«С нами Бог и честь!»

Сегодня Алексею Владимировичу Баталову – 85

ВПЕРВЫЕ я с ним встретился, дорогой читатель, в 1971-м. К той поре Баталов уже снялся на «Ленфильме» во всех своих лучших картинах и с брегов Невы, где проживал близ Елагина острова, на набережной Мартынова (сводный брат и одновременно соавтор по сценариям Михаил Ольшевский в письмах к нему на конверте указывал: «Набережная Мартынова и Дантеса», поскольку, как известно, Дантес на дуэли убил Пушкина, а Мартынов – Лермонтова), возвратился в родную Москву. И вот пришёл я к Алексею Владимировичу домой, на Большую Полянку, чтобы поговорить о его актёрской работе в только что вышедшем фильме «Бег» и уже начавшейся режиссёрской – над «Игроком» по Достоевскому. Однако тут же выяснилось, что результатом своего участия в «Беге» Баталов очень недоволен:

– Как только предложили сниматься, сразу понял, что роль неудачная. Ну в самом деле: молодой, влюблённый Голубков, не приспособленный к жизни, не представляя масштаба окружающих событий, слепо ходит за своей дамой, вздыхает… Ведь актёру просто-напросто физически почти нечего здесь играть, да и по возрасту я старше… Согласился лишь потому, что очень уж симпатичны мне люди, которые делали картину: Алов, Наумов, Ульянов, Евстигнеев. 

Ну а снять «Игрока» мечтал давно:

– Но я не хочу фильма просто об игроке. Нет, погибает человек, достойный больших дел, при других обстоятельствах цены бы ему не было! К тому же, на мой взгляд, философия «Игрока» может быть выражена в кино с наименьшими потерями. («Братья Карамазовы» – блестящий фильм, но в сравнении с книгой всё-таки сколько неизбежно потеряно!) 

 Спустя год «Игрок» – с великолепными Николаем Бурляевым, Василием Ливановым, Александром Кайдановским – вышел на экран, ещё раз подтвердив могучий талант и Алексея Баталова.

***

ПРОФЕССИЯ была предназначена ему свыше. В самом деле: отец Владимир Баталов и мама Нина Ольшевская (из дворянского рода Норбековых) – актёры МХАТа. Там же – дядя и тётя (впрочем, Николая Баталова люди обожали и по фильму «Путёвка в жизнь», а Ольгу Андровскую – по чеховскому «Медведю»). Другой дядя, тоже знаменитый актёр, – Виктор Станицын. А всего на главной драматической сцене страны играли сразу девять его прямых родственников… У родителей комнатка была там же, во мхатовском дворе, где складывались декорации, на которых Алёша, по сути, и вырос… Но в начале 30-х семья распалась, мама вышла замуж за искрящегося юмором писателя Виктора Ардова – и вместе с сыном переехала к нему, в кооперативный дом литераторов, где соседом сверху оказался Осип Мандельштам. К ним в гости приходили Ильф, Петров, Олеша, Зощенко, Булгаков… Приезжая из Ленинграда, в этих стенах всегда останавливалась Ахматова:

– Анна Андреевна была абсолютно не похожа на других маминых подруг, и волосы у неё лежали не так, как у всех – актрис, писательских жён. Стройная. Строгая. Другая. Был мой первый рисуночек: Ленинград, мостик, на котором, как палка, – тётя. Я представлял, что там все такие, как она. Анна Андреевна этот рисуночек очень любила…

Когда началась война, вместе с мамой и двумя маленькими братьями Алёша оказался в Бугульме. Там Нина Антоновна организовала собственный театр, в котором поначалу использовала старшего сына как рабочего сцены, а затем доверила и кое-какие роли. Выступали перед ранеными в госпиталях, в разных промёрзших залах: 

– Вот такое получилось детство. Бесконечные переезды: Бугульма, Уфа, Казань, Свердловск… В эвакуации сыграл свою первую настоящую роль, в гриме и костюме…

Потом в Москве, окончив среднюю школу, поступил в «семейную» – Школу-студию МХАТ. Едва исполнилось восемнадцать, женился на подружке детства Ирочке Ротовой, у них родилась Наденька. Закончив учёбу, тут же «загремел» в армию, вернее – в Центральный театр Красной Армии: такой оказалась воинская служба. Там же окончил шофёрские курсы, получил «первый класс»… Когда вернулся на гражданку и последовало приглашение во мхатовскую труппу, Ахматова дала денег (только что получила большой гонорар) – чтобы приоделся с ног до головы. 

– Но я все деньги уплатил за старенького «Москвича». Пригнав машину в наш двор, сразу пошёл к Ахматовой с повинной: так, мол, и так. Не моргнув глазом, Анна Андреевна царственно произнесла: «По-моему, это великолепно». И с тех пор этот древний, но самый любимый «москвичок» назывался у нас «Аннушкой»…

Своими стихами, драматической судьбой, самой личностью Анна Ахматова навсегда стала для него духовным критерием, примером жизнестойкости и мужества. В последнюю пору жизни великой поэтессы написал её портрет… 

***

А НА КИНОЭКРАНЕ впервые он мог появиться еще тринадцатилетним: тогда, в 1941-м, снимался фильм «Тимур и его команда», однако родители стать «артистом» не позволили. Зато позже, в 1944-м, когда Лео Арнштам работал над картиной «Зоя» про Зою Космодемьянскую, весь класс Алёши Баталова изображал её одноклассников…

