«Я пришёл помешать тебе спать»

Сегодня исполняется 55 лет лидеру группы «Алиса», музыканту, поэту и бунтарю Константину Кинчеву

Уже первое знакомство с ним, а больше – с его песнями не оставило сомнений, что на небосклоне русского рока восходит сверхновая звезда. В салонную, камерную атмосферу питерской рок-тусовки, где властвовали философ БГ, мудрец Майк Науменко, ёрнические «Странные игры» и декадансный «Пикник», Константин Кинчев ворвался как ураган. Он пел для площадей даже в маленьком – на 600 мест – зале Дома самодеятельного творчества. Почти каждый его хит становился гимном. Он удивительно примирил в себе Москву и Петербург. Он был и – что особенно странно – остаётся нонконформистом, несмотря на возраст и давно уже безбедную жизнь. Он так и не научился житейской дипломатии и гибкости, хотя из-за этого пережил немало неприятностей. Он искренен как ребёнок, и этой искренностью пропитана его вера в Бога, его нелюбовь к иностранцам и его славянофильство. Он никогда не станет гуру, а будет этаким русским Форест Гампом, бегущим по жизни не затем, чтобы другим открыть истину, а затем, чтобы самому эту истину узнать. Другого способа жить Кинчев просто не знает…

Но всего этого, конечно, тогда, почти 30 лет назад, в полутёмном зале дискотеки Дворца молодёжи, где изредка разрешали давать концерты любительским группам, я не понимала, да и не могла понять.

– Мы сегодня экспериментируем, – интриговал меня Слава Задерий, харизматичный молодой человек и посредственный музыкант. – С москвичом поём – неким Панфиловым.

Слава показал мне на стоящего где-то поодаль человека в чёрном пиджаке с закатанными до локтей рукавами, надетом на чёрную майку, в узких брюках (в моде тогда были брюки-бананы) и с болтающимся на шее как украшение шнурком для крепления саксофона.

Перед началом концерта Слава представил публике группу «Алиса» и – подчёркнуто отдельно – Доктора Кинчева (позже Костя то ли в шутку, то ли всерьёз будет сожалеть, что взял для сцены фамилию деда: «Панфилов... Панфиловцы – тоже звучало бы круто!»).

Костя извинился, что не знает песен «Алисы» (их, впрочем, никто не знал) и будет исполнять только своё. Я, честно, уже и не вспомню точно, какие это были песни. Помню, что музыка звучала чудовищно (увы, наши рокеры в ту пору не могли похвастать ни исполнительским мастерством, ни хорошими инструментами, ни хорошей звуковой аппаратурой). Но энергетика, лившаяся со сцены, заставившая зрителей буквально сгрудиться вокруг, завораживала, гипнотизировала. На дворе стояла поздняя осень 1984-го…

В следующем году к власти придёт Горбачёв, страна возьмёт курс на перестройку и новое мышление, весной группа «Алиса» (уже без всяких «и Доктор Кинчев») станет одним из лауреатов фестиваля Ленинградского рок-клуба. Костя переберётся из не оценившей его Москвы в Питер, где тут же вместе с легендарным Андреем Тропилло сядет записывать свой первый электрический альбом. Альбом спустя пару лет выйдет на виниле – небывалое по тем временам событие. Тираж пластинки, выпущенной фирмой «Мелодия», составит миллион (!) экземпляров. К тому времени стены домов в Ленинграде будут расписаны знаменитой буквой «А» в форме звезды – первым и самым, пожалуй, удачным товарным знаком русской рок-группы. По городу будут ходить мальчишки в чёрных пиджаках, надетых на майку с красной буквой «А», в узких брюках и со стрижкой а-ля Кинчев на сожжённых перекисью волосах. «Армия «Алисы» – так они станут себя называть.

