Андрей и Илья Носковы: «В нашем городе не было театра – ну и что?..»
Известные актёры признаются в любви к Петербургу, но не исключают, что могут переехать в Москву
Известные актёры признаются в любви к Петербургу, но не исключают, что могут переехать в Москву
Большой соблазн поиграть в «Найди десять отличий», взяв для сравнения Андрея и Илью Носковых. Один родился и вырос в Новой Каховке на Украине; второй – там же. Один приехал поступать в Петербург; второй рванул за ним. Одного после Театральной академии приняли в труппу известного театра (БДТ) – и второго (в Александринский). Оба предпочли уйти из прославленных коллективов, образовав независимое Театральное товарищество «Носковы и Компания».
Одного знают как Дориана Грея, Труффальдино и Никиту Воронина в ситкоме «Кто в доме хозяин?»; второй известен как Эраст Фандорин, принц Флоризель и доктор Широков в сериале «Женский доктор».
Старший кажется балагуром и весельчаком; младший производит впечатление человека немногословного и романтичного. Один женат (не на актрисе), воспитывает сына и дочь; второй женат (не на актрисе), растит дочь и сына…
– Андрей, Илья, поздравляю вас – «Носковым…» в этом году исполнилось десять лет!
И.Н.: Да, свой первый червонец мы отмотали…
А.Н.: Кажется, Станиславский установил эту планку – жизнь нормального творческого коллектива укладывается в двадцать лет: театр рождается, растёт, взрослеет…
– А потом?
А.Н.: А потом… не знаю. Название поменяем! Но пока у нас впереди ещё столько же.
– «Носковы и Компания» – это больше репертуарный театр? Студия? Антреприза?
А.Н.: Всё вместе. Это уникальный механизм, потому что, с одной стороны, он работает по всем законам стационарного театра: есть репертуар, планы, труппа… А с другой стороны, мы абсолютно висим в воздухе, у нас нет своего помещения. «Носковы и Компания» – это такая смесь студии, профессионального репертуарного театра и экспериментальной лаборатории.
– Десять лет – пора подводить итоги. Продолжите, пожалуйста: за эти годы нам удалось…
А.Н.: …заявить о себе. Создать имидж. Наладить тесный контакт со зрителем: мы берём любые залы. Мы тут подсчитали – только спектакль «Игры любви» посмотрели, например, 30 тысяч человек.
И.Н.: Нам удалось стать настоящей командой. Мы как хороший сыгранный оркестр.
– Как вы отметите юбилей – широко, с размахом?
А.Н.: С 1 по 11 марта на сцене Санкт-Петербургского театра эстрады имени Аркадия Райкина пройдёт фестиваль Театрального товарищества «Носковы и Компания». Спектакль «Путешествие» мы покажем в последний раз.
– Это тот самый, с которого всё и началось в 2004 году?
А.Н.: Ну да. Сначала возникла идея поставить на сцене фантастический рассказ «Седьмое путешествие Ийона Тихого» Станислава Лема. И мы стали думать: может, поставить на Малой сцене БДТ? Может, предложить «Приюту комедианта»? В результате у нас хватило наглости сказать: «А ни к кому мы не пойдём! Сами всё сделаем!» И сделали. Начинали репетировать в БДТ. Фантастические декорации, в частности большой надувной батут, изображающий летательный аппарат, перевезли в малый репетиционный зал. Кирилл Юрьевич Лавров увидел это безобразие и сказал: «Ну, ребята, вы даёте!» Он всегда поддерживал молодёжь.
– Что для Носковых важнее – чтобы было интересно вам самим…
А.Н.: Конечно, мы балансируем между игровым материалом, на который пойдёт зритель, и какими-то формами, интересными для самих актёров. В спектакле «Игры любви», например, Юля Рудина играет сразу четыре женские роли. На поклоне, когда она поочерёдно примеряет все свои шляпки-парики, зал просто в шоке! В другом театре дали бы эти роли четырём разным актрисам, и никто не удивился бы…
– …Или, и это другая крайность, репертуар подбирается исключительно для зрителя?
А.Н.: Крайности в этом я, честно говоря, не вижу. Я рад был бы, если бы театр повернулся лицом к публике. Потому что уверен: театр не может быть оторван от зрителя. Иногда смотрю некоторые постановки и понимаю, что режиссёру важны только свои амбиции, на зал ему наплевать, и мне от этого грустно становится.
– Андрей, в театре всё крутится вокруг тебя. Актёры уверяют, что с тобой легко работать, ты очень бережно к ним относишься и вообще очень спокойный человек.
И.Н.: Фр-р-р-р-р.
– Вы, Илья, что-то можете возразить? Не согласны с тем, что он спокойный?
И.Н.: Насчёт спокойствия – не согласен. Он, скажем так, эмоциональный и разумный – такое странное сочетание. И, самое главное, Андрей умеет привести всех к общему знаменателю – актёров разных школ, возраста, темперамента.
– Почему вы, Андрей, и вы, Илья, покинули замечательные театры – с именем, прошлым, традициями…
И.Н.: К сожалению, это единственное, что было у этих театров…
А.Н.: Мы оба играли, у нас были роли, но в какой-то момент стало понятно, что в рамках одного, даже хорошего театра ты не можешь сыграть всё, что тебе хочется. А нам очень хотелось сделать на сцене что-то ещё, пока мы это можем. Профессия, знаете ли, специфическая. Мне тут пришлось отказаться от одной работы – всё, сказал, время ушло, я уже стар для этой роли.
