Сейчас вылетит птичка

Дети Александра Жилова, рыбинского купца, владельца мельницы. 1900-е годы

Фотографией сейчас заниматься модно. Для кого-то это ремесло для хлеба насущного, для кого-то – искусство. Детские снимки в парадном интерьере всегда пользуются спросом родителей, особенно в праздничные дни. На вопрос, сложно ли работать с маленькими моделями, фотограф, специализирующийся на подобной съёмке, ответил:

– Стремление взрослых сделать из своих чад сказочных эльфов – отыгрывание собственных комплексов и нереализованных надежд. Жутко, когда мамаши начинают кричать на детей на фотосессии. Пришла ко мне дама с маленькой девочкой и давай распекать дочь, что она не так сидит, что она её позорит, не оправдывает вложенных сил и средств и что она с ней дома поговорит. Я вывел женщину из зала и спросил: 

– Что вы делаете? Ребёнок начнёт ещё больше зажиматься. А фраза «поговорим дома» вообще как дамоклов меч.

Самое обидное, женщина ничего не поняла – вернулась в зал и сказала дочери:

– Ну вот, доигралась – из-за тебя меня отругали...

Детское фото часто отличается лубочной открыточностью, особенно если цель фотографа – умиление моделью. Те, кто в 1980-х ходил в детсад, помнят ежегодный утомительный ритуал – конвейерное фотографирование. Девочек наряжали в китайские платья (это было роскошью), украшали бантами и усаживали на фоне искусственных цветов и мрачных драпировок. За пару минут мальчик или девочка должны были выдавить из себя трогательную улыбку – так получалась карточка «для мамы и бабушки». Фотографы, снимая девочек, обожали позу «сидит селянка пригорюнившись»: головка набок, указательный палец подпирает ухо. И так каждый год, причём позу заставляли повторять всех девчонок.

Меня, сознательно не желающую копировать этот дурацкий жест, запечатлевали с плюшевыми котами и пластмассовыми тюльпанами. В школе на смену котам пришли увядшие букеты, причём создавалось впечатление, что букет вечен и его, как переходящее знамя, суют детям из года в год. Ребёнок на снимке должен быть плакатно-хорошеньким – этот негласный постулат работает и сейчас, как и 25–35 лет назад. Разница лишь в том, что сегодня детские карточки всё чаще опошляются «Фотошопом» и огламуриваются в соответствии с мифом об «идеальной женщине», даже если этой женщине 5 лет.

– Я против, когда детей заставляют ускоренно взрослеть, – говорит психолог Евгения Шестакова. – Фотография должна помогать раскрыть талант, способности, а не оценивать данные от природы качества.

Известный петербургский фотограф Александр Китаев выделил три условных типа снимков, изображающих детей:

– Первый, и самый массовый, – бытовая фотография. Здесь фотограф вовсе не ставит себе целью умиление моделью, он просто зеркалит и отражает вкусы и запросы клиента. Ничего личного. Второй тип – съёмка детей для решения прикладных задач, например в рекламе. Здесь уже нет портрета ребёнка как такового – фотограф создаёт образ, способный воздействовать на как можно большее число людей. Третий тип – фотоискусство. Ярким представителем это направления является Льюис Кэрролл. Из ныне живущих мастеров, создавших психологически глубокие образы детства, назову нашего земляка Евгения Мохорева.

Снимать детей легко и сложно одновременно. Легко потому, что детство красиво априори, к тому же маленькая модель не убивается, что у неё «что-то не так» с экстерьером. А сложно потому, что чаду скучно сидеть неподвижно, а главное: велик риск изуродовать кадр пошлостью, ведь непосредственность и естественность не нуждаются в дополнительных украшательствах.

Девочки на снимке воплощают типичное представление клиента об ангелочках. Этот снимок – китч, во все времена востребованный непритязательной публикой. 1-я треть ХХ века Констанция Малиновская. 1910-е, Петроград. Романтичный образ принцессы или, как в данном случае, царевны всегда популярен на портретах девочек Евгений Мохорев. Саша и Ксения Китаевы. 1995 год

авторитетно

Александр Савельев, автор курса по истории фотографии, ведущий интернет-журнала «Кунст-камера»:

– Поначалу фотографировать детей было на порядок сложнее, чем взрослых. В XIX веке выдержки порой измерялись десятками минут – и если взрослый человек старался не моргать, не дышать и не шевелиться, то сфотографировать не          поседливого ребёнка было непростой задачей. Чтобы зафиксировать модель на время съёмки, придумали специальные устройства-копфгальтеры – держатели для головы. Одинаковые для взрослых и детей, они регулировались по голове клиента. В середине XIX столетия одно из руководств по фотографии советовало: «Хорошая доза опиума поможет вашим клиентам меньше волноваться и не двигаться во время съёмки». Но это скорее миф. Маленькие дети часто боялись фотографа. Представьте, вас приводят в таинственную комнату, закрепляют железными зажимами в специальном кресле, и какой-то дядька, прикрываясь чёрной тряпкой, направляет на вас большую трубу объектива. Да что там дети – даже взрослые порой считали, что весь этот процесс, при котором в коробке получаются изображения, – какая-то чертовщина! Чтобы дети не слишком боялись, мама находилась рядом. Есть целый пласт ретрофотографий, который теперь называется «скрытая мать»: женщина держит ребёнка на руках, замаскированная драпировкой.