 Наконец десять лет спустя в Ленинграде Иосиф Хейфиц предложил молодому, никому не известному театральному актёру одну из главных ролей в фильме «Большая семья» – и скоро Баталов понял, что нашёл не только своего режиссёра, но и своё место в искусстве: кино. Когда завтруппой МХАТа увидел его заявление об уходе, чуть не упал в обморок: ведь это было первое заявление об уходе по собственному желанию за всю историю Художественного театра! Там в «Трёх сёстрах» ему уже светила роль Тузенбаха, но всё равно осознанно сжигал мосты: вместе с работой потерял московскую прописку, право на жилплощадь и с лёгким сердцем перебрался на невский берег – играть рабочего-интеллигента Алексея Журбина…

 И в следующей картине Хейфица, «Дело Румянцева», у главного героя – шофёра Саши Румянцева, поневоле втянутого в уголовную историю, чувство собственного достоинства, как доминирующая черта в рабочем пареньке, совпадало с нравственной доминантой наступающей «оттепели». Приглашая Баталова на роли таких вот рабочих парней, режиссёр пытался сломать стереотипы представления о советском пролетарии. А для самого актёра встреча с Иосифом Ефимовичем стала поистине судьбоносной, недаром же и сегодня признаётся: «Хейфиц целиком и полностью сделал меня, как папа Карло – Буратино». Этот опытный мастер и тонкий психолог увидел в питомце тип героя, настоятельно заявившего о себе в реальной жизни. Да, уже появилась потребность в актёрах не «играющих», а «живущих».  

И в следующих трёх фильмах Хейфица («Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «День счастья») его персонажи – опять чистые, душевно тонкие люди, которым свойственны внутренняя сила и сдержанность… Причём в экранизации чеховской повести роль Гурова вдруг раскрыла в актёре, которого до этого зритель воспринимал лишь как близкого всем современника, новые грани дарования: с огромной психологической насыщенностью сыграл человека из прошлого века, пробуждённого от душевной спячки и ужаснувшегося пошлости привычной жизни…

***

ВОТ тогда-то и у других маститых режиссёров стал нарасхват. Марк Донской в горьковской «Матери» доверил ему Павла Власова (а в 20-х годах эту же роль в фильме Всеволода Пудовкина исполнил уже упоминавшийся выше дядя моего героя, Николай Баталов). И Михаил Калатозов словно заранее предвидел, что именно его полный негромкого мужества, грустно-ироничный Борис, поэтически обобщивший черты целого поколения солдат, не вернувшихся с Великой Отечественной, во многом одухотворит ныне ставшую легендарной картину «Летят журавли». И Михаил Ромм тоже словно предчувствовал, что именно он в «Девяти днях одного года», став физиком-атомщиком Дмитрием Гусевым, экономно и точно изобразит самую  р а б о т у  м ы с л и… 

Естественно, после первой же картины его популярность стала расти как на дрожжах. Поклонницы домашний телефон обрывали, и Ирину это раздражало. Начались ссоры… Однажды в цирке узрел скачущую на лошади обворожительную юную цыганку. Карьер-наездница Гитана Леонтенко была моложе на двенадцать лет, и её родственники видеть их вместе не желали. Встречались тайно… Спустя большой срок, окончательно разорвав уже формальные отношения с Ириной, привёл Гитану в свой дом. Жили в Ленинграде, где он работал на «Ленфильме». Когда вернулись в Москву, родилась Машенька. Но сразу выяснилось: у девочки неизлечимая болезнь. Во имя дочери Гитана на взлёте своей карьеры цирк оставила… 

***

ПАРАЛЛЕЛЬНО во ВГИКе учился на режиссёра, и его дипломной работой стал пронзительный фильм «Шинель» с Роланом Быковым в роли Башмачкина. Потом – «Игрок», «Три толстяка», где к тому же сыграл канатоходца Тибула: после упорной тренировки сам, без дублёра и страховки, шёл по натянутой между домами проволоке… 

Его «интеллигентный» имидж режиссёры часто использовали как некий самодостаточный «материал»: эмигрант Голубков в «Беге», князь Трубецкой в «Звезде пленительного счастья», доктор-эмигрант в «Чисто английском убийстве» – всюду не только отточенная игра, но и само присутствие Баталова в кадре, его личность успешно работали на образ…

 Ну а потом фильм Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» принёс артисту прямо-таки невероятный всплеск всенародной любви. Наверное, только профессор ВГИКа (он уже носил это звание) Баталов мог сыграть роль слесаря Гоши так, что в природную интеллигентность советского рабочего поверили не только миллионы женщин СССР, но и американская Академия киноискусств, расщедрившаяся аж на «Оскар»…

Алексей Владимирович мог работать только со своими людьми, то есть – с кем полное взаимопонимание, одна цель. И даже в тяжелейшие для кино и актёров 1990-е себе не изменил, от участия во второсортных фильмах отказывался наотрез. Но в некоторых достойных снялся… Он – Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных и других премий, народный артист СССР, действительный член Международного Леонардо-клуба. Но совсем не это главное. Как утверждает Владимир Меньшов: «Главное, что в Баталове гармонично сочетаются аристократ и простой парень...» Преподаёт, пишет книги, стихи, сценарии, детские сказки, по-прежнему увлекается живописью. Считает: «Сейчас жить гораздо интереснее. Мне очень нравится, что рухнула эта бредовая коммунистическая система…» Вместе с Гитаной Аркадьевной гордится своей талантливой, героической дочерью, которая, навсегда прикованная к инвалидной коляске, пишет нежную прозу и прозрачные сценарии… А ведь у самого со здоровьем проблем немало, но продолжает вовсю вкалывать: «Я каждый день должен сделать что-то конкретное, чтобы, придя домой, спокойно сесть в кресло и выпить свой чай…» И очень бережёт старое серебряное кольцо, тяжёлое, дедовское, на котором написано: «С нами Бог и честь!»