Денис Драгунский: «Отец умел быть мне другом»

1 декабря исполняется 100 лет со дня рождения известного писателя Виктора Драгунского

Шестьдесят рассказов из жизни юного Дениски Кораблёва написал замечательный детский автор Виктор Драгунский, и именно эти рассказы сделали писателя знаменитым на всю страну в 1960–1970-е годы. Редкий советский ребёнок не был увлечён приключениями ребят из «Денискиных рассказов». Произведения Драгунского выдержали более полусотни переизданий. На книжках «Девочка на шаре», «Похититель собак», «Друг детства» и нескольких фильмах, снятых по рассказам Драгунского, воспитывалось несколько поколений детворы. Но далеко не все знают, что прообразом главного героя Дениски для писателя был его младший сын. С Денисом Викторовичем Драгунским, писателем, публицистом, сценаристом, учёным-филологом, мы встретились в его квартире в Москве.

– Денис Викторович, каким вы запомнили своего папу?

– Он был очень общительный, дружелюбный человек, образованный, хорошо знающий литературу. Мы с ним подолгу гуляли, разговаривали о поэзии, он читал мне Пушкина, Пастернака. Когда мне было 12 лет, папа прочитал со мной «Евгения Онегина» и сделал свои очень подробные комментарии. Мы же многие вещи проскакиваем, а он мне объяснял названия улиц, кулинарных блюд, рассказывал о манерах и традициях того времени. У папы не было филологического образования, но было театральное – до войны он закончил студию Алексея Дикого.

– Можно ли сказать, что детская литература была для него главным занятием?

– Его жизнь состояла из нескольких полос. Он родился в Нью-Йорке, но через полгода семья перебралась обратно в Россию. Сначала он был просто рабочим парнем, потом был несколько лет актёром, даже снялся в кино у Михаила Ромма в картине «Русский вопрос», работал в цирке, затем руководил театром миниатюр «Синяя птичка» и уже потом, только к 48 годам, стал писать рассказы. Папа умер очень рано – ему было всего 58 лет. Писал он всего лет восемь или девять – в последние два года сильно болел, у него была тяжёлая гипертония.

– А любил ли он шутки, розыгрыши, которыми так изобилует жизнь Дениски Кораблёва?

– Папа был очень смешливым, любил рассказывать анекдоты, что-то показывать, сценки разыгрывать. Когда он принимал гостей, рисовал плакаты со стихами собственного сочинения, готовил рифмованные тосты. Любил компании, шум, весёлый разговор. И был очень демократичным человеком – общался не только с писателями, но и со школьными товарищами. Папа дружил и с бывшей женой, у него получилось сдружить между собой детей от разных браков. Однажды папа подвозил в Москву одного писателя и троих рабочих из дачного посёлка. По дороге машина перевернулась. Так как это была «Волга» старого выпуска, то она обладала прочностью танка и никто не пострадал. Писатель к этому происшествию не отнёсся со значением, а мужики стали к папе приходить регулярно в гости, чувствуя самую глубокую благодарность за своё спасение. Сидели нередко они с бутылочкой в саду, выпивали, разговаривали о жизни. Вся эта история легла в основу рассказа «Человек с голубым лицом».

– Насколько вы похожи на литературного Дениса Кораблёва?

– Меня всегда об этом спрашивают дети: правда, что вы такой, что так всё и было, как в книжке? Я говорю, что да. Но, конечно, прежде всего включалась папина фантазия. Да, отправные точки шли от меня – вот мальчик Денис, моя подружка Алёнка, друг Мишка, школа, учительница Раиса Ивановна. Папа создавал характеры, отталкиваясь от реальных людей. Но вот манную кашу я из окна не выливал, как в рассказе «Тайное становится явным» (улыбается), – хотя бы потому, что жили мы в то время с мамой и папой в московской коммуналке в подвале и подоконник был как раз на уровне земли. Жила наша семья в знаменитом доме на улице Грановского – теперь это Романов переулок. Я видел в нашем дворе маршалов Рокоссовского, Конева, Голикова. Именно в эти годы папа и начал писать «Денискины рассказы».

– Почему папа взялся за детские рассказы? Ведь многие считают детскую литературу несерьёзной?

