Достоевский приютил Хармса. Надолго?

Первый вопрос, которым уже задаются многие посетители: почему выставка «Случаи и вещи. Даниил Хармс и его окружение» развёрнута в стенах Литературно-мемориального музея Фёдора Достоевского? Один из самых значительных и известных в мире русских писателей и мыслителей Достоевский – реалист, Хармс же – ярчайший представитель русского литературного авангарда, который мотивы своих удивительных рассказов и стихов определил так: «Меня интересует только «чушь», только то, что не имеет никакого практического смысла».

– Даниил Хармс и его друзья-обэриуты, как и многие писатели ХХ века, не избежали влияния творчества Достоевского. Уже давно признано, что творчество обэриутов в значительной степени происходит из стихов Игната Лебядкина из романа «Бесы». Эта мысль была убедительно доказана в давней статье нашей сотрудницы и известной писательницы Беллы Улановской, – пояснила директор музея Наталья Ашимбаева.

Выставка является совместным проектом Музея Достоевского и издательства «Вита Нова». Большая часть экспонатов в «широком показе» – впервые. Это личные вещи Хармса, рукописи, книги из его библиотеки, фотографии, а также подлинные материалы, относящиеся к жизни и творчеству писателей его круга – Александра Введенского, Николая Олейникова, Якова Друскина, Константина Вагинова и других. Особого внимания заслуживает чемоданчик Хармса – с такими во времена сталинщины советские граждане готовились к возможному аресту, а во времена хрущёвской оттепели ходили в баню. В этом чемоданчике в блокадную зиму 1942 года Яков Друскин спас многочисленные рукописи поэта – фактически весь его литературный архив.

Один из смысловых центров экспозиции – стенд, посвящённый судьбе Хармса. Здесь можно прочитать его стихотворение «Из дому вышел человек...» с пророческими строками: «…и с той поры исчез». Написано оно было в 1937-м. Тогда Хармса перестали печатать, он остро нуждался. Четыре года спустя, в августе 1941-го, Даниила Ивановича арестовали, а через полгода, 2 февраля, он умер в тюремной больнице.

Создатели выставки рассматривают её как некий прообраз музея, который должен быть посвящён Хармсу и его друзьям-обэриутам, а шире – интереснейшему периоду истории литературы 1920–1930-х годов. Он не должен быть похож ни на один из существующих литературных музеев и может быть выдержан в хармсовской стилистике. Речь о конкретном адресе пока не идёт.

– Идея создания музея родилась в 2011 году, когда в наши руки попал этот легендарный чемодан, – сказал главный редактор издательства «Вита Нова» Алексей Дмитренко (научный консультант двух полнометражных документальных фильмов, посвящённых Александру Введенскому и Даниилу Хармсу). – А в прошлом году мы приобрели автографы Хармса, среди них 13 неизвестных текстов, вы их можете видеть на центральном стенде.

В небольшом экспозиционном зале, который не мог вместить всех желающих, в дверях оказались родственники Даниила Хармса, слегка опоздавшие к началу. Племянник Даниила Ивановича Кирилл Грицын сказал:

– Выставка достойна диссертации. Без защиты.

– Вы ещё не видели каталога! Это докторская диссертация! – подыграл ему Алексей Дмитренко.

В числе приглашённых на вернисаж – Яков Гордин и Даниил Гранин. (Даниил Александрович назвал вернисаж «небольшим праздником нашей литературы».) И – художник Александр Траугот, который не только видел, но и лично знал Хармса и дружил с Яковом Друскиным.

– Введенский и Хармс были свободные люди, их обращение к детской литературе случайное, но очень важное: потому что дети от взрослых отличаются редким качеством – у них нет испорченного вкуса, – рассказывал Александр Георгиевич. – Хармс писал, как он не любит детей, но надо знать Хармса – он всё писал наоборот. Более того, он сам был большой ребёнок и среди детей чувствовал себя своим. Всё в Хармсе – игра: игра с читателем, со слушателем, с самим собой.

из первых уст

Даниил Гранин:

– Я не специалист ни по Хармсу, ни по обэриутам, но я очень рад, что наконец в нашей жизни они опять появились, потому что более абсурдной поры, чем наша жизнь сегодня, ещё не было в России. Они бы себя чувствовали очень привольно и хорошо в нынешней обстановке. Я думаю, наша жизнь полна обэриутских радостей или смеха, насмешек, удивительных и странных историй, совпадений с сюжетами маленьких и больших стихотворений. В каждом хорошем писателе должно быть немного Хармса. Ещё что меня поражает – выставка в Музее Достоевского. Самый серьёзный писатель и самый большой чудак из всей нашей литературы. Чудак, наверное, не самое лучшее определение, но вся эта группа вне определений. Она сама по себе удивительное приобретение русской литературы. Ничего подобного в длинной и сложной истории русской литературы не было, и не знаю, будет ли когда-нибудь. Поэтому к Хармсу, как к вожаку, особое, очень тёплое отношение. Как к какому-то самородку, случайно найденной драгоценности, которая блеснула в те далёкие годы.