«Всем бояться и молчать!»

Недавно, после катастрофы в аэропорту Казани, готовя публикацию о состоянии отечественной гражданской авиации, мы обратились к нескольким лётчикам, причём в разных городах страны, с просьбой высказать их мнение о положении в отрасли, так сказать, изнутри. Все они отказались: нам, сказали, нельзя ничего говорить, даже под псевдонимом, начальство пообещало, что всё равно вычислит и уволит. Я сразу вспомнил об этом, когда узнал, что отныне преподавателям Санкт-Петербургского госуниверситета запрещено публично выступать от имени своего вуза или в качестве его сотрудника, а также давать интервью, комментарии и оценки вплоть до экспертных заключений; делать это можно только «по поручению работодателя».

Ничего удивительного – а тем более алогичного – в этом нет. Всякая бюрократия стремится к закрытости, и честь мундира для неё превыше всего – не только своей узкой корпорации, но даже интересов страны. И повсюду бюрократия действует именно так, будь то гражданские лётчики, вузовские преподаватели или учёные. Вспомните, как готовился законопроект о реформе РАН: словно разведоперация – без какой бы то ни было утечки информации, даже президиум академии во главе с её президентом ничего не знали до самого дня «икс».

С одной стороны – максимум секретов, с другой – бурная деятельность. Надо думать, именно этот фактор стал одной из причин, почему Владимир Путин попросил руководителя Федерального агентства научных организаций (ФАНО) Михаила Котюкова в присутствии главы РАН Владимира Фортова заморозить реформу академии на год. Напомню, что именно сказал президент: «Думаю, было бы правильным, если бы вновь образованное агентство и президиум Академии наук совместно исходили бы из некоего моратория на использование имущества и при решении кадровых вопросов, с тем чтобы в течение года, не спеша, агентство могло бы само разобраться и с помощью президиума».

А вот что в итоге получилось. Не прошло и месяца, как обитателям знаменитого здания президиума РАН на Ленинском проспекте в Москве (в народе этот дом прозвали «Золотые мозги») велели потесниться. В чёрном списке – всемирно известные НИИ, в том числе Институт теоретической физики им. Л.Д. Ландау, Институт ядерных исследований, Институт социально-политических исследований, Институт всеобщей истории… Учёные должны освободить свыше полутора тысяч квадратных метров. И это при том, что сотрудники и прежде на этих площадях, мягко говоря, не роскошествовали. Но метры понадобились тому самому ФАНО, а оно теперь начальство, потому что будет распоряжаться всей собственностью академии и её финансами. Впрочем, действия ФАНО тоже логичны: если есть структура, она должна где-то сидеть и ждать окончания моратория не может.

По сути, единственный, кто отважился ответить на это нарушение временного «перемирия», – вице-президент РАН, председатель президиума Санкт-Петербургского научного центра академии Жорес Алфёров. Он обратился с письмом к главе государства с инициативой создания автономного отделения РАН на невских берегах. В самой академии, а также в московских СМИ мгновенно обвинили нобелевского лауреата в том, что он «не оставляет попыток оторвать серьёзные куски в своё личное управление», что о своём решении «коллегам не сообщал и ни с кем не советовался» и что вообще «хочет сделать из научного Петербурга своего рода личный «Ватикан». Оставим все эти инвективы на совести их авторов. Тут важно другое: хотя предложение Жореса Алфёрова, которое, кстати, поддержал и губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко, уже отвергнуто как противоречащее закону, оно продемонстрировало, что учёные северной столицы, в отличие от коллег из Первопрестольной, не желают быть безмолвными жертвами чиновников и готовы воевать за независимость науки. По крайней мере в том виде, в каком они себе эту независимость представляют.

С противниками реформирования РАН по бюрократическому варианту можно спорить или соглашаться, но некоторые факты настораживают. Закон о реформе по-настоящему вступит в силу не раньше следующей осени, тем не менее в президиуме РАН уже теперь говорят (правда, неофициально), что в будущем году потери российской фундаментальной науки составят свыше 300 молодых – и надо понимать, наиболее способных – исследователей. Некоторые эксперты связывают это с пертурбациями, которые ожидают отечественную науку, и противопоставляют столь неутешительные предсказания опыту последних пяти-семи лет, когда молодёжь, поверив обещаниям власти, шла в НИИ, в том числе из-за границы.

И опять-таки – можно спорить, сбудется или не сбудется прогноз академиков, но, по большому счёту, это лишь частности. Главное в том, что мы должны понять: в современном мире во многом именно наука превращает государство в державу.