– Страшно было уходить в никуда?
А.Н.: Конечно, страшно. Но это не я так хотел, а театр решил, что ему со мной не договориться. Мне было очень тяжело, долго ещё страшные сны снились. Года полтора я переживал так… подробно, но спустя несколько лет понял, что всё было правильно. Потому что за это время я столько сыграл ролей на разных сценах, сколько никогда не сыграл бы в БДТ.
И.Н.: В Александринке я долго репетировал Рогожина в «Идиоте». Год потратил, от съёмок отказался, а у меня тогда только что ребёнок родился. У меня с самого начала было предчувствие, что из этой затеи ничего не выйдет. Так и получилось. У меня там вообще было мало работы. Странно, казалось бы, – сыграл в «Азазеле», можно было бы использовать мою популярность, но в театре после этого я не сыграл ни-че-го! Бред какой-то. Таковы реалии питерских театров.
– Именно питерских?
И.Н.: В Москве, как правило, стараются использовать известность актёра. Помогают проявить себя, смотрят, как он будет расти. Хотя бы возможность такую дают!
А.Н.: Тем более что есть артисты, которые в полную силу могут раскрыться не в кино, а на театральной сцене. Илья из таких. И у меня, кстати, тоже много предложений, парадоксальным образом, в Москве. Последняя моя премьера – в Губернском театре Сергея Безрукова. Вот почему в Москве у меня есть работа, а в Петербурге, где я живу, нет?
И.Н.: А потом начинают спрашивать, почему кто-то опять уехал в Москву, предал Петербург…
– Но вы же так не сделаете?
А.Н.: Будем надеяться.
И.Н.: Но обещать ничего не будем…
– Вы же оба много раз признавались в любви к Петербургу.
И.Н.: Когда я приехал к Андрюхе в Питер, у меня – а-а-а-а! – от этого города, от этой красоты унесло голову. И я понял, что буду учиться только здесь. Так и получилось всё легко. Я поступил в академию, не окончив школу.
– ?!
– Просто сдал вступительные экзамены, а потом признался, что ещё не имею аттестата. Педагоги развели руками, но приняли меня вольнослушателем. Я учился одновременно в Театральной академии и в вечерней школе, а когда получил документ о среднем образовании, меня зачислили сразу на второй курс. В Питере у меня сразу же возникло чувство, что я здесь родился. Постоянно было ощущение дежавю: будто это я уже видел и знаю, что находится тут, за углом. Я много шатался по городу, рассматривал здания, открывал для себя проходные дворы, заглядывал в подворотни… Меня тянуло на улицу, а потом появилась любимая игра: я останавливал на улице какого-то пожилого человека и спрашивал, как пройти по какому-то адресу. И старики начинали рассказывать историю своего города: вот там был когда-то магазин, а до войны этот переулок назывался иначе… Такого не найти ни в одном путеводителе.
– Скажите, откуда в семье, никак не связанной с искусством, живущей в небольшом городе, где не было театра, появились два таких ярких театральных таланта? Ну ладно бы один…
А.Н.: У нас в семье на этот счёт есть своё объяснение.
И.Н.: В спектакле «Путешествие» мы об этом рассказываем…
А.Н.: Наш дед был при Сталине приговорён к расстрелу, он уже сидел в камере смертников, но каким-то чудом ему изменили приговор и отправили в лагеря. Он всегда хотел быть артистом, поэтому на зоне стал играть в самодеятельных спектаклях. Он обожал поэзию и часто – это мы уже помним из своего детства – читал стихи в парке перед незнакомыми людьми. Видимо, нам передалось это по наследству.
И.Н.: Это родня с маминой стороны. А наш папа, когда служил на флоте, играл в такой… морской джаз-банде – на кларнете и саксофоне. Все четыре года, пока другие ходили строем и драили палубу, он выступал с концертами. Так что и с папиной стороны мы какие-то творческие импульсы уловили.
А.Н: В школе я был комсоргом и заведовал культурно-массовым сектором. Мы устраивали литературные вечера, сами ставили спектакли и капустники, организовывали дискотеки, не говоря уже о всяких новогодних и восьмомартовских представлениях.
И.Н.: Андрюха, между прочим, отличник был, с серебряной медалью школу окончил. Я был твёрдый четвёрочник.
– Вот же есть на свете счастливые родители!
А.Н.: Хотя оценки – это не так уж и важно, бывает, что из троечников выходят гении. Родители, конечно, поскольку от театра далеки, ничего об актёрской профессии не знали и с осторожностью отнеслись к моему выбору. Отец поехал со мной в Питер поступать. Он больше всего хотел, чтобы его старший сын поступил в Ленинграде в институт, даже не важно было в какой, лишь бы было высшее образование. Раздавал педагогам вяленых лещей собственного приготовления, а также коньяк.
И.Н.: Фантастика, что мама с папой меня отпустили. Сказали бы – хватит, учись дома, так им было бы спокойнее… Но – отправили и меня в большой город. Доверяли. Потом уже мама и папа много раз приезжали в Петербург, видели наши спектакли. Им было радостно за нас, их просто распирало от гордости.
– Так вот откуда эта семейная атмосфера, которой так славится Театральное товарищество «Носковы и Компания»…
И.Н. (напевает из «Крёстного отца».)
А.Н. (смеётся): Ну да, мы семья. Это же здорово!