Пётр Налич: «Хочу заниматься всей музыкой сразу»

Популярный автор, участник «Евровидения» мечтает исполнять оперные арии, интересуется дизайном и переживает за архитектурное наследие страны

Петру Наличу – 32 года. Слава обрушивалась на него дважды. Шесть лет назад выложенный в Рунет клип «Гитар», который Пётр сделал со знакомыми музыкантами, вошёл в топ-20 самых просматриваемых российских клипов портала. А три года назад Налич представлял Россию на конкурсе «Евровидение» в Норвегии. Сегодня он кумир огромного количества молодёжи в нашей стране, которым нравится позитивный стиль Петра и его группы. В Петербурге 21 октября Пётр Налич выступит в Филармонии с Адмиралтейским оркестром Ленинградской военно-морской базы с программой «Песни моря».

– Пётр, слава, которой вы сегодня достигли, – это то, о чём вы мечтали, к чему стремились? Или популярность вас настигла нежданно-негаданно?

– Свою известность и популярность я рассматриваю как приятный сюрприз. Но, конечно, просто так с неба ничего не сваливается. Я давно увлекался музыкой, самой разнообразной – украинской, цыганской, итальянской, казачьими песнями, русскими народными. В шесть лет поступил в музыкальную школу, в 14 её закончил, пел в хоре. И признаюсь, что архитектурой, которую изучал в институте (поступив туда по стопам своих родителей-архитекторов), я был увлечён гораздо меньше, чем пением. Видно, гены деда, оперного певца, оказались сильнее.

Лет восемь-девять назад я и мои друзья увлеклись домашней видеозаписью. В это время появилась возможность делать качественную мультидорожную запись музыки. Мы начали активно экспериментировать, и таким образом к моменту создания клипа «Гитар» у нас уже было штук 25 домашних записей, вполне осмысленных, из которых можно было делать песни. Когда мы поняли, что всё приобрело ощутимый масштаб, захотелось, чтобы люди это услышали. Конечно, никто не ожидал, что «Гитар» завоюет такую популярность буквально в один день! Это было головокружительно, прекрасно, приятно. Вокруг заговорили: «Мы тебя знаем, ты тот самый Налич. Круто!» Но и много всяких сложностей сразу возникло. Потому что, скажем, в сентябре 2007 года нам предложили сделать в клубе «Апшу» концерт 9 ноября – это как раз была первая годовщина нашего музыкального коллектива. И мы не могли признаться никому, что по-настоящему у нас коллектива не было! Мы тогда кто как, кто на чём по-пионерски играли, было весело и задорно, но ансамбля не было ни в какой мере!

– То есть представляться музыкальной группой было некой авантюрой?

– Именно в плане концерта это была авантюра. У нас не было возможности сыграть этот концерт на каком-то нормальном ансамблевом уровне, рядом со мной не было профессионалов, это были архитекторы, любители, просто энтузиасты музыки. По ансамблевой игре это носило самодеятельный характер. Но мы не отказались от концерта. И «изобразили» те песни, которые у нас были. Народ радовался – не столько, мне кажется, качеству, сколько той атмосфере, которую мы создали. Потом вся эта ситуация подвигла нас уже работать профессионально, мы стали думать над качеством.

– Для вас важен процесс или результат в творчестве?

– Всё важно. Но процесс – это и есть результат. Я сейчас нахожусь на перепутье – надеюсь, что не на распутье. Хочу заниматься всем сразу: сочинительством эстрадной, романсовой и хоровой музыки, оперным пением, которое мне очень нравится. Мне кажется, у меня сейчас какой-то завершающий ученический этап, мне хочется сделать такой технологический скачок, который бы дал мне возможность и оперу петь, и романсы (свои и чужие). В общем, чтобы я свободно ощущал себя в любой ипостаси.

– Неаполитанские песни, с которыми вы выступите в Петербурге, – это ваше излюбленное направление?

– Да. Многие считают, что неаполитанские песни – это ужасная попса. Но я романтический человек и очень люблю такие мелодии с их сладостными переливами, с итальянским диалектом – гештальт чего-то прекрасного. Ещё будут три мои песни, которые были сочинены именно для оркестра. Я, кстати, ещё не репетировал ни с кем, но, думаю, у нас всё получится хорошо. Помимо меня будут петь два солиста – Владислав Косарев и Николай Шамов.

– Были подобные опыты соединения разных звучаний?

