«Мы летали под Богом...»

Журналист «НВ» публикует диктофонную запись, сделанную им в самолёте, пассажирам которого грозила смертельная опасность

Сразу должен предупредить: в авиационной аварии я побывал… теперь уже дважды. Первая случилась 23 года назад. После промежуточной посадки в городе Вельске на взлёте отказал двигатель. При ударе о мёрзлую землю Як-40 разломило пополам. Вспыхнувшее пламя, слава Богу, удалось быстро потушить. Не погиб никто – покалечило многих…

При второй аварии, случившейся совсем недавно, не пострадал никто. Физически не пострадал. Потому что закончилось всё благополучно. Но что пережили пассажиры на борту воздушного лайнера, терпящего бедствие! Причём какое, никто из них долго не знал!..

Итак, 10 марта десять петербургских журналистов отправились в пресс-тур по Литве. В Вильнюс предстояло лететь через Ригу. Рейс 443, самолёт Boeing 737-500 авиакомпании Air Baltic, вылет в 13.35 из Пулково-2.

До Риги меньше часа лёту. Только успели набрать высоту, как пошли на посадку. Boeing развернулся над Рижским заливом. Под крылом – лес, поляны, коттеджи, гараж, заставленный фурами, самолёты… До приземления если не секунды, то считаные минуты, и вдруг лайнер начал набирать высоту и с разворотом уходить в сторону моря…

Встревоженные стюардессы (на борту их было три) неожиданно начали помогать пассажирам убирать ручную кладь в багажные отсеки…

Первая мысль: однажды я уже уцелел, но не может же везти постоянно! Значит, конец! Но как скоро? Возможно, я ещё успею попрощаться с сыном. Да и вообще в случае катастрофы мои наблюдения могут оказаться полезными. Я достал из сумки диктофон…

Битый час, как у Высоцкого, «мы летали под Богом, возле самого рая…», долго не понимая, что происходит, и тем более не представляя, чем для нас всех закончится рейс Санкт-Петербург – Рига.

Далее – сокращённый вариант расшифровки диктофонной записи, сделанной на борту аварийного самолёта, к сожалению, не особо качественной – мой негромкий голос заглушали посторонние звуки: другие голоса, детский крик, шум двигателей.

…Первый раз самолёт низко пролетел над аэродромом, потом ушёл далеко в море, развернулся и пошёл на второй круг…

«Внимание! Чрезвычайное сообщение! (Это стюардесса – скороговоркой.) Повторяю: это чрезвычайное сообщение! Возможна аварийная посадка в Риге. Послушайте внимательно следующие указания! Приведите спинки в вертикальное положение, опустите подлокотники и закройте столики. Поместите ручной багаж под впередистоящим креслом на полу или на полку над вашим креслом, тщательно застегните ремни безопасности и… (детский крик заглушает голос стюардессы)… По команде (неразб.) примите опорную позицию, которая нарисована на карточке. Оставайтесь в этом положении до полной остановки самолёта. Возможны несколько толчков. Не вставайте со своих мест, пока самолёт полностью не остановится (неразб.). Ближайшие аварийные выходы… два сзади, два спереди и два посередине. Освещение на полу укажет вам путь к выходам. Не открывайте выход, если снаружи огонь или другие угрозы жизни. Когда самолёт остановится, отстегните ремни безопасности, оставьте личные вещи в самолёте и направляйтесь к ближайшему выходу. Повторяю: личные вещи оставьте в самолёте! Когда окажетесь снаружи, направляйтесь как можно дальше от места аварии. Внимательно прочтите инструкции по безопасности.

Необходимо снять очки и обувь на высоких каблуках. Соблюдайте все указания стюардесс. Если в салоне кто-то есть из ниже перечисленных профессий, пожалуйста, отзовитесь: лётный персонал, военные, полиция, медицинские работники или пожарные – нажмите кнопку «вызов».

…Слава (сын. – Прим. авт.), может быть, это моё последнее обращение к тебе будет, поэтому дай Бог, чтобы у тебя всё было хорошо! А сейчас я постараюсь вести репортаж с борта самолёта… Слава… потерять с таким небольшим интервалом маму и папу… (Моя жена Вера умерла 13 июля прошлого года. – Прим. авт.)… Пассажиры засуетились, уже начали вещи брать… Опять идём над морем… Мужчина спрашивает у стюардессы, где безопаснее с ребёнком. Женщина с ребёнком пошла вперёд…

Слава, Слава, Слава! Ты – единственный! Постарайся, чтобы твоя жизнь прошла благополучно! Заходим ещё раз на посадку! Так… тряска… Так, высота уже небольшая… Опять дельта Даугавы… (Неразб.) Потряхивает… Так, ну вот уже домики пошли коттеджного типа… небольшие… какая-то автостоянка фур… домики, домики, перелески… уже очень снижаемся… не столько даже трясёт, сколько… самолёт кивает крыльями… Всё, всё, отключаюсь!..