* * *

Весной 1986-го руководство ДК «Невский» мучительно соображало, как выполнить план по выручке от продажи билетов. И когда один из руководителей рок-клуба, работавший в ДК, предложил провести в «Невском» фестиваль, за эту идею ухватились в обкоме профсоюзов (ДК принадлежал профсоюзам). Горком комсомола (ответственный за неформальные молодёжные объединения, каким был рок-клуб) не возражал, и на три дня в «Невском» случился аншлаг, хотя билеты по тем временам стоили недёшево – от 2,5 до 3 рублей, а у спекулянтов и вовсе от 5 до 10.

– Коли так, давайте все деньги от концерта перечислим в фонд помощи чернобыльцам, – наивно и искренне предложит Кинчев со сцены, получив полное одобрение зала и гневное шипение представителей обкома и горкома, которым потом пару месяцев придётся отбиваться от выполнения «гражданской инициативы молодого музыканта».

«Алиса» вышла на сцену ДК «Невский» без Кинчева. Зазвучали первые аккорды, прожектор выхватил вход в зрительный зал, где появился Костя. В своей знаменитой майке, байкерских перчатках и с красным шарфом на шее он шёл к сцене, а сзади двигался милиционер, явно собравшийся задержать хулигана, желающего сорвать концерт. Кинчева, понятно, страж порядка в лицо не знал.

Вот так – в сопровождении милиции – и пройдёт для Кости вторая половина 1980-х, в которой будут статья «Алиса» с косой чёлкой» и осуждающее письмо деятелей культуры, и уголовное «Дело Кинчева», и подписки о невыезде, и аресты, и иезуитское враньё официальной прессы, требовавшей от Кинчева объяснений, но не дававшей ему слова.

В это время знаменитая Тамара Максимова будет снимать передачу во Дворце молодёжи, куда якобы случайно заглянет Кинчев. Создательница и ведущая «Музыкального ринга» укорит Костю в том, что она-де столько раз его приглашала на этот самый ринг, но он всё время отказывался. Кинчев тогда не найдётся что ответить. Ведь несколько месяцев назад Максимовой записан и пылится на полке не прошедший цензуру «Музыкальный ринг» с «Алисой»…

* * *

Впрочем, и сам Костя не был подарком и трудно ладил с людьми. Лидер по натуре, он так и не смог ужиться в тандеме с Задерием, песни которого Кинчев отказывался исполнять наотрез. Слава ушёл, а вслед за ним и большинство музыкантов. Один из «беглецов» однажды будет лить у меня на плече пьяные слёзы и злобно шипеть, что Кинчев присвоил себе песни, которые создавались всей группой. Но злить моего знакомого музыканта будет не это, а прошедшая мимо слава. Сам Кинчев к своей популярности до сих пор относится сложно. Называет славу чешуёй, мешающей жить. И, похоже, не верит, что у «Алисы» до сих пор есть армия поклонников.

Как и большинство музыкантов тех лет, Костя дружил с алкоголем и водил знакомство с наркотиками, причём после общения с ними бывал буен и жесток. Первая жена Кинчева как-то рассказывала, что муж заранее звонил ей, сообщая, что вечером будет пьян и лучше бы её дома не было, а то он за себя не отвечает. Как-то под горячую руку ещё не очень пьяного Кинчева попала и я. Просила об интервью, но он мне  нахамил, кажется, даже куда-то далеко послал. А минут через двадцать сам нашёл меня в зрительном зале, извинился и полтора часа отвечал на вопросы…

Уже тогда – в середине 1980-х – он искал путь к Богу. Рассказывают, что однажды зашёл в монастырь, а поскольку его сценический имидж всегда мало отличался от повседневного, монахи выгнали музыканта кадилами. «Как беса!» – сокрушался Кинчев, но обиды на Церковь не затаил. Позже он крестился, но мгновенного преображения, конечно, не произошло. Потребовались годы, чтобы Костя отказался от вредных привычек, хотя смирению он так и не научился. Бунтарь, трибун, он не смог найти в православии ответов на все свои вопросы. И ещё одной точкой опоры для Кинчева стал русский национализм. Его «Небо славян» – об этом. Но оно же лишь часть картины мира, которую продолжает рисовать для себя Кинчев. Всё, о чём он поёт, – это отголоски его духовных поисков, которые он упрямо не бросает. В каком-то непостижимом юношеском максимализме он в свои 55 не хочет смириться с тем, что на некоторые вопросы так и не нашёл ответов.