– Может быть, и он испытывал такой комплекс. Он написал два произведения для взрослых: книгу про войну – как он был в ополчении в 1941 году, её недавно переиздали с солидными комментариями. А вторая книга была про цирк – лирическая и даже немного патетическая, где герой говорит о величии искусства. До детских рассказов он писал юмористические скетчи, сценки. А для детей, думаю, он стал писать прежде всего потому, что рос я и он был погружён в мои истории, проблемы.

– Хотел ли ваш папа, чтобы вы стали писателем?

– Нет. Ему нравилось, что я хорошо рисовал. У меня две персональные выставки были – в детской библиотеке и в редакции «Комсомольской правды». Но потом талант кончился – так бывает. Папа огорчался, что я бросил рисование. Зато очень радовался, что я занялся филологией.

– Обижались вы когда-нибудь на своего папу?

– Нет. Он практически меня никогда не наказывал. Два раза в жизни шлёпнул – за капризы. Было мне лет пять. Оба раза я не хотел надевать шарф. Мамин шарф «кусался», а папин просто не нравился. И я запомнил, как папа потряс меня за грудки. Однажды меня в кино не пустили, потому что двойку получил. Вот и все «обиды». Отец умел быть мне другом.

– Вы бывали во взрослых писательских компаниях?

– Папа часто брал меня в Центральный дом литераторов, где я видел интересных поэтов, писателей, художников. На долгие годы моим вниманием завладела Белла Ахмадулина, красивая, тонкая, вдохновенная. Я тайно был в неё влюблён. А потом случилось потрясение, которое я пережил в 14 лет. В Доме учёных поэты читали стихи. И я, как свой, слушал из-за кулис... Беллу! И вот она говорит с эстрады: «Мне 30 лет!» Боже, ей – тридцать лет. Это же страшно! Я не мог в это поверить! Я почувствовал невозможность любви из-за этой пропасти в годах...

В дачном подмосковном посёлке на реке Пахра рядом с нами жили Александр Твардовский, Константин Симонов, Сергей Антонов, Роман Кармен, Виктор Розов, Владимир Тендряков. Я дружил с дочерью Юрия Трифонова. Эльдар Рязанов там жил, чудесный, чудесный человек, и с его дочкой Ольгой я за ручку ходил. Все эти люди были очень простые, беспонтовые. Можете себе представить – писатели выходили вечерами гулять компаниями, телефонов не было, стучали тросточками в окно, вызывали на улицу. И хвастались, у кого трости интереснее. Помню, как шёл Симонов расслабленной походкой, трость под мышкой, и вдруг увидел нас, ребят, выходящих из калитки, – сразу подтянулся, трость вперёд, закурил трубку и пошёл совсем другой походкой, чеканя шаг. Писатели в то время помогали друг другу автомобилями. Помню, как раздавались крики людей, которые шли по нашему дачному посёлку: «Мы завтра едем в Москву, у нас есть два места. Кто с нами?»

– Сейчас такого нет?

– Той дружественности, которая была раньше в писательской среде, сейчас нет точно. Все стали более замкнутыми, отгороженными друг от друга. Раньше дачи разделялись друг от друга хлипким штакетником, а теперь возводят огромные крепкие заборы.

– Что вас прежде всего удивляет в жизни?

– Меня удивляют люди, которые каждый день ходят на работу. Почему? Потому что можно ведь прожить, не работая. Можно получать помощь от бабушки-пенсионерки, перебиваться за счёт сдачи квартиры, ещё как-то извернуться. Но вот ведь огромное количество людей за маленькую зарплату выполняют необходимые обязанности и держат страну. Это дворники, вагоновожатые, люди, которые работают в метро, занимаются освещением наших городов, ремонтом санузлов. Уверен, если наступит что-то ужасное в стране, то именно с этого боку – когда переведутся люди, которые ходят на работу за сущие копейки. Я думаю, это какая-то их нравственная составляющая. В этих людях живёт великое «надо». Учителя, врачи, медсёстры не могут объявить забастовку, добиваясь увеличения зарплаты, потому что рассуждают: а как же ученики будут учиться, а как люди получат срочную медицинскую помощь? Вот это меня больше всего в нашей стране и удивляет – сохранение нравственной основы. Никакое падение цен на нефть, никакая внешняя агрессия не страшны, покуда на работу выходит кочегар.