Первые фотографы старались следовать канонам парадного живописного портрета. Их работы очень быстро стали массово доступными, и люди среднего класса хотели получать портреты в «благородном стиле», принятом в высшем обществе. А в портретной живописи тогда было принято изображать ребёнка как маленького взрослого – нарядно одетого, с серьёзным взглядом. Лишь в жанровых или мифологических сценах художник мог изобразить резвящихся жизнерадостных детей, но на официальном портрете юного отпрыска благородной семьи это было немыслимо. С тех самых пор и до наших дней по негласному соглашению родителей и фотографов ребёнок на студийном снимке должен быть опрятным, причёсанным, милым – «правильным». Из живописи в фотографию перешла и традиция игровых костюмированных сюжетов, в которых проецируется гендерная роль ребёнка. Мальчики в военных костюмчиках, с саблями и ружьями. Девочки, само собой, в нарядах принцесс и сказочных фей. И даже когда стало возможно снимать детей в движении, с непосредственными живыми эмоциями – их всё равно снимали как маленьких взрослых. Этот шаблон не исчез даже с появлением компактных бытовых фотокамер в начале XX века. Для домашней фотохроники родители могли снимать детей как угодно живо и непосредственно, но визит в фотостудию должен был зафиксировать «идеальный образ» нарядного ребёнка. У всех, кому сейчас за 30, наверняка сохранились подобные карточки.

На художественных снимках детей долгое время изображали как невинных ангелочков с бутафорскими крыльями. На рубеже XIX–XX веков детей стали чаще снимать в маскарадных костюмах – в этом можно увидеть продолжение традиций домашнего театра, популярного во многих семьях. Далее, в 1920–1930-е годы, кинематограф и журналы повлияли на детскую фотографию – порой детей снимали, подражая рекламным плакатам первых звёзд кино и эстрады. А во второй половине XX века не только в литературе и кинематографе, но и в фотографии появился другой образ – искушённого, «опытного» ребёнка, который не так уж безгрешен и уже многое знает из того, что знать ему по возрасту ещё не положено. Портрет маленького человека с его недостатками, переживаниями и проблемами куда более реалистичный, чем традиционная студийная фотография. И с тех пор многие фотографы намеренно подчёркивают эту взрослость в ребёнке, делая акцент на серьёзном взгляде и манерах, или специально «допроявляют» юношескую сексуальность в портретах подростков. Вот и получается, что во все времена фотографы вольно и невольно манипулируют детьми и так или иначе навязывают им образ либо нарочито невинный, либо нарочито взрослый. И мало кто просто позволяет ребёнку в кадре быть собой.

Но не только фотографы в этом виноваты – очень часто эти образы навязывают сами родители, особенно дочерям. Каждому детскому фотографу знакома ситуация, когда девочку лет десяти родители приводят на съёмку во взрослом платье, с макияжем и салонной укладкой. Конечно, родители хотят видеть дочь маленькой принцессой, и самим «принцессам» этот маскарад очень интересен. Они начинают обезьянничать, принимать позы, подсмотренные в клипах и фильмах. Но в результате на снимке получается не принцесса, а в лучшем случае девочка, которую зачем-то заставляют выглядеть взрослой женщиной; в худшем – портрет получается двусмысленным и вульгарным. Впрочем, сейчас всё больше популярна живая репортажная съёмка детей, когда фотограф работает в естественной обстановке, за игрой, в процессе общения, не заставляя юную модель позировать. Но и студийные штампы всё ещё, увы, очень популярны.

Владимир Ильин, доктор социологических наук, профессор кафедры социологии культуры и коммуникаций СПбГУ:

– Эту сценку я наблюдал в прошлом году в Ейске. Маленькая девочка, которая, наверное, ещё не встревожена игрой гормонов и не знает слова «сексуальность», увидев фотокамеру, сразу же стала играть модель из глянцевого журнала, предлагая свою детскую коленку как эротический объект. Родители в момент съёмки её ничему не учили, ничего не подсказывали. Они просто умилялись. В этом эпизоде хорошо просматривается механизм проникновения на уровень телесных привычек гендерного порядка, одним из краеугольных камней которого является миф о прекрасном поле: «Женщина обязана быть прекрасной и сексапильной». И когда эта девочка станет взрослой, она будет исполнять женские роли автоматически и очень удивится (или даже возмутится), если ей кто-то скажет, что она именно исполняет навязываемые культурой роли: «Нет! Я веду себя так, как мне нравится!»

Анна Кривицкая, фотограф:

– Сложно проанализировать, детей какого пола чаще снимают. Однако многие проекты тематически больше ориентированы на девочек. Если говорить о детях-моделях, то там однозначно больше девочек. Дети очень легко входят в образ взрослых – с соответствующими позами и мимикой. Для них это просто игра, подражание маме или увиденному в фильмах. Девочкам нравится изображать взрослых, в то время как многим зрелым дамам хочется казаться юными.