…Посадка опять не получилась! Пошёл на третий – какой там? – круг! Резко набираем высоту! Разговоры, что самолёт вырабатывает топливо! Да вряд ли вырабатывает топливо, иначе он бы ещё кружил. Значит, наверное, всё-таки не в топливе дело. Но что случилось, не говорят. Тряска… Резкий набор высоты!.. (…) Дикая тряска… тряска… тряска… Стюардесса разговаривает с пассажирами, улыбаясь, но – совсем красная… Трясёт очень здорово… (…) Небо – голубое… в перистых облаках… Одна из нашей группы прошла… в верхней одежде, шарф намотан, и сверху крестик…

Слава… (Неразб.) мы с мамой, по большому счёту, прожили счастливую жизнь… я до сих пор люблю её, только её и тебя… Сделай, пожалуйста, всё, чтобы твоя жизнь была нормальной… Солнце, яркое солнце!.. (Неразб.) …Это не репортаж с петлёй на шее, а репортаж – мой последний репортаж… Сейчас какой-то водоём… песчаные берега, несколько прудов с бирюзовой и тёмно-бирюзовой водой, она покрыта льдом. …Даже не знаю, что ещё сказать… Тяжело прощаться… Только с Верой начали жить более-менее, поездили… Я ей… то есть не ей, а её фотографии, чуть ли не каждый день говорил: «Вера, я скоро к тебе приду! Наша разлука долгой не будет». Вот и получается… Да, вдруг непонятно будет – диктофон могут найти отдельно от меня, поэтому говорю чётко: моя фамилия – Желтов, Владимир Желтов… Тот человек, к которому я обращаюсь, мой сын – Желтов Вячеслав Владимирович. Так, опять прерываюсь. (Очередная попытка посадки самолёта. – Прим. авт.)

«Сейчас у нас как бы всё в порядке, но всё равно, возможно, будет аварийная посадка, поэтому, пожалуйста… (Это стюардесса – по-русски, с небольшим акцентом.) Приготовьте себя к аварийной ситуации. Благодарю за внимание». Ну вот, обнадёжили…

…Летим сейчас над лесом, довольно плавно летим… Такие небольшие перелески, пересечённые просеками и дорогами. Сейчас опять самолёт пошёл на вираж… Тряска, тряска, тряска! Тряхануло как следует!.. (Неразб.) Вираж над лесом… хвойный лес… Где море, не понять…

«Сейчас визуально видно, что шасси выпущено, но тем не менее будьте готовы к аварийной посадке, следуйте указаниям стюард… Благодарю за внимание». (Это трансляция – мужской голос, сильный акцент, вначале – неразборчиво.)

Ну вот теперь стало понятно: шасси не выпускалось. Тот же карьер с водой изумрудного цвета… Идём теперь над полями… Опять по кругу пошли! Поля. Перелески… (Неразб.) Низкий вираж над перелеском... Солнце. Очень яркое солнце… Опять тряска! Рывки… (Неразб.) И вираж – очень резкий вираж! Выравниваемся… Потихоньку выравнивается самолёт. Пошёл на снижение опять. Трясёт!.. Так, появился залив – опять выходим на воду.

Да, Слава, какие бы слова в этой записи мои ни были, последние будут: «Слава, я люблю тебя!» Я люблю Веру, я люблю тебя. Больше у меня в этой жизни никого нет...

Вираж, очень крутой, и тряска… Дачный посёлок, коттеджный… Идём на низкой высоте… Вырабатывает всё-таки топливо… опустился до какого-то предела, а дальше не опускается. Опять выходит на море…

…Стюардесса, улыбаясь, обходит и задаёт всем один вопрос: «Всё в порядке?» Вот кто-то спросил, и она объясняет: много топлива. Значит, топливо вырабатывается всё-таки… Команда латвийская, поэтому не очень хорошо по-русски говорят, а эта стюардесса, судя по всему, русская. И улыбка не кажется напускной.

…Если эта запись понадобится при расследовании причин аварии, просьба понимать, что я делал паузы в записи. Опять взморье, лес… (…) Тряска. Идём на посадку… Лес закончился, опять поля, опять коттеджи, опять та же стоянка фур, то есть гараж какой-то… (Неразб.) Что будет, то будет! Слава, нет дороже тебя никого!..