* * *

В этом году «Алисе» исполнилось 30 лет. Возраст солидный для музыкального коллектива, и многие из тех, кто начинал вместе с Кинчевым, уже давно поумнели, остепенились. Но всё это не для Кинчева. В начале 2000-х я, уже редактор газеты, стояла в толпе «алисоманов», оравших «Мы вместе!», и изумлялась: что эти подростки находят в песнях, которые, как мне всегда казалось, наглухо привязаны к нашей с Костей молодости?! Ведь «пена в мутном потоке пресловутой «Красной волны» – строчка из статьи, критикующей выход на Западе пластинки питерских рок-групп «Красная волна». «Униформисты сторожат партер» – бабушки-контролёры в ДК, одетые в одинаковые костюмы и прерывавшие концерт, если публика вскакивала со своих мест. Уже давно нет «Сайгона» на углу Невского и Владимирского, где был тот самый «пьяный стол». И таких аллюзий в песнях «Алисы» рассыпано множество. Но новое поколение «алисоманов» всё равно считает эти песни своими. Возможно, потому, подумала я, что дело вовсе не в том, из какого «сора» выросли эти кинчевские строки. Гораздо важнее, почему они написаны:

Мне не ясен взгляд тех, кто устал,

Мне не понятен тот, кто спит.

Я не понимаю языка столбов,

И мне не интересен лифт.

…И если кто-то думает так же, как я,

Мы с ним похожи точь-в-точь.

Мы вместе!

И ещё:

К несчастью, я слаб, как был слаб очевидец

Событий на Лысой горе.

Я могу предвидеть, но не могу предсказать.

Hо если ты вдруг увидишь мои глаза в своeм окне,

Знай:

Я пришёл помешать тебе спать.

…Ночью, перед тем, как написать эту статью, я слушала альбомы «Алисы». Несколько лет я предпочитала другую музыку, считая, что «рок-н-рол мёртв». Нет, я не испытала ностальгии, хотя, конечно, воспоминания о временах, когда деревья были большими, а «маленький двойной» в «Сайгоне» стоил 26 копеек, нахлынули. Дело в другом: после нескольких песен захотелось что-нибудь сделать. Просто не спать в эту ночь. Выпрыгнуть из рутины привычной жизни. Совершить неожиданный поступок. Или хотя бы включить на полную громкость «Время менять имена»…

Кира Донская

как это было

Когда Костя был маленьким, мама подарила ему магнитофон «Днепр» исключительно для того, чтобы сын стал учить иностранный язык. Но сын вместо этого переписывал «Роллинг стоунз», «Битлз», чуть позже – «Металлику» и «Блэк саббат». Комнату заполнили изображения пауков и Оззи Осборна, раздирающего питонов. Уже тогда будущий лидер «Алисы» знал, что он хочет заниматься только рок-музыкой.

Подростка Костю Панфилова (это потом он возьмёт фамилию деда – Кинчев) приняли, как и всех, в комсомол, но выгнали из ленинской организации уже через год за плохое поведение. А однажды и из школы почти исключили за неприличную для советского школьника причёску. Отдали ему на руки личное дело и сказали, чтобы он приходил на уроки только подстригшись. На следующий день Костя пришёл на занятия лысым. Чем опять выделился из толпы.

После школы Кинчев пошёл работать на завод и стал учеником фрезеровщика. Потом поступил в Московский технологический институт. Однажды отдыхал с друзьями в пивбаре на ВДНХ. И запел, громко, на всё помещение. К нему подошёл какой-то человек и пригласил его… на конкурс вокалистов в певческое училище при Большом театре. Костя подумал-подумал – и пошёл. Пел «Гори, гори, моя звезда» и «Ой, да не вечер». И его приняли. Он проучился в училище почти год и бросил. Отучился в джазовой студии, ушёл и оттуда. Но эти уроки пения, как он потом вспоминал, ему здорово пригодились.