– Ну конечно, у нас в Гнесинской академии, где я учусь, и на концертах в Доме музыки было совмещение разных вещей. К сожалению, бывают соединения слишком формальные, на мой взгляд. Когда музыканты соединяют гружёную гитару, бас, барабан с «примочками» симфонического оркестра, получается бессмысленный винегрет. Надо очень тщательно подбирать инструменты, представляя, под какой состав делать материал. Но конечно, экспериментировать безумно хочется.

– Вы уже привыкли к тому, что вас всюду приглашают, вас любят, вами восторгаются?

– Я вообще человек домашний, вращающийся в своём кругу. А в моём кругу меня давно любят, поэтому, думаю, не слишком многое сегодня изменилось в моей жизни. На первых порах в Гнесинке пальцем показывали, и я немного ёжился, прятал нос в кашне. А теперь для меня признание привычно. Слава меня не испортила (улыбается).

– Если бы не музыкальная карьера, стали бы архитектором?

– Да, могу себе это представить. Наверное, я был бы хорошим архитектором, не знаю уж, насколько выдающимся. Я с самого детства всякие дизайнерские штуки делал, макеты, графику. И сегодня с большим удовольствием развиваюсь в этом направлении, рисую, смотрю, что в мире происходит в этом плане.

– Знаю, что вы поставили памятник собаке, которая была убита в московском метро. Назвали «Сочувствие». Часто откликаетесь на какие-то социальные темы, катаклизмы в обществе? И проявляется ли это в ваших песнях?

– Во-первых, внесу сразу ясность. Идея поставить памятник собаке принадлежит не мне, а скульптору Александру Цигалю. Я был лишь на подхвате, делал чертежи, помогал своему папе, который занимался архитектурной частью памятника. А во-вторых, я напрямую не откликаюсь на события остросоциальные, политические, экономические. Я в этом ничего не смыслю. И песен на социальные темы не пишу, даже не пробовал ни разу. Это отдельный талант, и я им не обладаю. Мои песни могут нести ироническое настроение, но это всегда романтические, лирические высказывания. Я хочу принести в мир свою атмосферу, в этом вижу своё участие в исправлении этой жизни.

Из социальных проблем меня больше всего волнует сохранение архитектурного наследия нашей страны. Если я вижу, что на моих глазах разрушили прекрасный дом и потом его вроде как восстановили, а на самом деле получилась какая-то омерзительная реплика, это выводит меня из равновесия. Хочется рвать и метать. Конечно, к бульдозеру я себя, как Пётр Барановский, не буду привязывать – не хватит пороху, – но петь и говорить по поводу сохранения памятников истории и культуры буду! На эту тему я высказываюсь в соцсетях или когда у меня берут интервью на радио, телевидении, я даже готов идти на митинги, подписывать петиции.

– Однако ваше кредо – это позитив?

– Да, это так. Идеи живописцев или музыкантов создать у людей плохое настроение мне никогда не были близки, я всегда смеялся над такими художниками-разрушителями, которые кишки рисуют. Я считаю, это бессмысленная пошлость. Я люблю то искусство, которое не ведёт в тупик, а несёт освобождение, рождает надежду. Начиная от помпейских фресок до эпохи Возрождения, от моего любимого Анри Матисса, русских художников Валентина Серова, Ильи Репина до некоторых работ Пабло Пикассо, абстракционистов Любови Поповой, Эля Лисицкого, Марка Шагала.

– Чувствуете себя вписанным в мировой контекст? Могли бы жить в другой стране, не в России?

– На меня, конечно, повлияли разные культуры, разная кровь – один дед украинец, другой – босниец. Я слушал с детства самую разнообразную музыку, изучал мировое искусство, родители прививали мне чувство прекрасного. Сейчас часто езжу за рубеж, могу сравнить жизнь там и здесь. Многое, конечно, раздражает в России. Но хочется не ругать это, а исправлять. Хочется, чтобы здесь произошли перемены к лучшему. Поэтому даже если мне предложат особняк в Лондоне, я предпочту жить в Москве и что-то менять в своей стране. И я вижу, что кое-что стало двигаться в лучшую сторону. Например, в столице убрали безобразную рекламу с улиц.

– О чём вы мечтаете?

– О том, чтобы впереди меня ждало что-то прекрасное, интересное – то, что можно узнать, выучить, сыграть, спеть, сочинить, нарисовать. Хочется постичь новое. В этом весь смысл.