуалистской игры. Я показывал свою находку друзьям, и А. С. сказала: «Почему бы тебе не положить это на музыку?»

Так композитор Леонид Десятников начинает увлекательный рассказ об истории создания одного из главных своих сочинений. В побитой временем брошюрке размещались детские стишки и проза – о партии, о Сталине, о родной стране. Через несколько лет весь этот «милый щебет» трансформировался в грандиозную симфонию для солистов, хора и оркестра.

«Зима священная 1949 года» впервые прозвучала в Йене в 1999 году. В исполнении, состоявшемся в рамках фестиваля Eurovoices, принимали участие хоровые коллективы из пяти европейских стран и оркестр Йенской филармонии под управлением дирижёра Андрея Борейко. Спустя два года – российская премьера симфонии в Екатеринбурге. Ещё через две недели сочинение услышали москвичи. И вот в Большом зале Петербургской филармонии 18 октября состоится петербургская премьера «Зимы». Исполнит её заслуженный коллектив России Академический симфонический оркестр Петербургской филармонии, хор студентов Санкт-Петербургской консерватории, солистки Наталья Миронова (сопрано) и Олеся Петрова (меццо-сопрано). Дирижёр – Александр Ведерников. Накануне премьеры мы встретились с композитором Леонидом Десятниковым.

– Леонид Аркадьевич, на мой взгляд, есть какая-то тайная магическая сила, которая связывает наше время с 40–50-ми годами. И мы, поколение, родившееся позднее, испытываем некую болезненную ностальгию по времени, которое не прожили, но которое присутствует в наших родителях, в наших бабушках и дедушках. Эта ли сила тайных связей побудила вас написать симфонию?

– Да, вы правы: именно эта самая сила и побудила, хотя, конечно, я бы не смог сформулировать это так изящно, как вы. Все эти фанфары и марши, песни и пляски, демонстрации первомайские и седьмоноябрьские… Казалось, всё это в Лету кануло безвозвратно. Но, сочиняя симфонию, заботливо реконструируя утраченное время, я и помыслить не мог, что история развернётся вспять и время 60-летней давности придвинется к сегодняшнему дню столь угрожающим образом.

– Вы хотите сказать, что выражение «политическое звучание» следует понимать буквально? Что музыка вообще – и ваша в частности – имеет политический смысл?

– Думаю, сама по себе музыка ничего не выражает, это самое абстрактное из искусств. Но здесь важен контекст. Советские люди, слушавшие симфонии Шостаковича и в сталинскую, и в брежневскую эпохи, безусловно, улавливали некое послание, некий надрыв.

– Нынешние слушатели смогут понять, что вы хотели сказать своей симфонией?

– Музыканты, меломаны, завсегдатаи Филармонии, безусловно, смогут. А не очень подготовленному слушателю поможет программка, в которой будет напечатан текст симфонии – английский оригинал и русский перевод. Было изначально написано семь частей – от одной я безжалостно избавился (надо уметь отсечь всё лишнее). Петербургская публика услышит новую версию, сделанную в 2006 году. (После того как симфония прозвучала в Канаде, я внёс в партитуру некоторые изменения.) Помимо текста симфонии в программке будет также помещена авторская аннотация – «Что я хотел выразить в «Зиме священной». Этот заголовок вторит названию статьи Стравинского, опубликованной в 1913 году в связи с премьерой его балета «Весна священная». Некоторые бумажные и электронные медиа скоропостижно напечатали мой текст, так что нам с вами сейчас нет нужды его пересказывать.

– Я видела фильмы, музыку к которым вы писали. «Дневник его жены», «Пленный» – прекрасные картины. Но, увы, я не помню музыки, которая там звучала. Вам не бывает обидно, что режиссёры, актёры – на слуху, а вот композиторы обычно в тени, и зрители порой не помнят автора музыки?

– Нет, это совершенно меня не задевает. Кинокомпозитор и должен оставаться в тени. Если музыка не торчит из фильма, не претендует на самостоятельную роль, не звучит навязчиво, это очень хорошо. Значит, она выполнила свою задачу. Я считаю, что лучшее кино там, где музыки нет вовсе.

– Это трудно – совмещать публичную жизнь и композиторскую работу?

– Практически невозможно. Вероятно, именно поэтому я редко бываю в театре или в концертном зале. Ведь слушание музыки для меня отнюдь не является отдыхом, это – часть работы. Если же мне хочется отдохнуть, разгрузить голову – смотрю сериалы, преимущественно американские. Но не брезгую и английскими.

– Знаю, что вы сейчас очень заняты…

– Да, в этом году довольно много работы. И много беготни. Только что вернулся из Екатеринбурга, где в рамках грандиозного музыкального фестиваля «Евразия» состоялось первое исполнение моего сочинения «Путешествие Лисы на Северо-Запад» для сопрано с оркестром на стихи Елены Шварц. В декабре в Милане пройдёт премьера моего нового балета, который поставит Алексей Ратманский. Балет называется «Опера», это заказ театра «Ла Скала». В январе Большой театр покажет в Париже балет «Утраченные иллюзии», это также наша совместная работа с Алексеем Ратманским. То есть всё сложно, если учесть, что я ненавижу путешествия. Думаю сейчас о том, что в середине января, когда все «ёлки» закончатся, смогу спокойно поразмышлять о новом произведении, не связанном с заказами, и сочинить что-то для себя самого.