Это было в 1988 году. «Беседы на сонных кухнях, //Танцы на пьяных столах, //Где музы облюбовали сортиры, //А боги живут в зеркалах, //Где каждый в душе Сид Вишес, //А на деле Иосиф Кобзон…» И потом: «Всё это рок-н-ролл!» (Сид Вишес, напомним, – тот самый знаменитый панк из «Секс пистолз», сидевший на героине и умерший от передозировки в 21 год; Иосифа же Кобзона представлять не надо.) Впервые «Алиса» исполнила «Всё это рок-н-ролл» на концерте в Перми, потом в ДК МЭИ. И рок-н-ролл Кинчева запели все.

В начале 1990-х эта песня дала название целому альбому «Бригады «С». Её спели все вместе – Гарик Сукачёв, Костя Кинчев, Вячеслав Бутусов, ДДТ в лице Шевчука, «ЧАЙФ» в лице Шахрина, Джоанна Стингрей… (Американке, кстати, доверили спеть строчку «Ну а мы, ну а мы – педерасты», потому что её никто не хотел петь.) Осталось ощущение единства и общей цели, какого-то трогательного рок-братства. «Возможно ли такое в наши дни?» – постоянно спрашивают журналисты у Кинчева. На что он отвечает, что сейчас найти общий язык друг с другом очень сложно. А тогда…

– Мы были на виду, и поэтому казалось, что мы сплочённый монолит в противостоянии тоталитарному злу. Но режим рухнул, и каждый начал выбирать свою свободу…

И ещё Костя сказал, что эту песню он «пережил», и что теперь она его «совсем не греет».

Да и пивбара «Жигули», одной из точек рок-тусовки в Ленинграде, прославленного в песне («…Сегодня нас ждёт Камчатка, //Завтра – Алма-Ата, //Послезавтра мы станем пить пиво //в «Пушкаре» или «Жигулях»), на Владимирском больше нет. А вот «Пушкарь» на Большой Пушкарской остался. Так что не всё так плохо.

В 1991 году Костя оказался среди защитников Белого дома. Встал вместе со всеми в оцепление, но его узнали и попросили спеть. Кто-то протянул ему гитару… Потом он получил даже медаль «Защитник Свободной России», но спустя три года публично отрёкся от награды – в знак протеста против войны в Чечне и из-за убийства журналиста Холодова.

Но потом всё же участвовал в предвыборной кампании Ельцина в 1996 году. Как объяснил – только потому, что не хотел, чтобы к власти вновь пришли коммунисты.

Это было в 1992 году. Как говорит Константин, он «напитался духом святым» и, когда вернулся, крестился в одном из московских храмов. Но путь к православию был непростым. Кинчев стал бороться с наркозависимостью.

– Я исповедовался, просил и опять падал… – вспоминает он.

И на вопрос, как ему удалось «соскочить», неизменно отвечает: «Бог помог».

– Большая часть тех, с кем я «торчал», давным-давно гниёт в земле, и это чудо, что я не в их числе, – говорит он. И ещё: – У меня было ощущение очень тяжёлой жизни, когда я пил и «торчал» на наркотиках.

После принятия православия Кинчев стал тщательнее выбирать слова для песен. И даже поменял некоторые фразы в старых текстах. Например, раньше было «до Крещенья крест не спас», теперь он поёт «плач не спас». Почему? Да потому что Кинчев искренне верует: крест спасает всегда. Теперь он ощущает себя причастным к Великой Церкви, соблюдает посты (во всяком случае, во время Великого и Успенского постов не даёт концертов, а в Рождественский и Петров посты получил благословение играть), исповедуется и даже вошёл в Патриарший совет по культуре.

Эльвира Дажунц