(Самолёт приземлился. Аплодисменты!)

…С нами летит группа каких-то итальянских музыкантов, они там впереди – целуются, кричат что-то по-своему – самая бурная реакция. (Опять аплодисменты, радостные возгласы, свист!)

Стюардесса: «Дамы и господа! Спасибо вам!» (Крики, свист, аплодисменты!) Ещё очень интересный штрих – стюардесса по громкоговорящей говорит: «Садитесь на свои места, а то ещё упадёте и – после паузы – ударитесь головой». (Смех и аплодисменты.)

разбор полёта

«Хорошо, что не стали героями…»

Марат Арнис (М. А.), специальный корреспондент, Первый телеканал, Санкт-Петербург: – Только стали снижаться, и вдруг самолёт добавил газу, и мы опять поднялись вверх… Я заволновался: было же явное снижение! Я так понимаю: с земли визуально засекли, что одно шасси не открылось. Наземные службы наверняка были проинформированы. И пошли мы на море, над морем попадали в турбулентность.

Валерия Яковлева (В. Я.), туроператор, журналист: – После второго круга стало понятно: что-то происходит. Самолёт сделал круг, опять попытался сесть – и взмыл… Он земли почти коснулся!

М. А.: Что-то произошло. Либо пилоту дали команду из диспетчерской, либо он элементарно струхнул. Когда мы резко рванули вверх, пассажиры начали спрашивать друг у друга, что случилось. Никто не понимал, что происходит. Стюардессы вновь встали в проходе и вновь продемонстрировали систему безопасности. Лица у них уже были напряжённые. Поясняли действия не на русском, а на английском.

В. Я.: За двадцать с лишним лет полётов я в разных ситуациях была, но в такой – впервые. Что меня лично напрягало – отсутствие информации для пассажиров. Своевременной. На русском языке. Притом что большинство пассажиров – русскоговорящие. Что-то очень долго объявляли на латышском и на английском, а на русском – ничего. Общей информации на весь салон на русском языке не было. «Местечковая» была. Стюардессы подходили и кому-то, отвечая на вопросы, говорили, где находятся топливные баки, какое шасси откроется, на какой бок будет крен при посадке. Было понятно, что большинство пассажиров – русскоязычные. Не вся информация дублировалась на русском. Второй пилот только во время третьего выхода в салон заговорил по-русски.

М. А.: Вначале он отвечал исключительно на латышском. Он очень нервничал, боялся и не знал, что сказать. На русском он стал говорить только тогда, когда понял, что ситуация слишком серьёзная.

В. Я.: «Аварийная посадка! Будем садиться на одно шасси. Будем садиться на… какой-то бок!»

М. А.: Детям выдали дополнительные пояса безопасности.

В. Я: После того как родители попросили.

М. А.: Детей на борту было трое, все маленькие. Их всех вместе с мамами пересадили в нос корабля, ближе к эвакуационному выходу. Один папа, очень активный мужчина, тоже хотел пойти вместе с женой и сыном – его не пустили.

Аварийный люк должны были открывать добровольцы. Первого такого я заметил, когда стюардесса (брюнетка, старшая – она давала указания двум другим) освободила сиденья возле средних аварийных люков и посадила туда молодого человека. Затем она подошла к нам с Олегом и, наклонившись, негромко, чтобы не привлекать внимания, спросила, как-то утвердительно спросила: «Вы говорите по-русски?» – «Да». – «Не могли бы вы выступить в качестве добровольцев для того, чтобы открыть аварийную дверь, в случае если со мной произойдёт несчастье?» Точно её слов не помню. Либо: «Если со мной что-то произойдёт», либо: «Если меня не станет», либо: «Если буду недееспособна».

Мы с Олегом переглянулись. Я вообще-то посмотрел ещё вперёд и назад: почему она нас попросила? Думал, что увижу одних женщин и детей, но увидел и мужчин довольно крепкого телосложения, не нам чета, и возник вопрос: почему подошли именно к нам? Олег, мой коллега и друг, прошептал мне так, чтобы стюардесса не услышала, что без очков он едва ли что увидит и его помощь может быть неэффективной. (Очки же заставили снять. В целях безопасности.) Но Олег решительно закивал: готов, мол, идти.

Мы отправились вслед за стюардессой, чем вызывали определённый ажиотаж, – пассажиры не понимали, куда мы идём и что нам говорят по пути. У носового аварийного люка стюардесса провела инструктаж по его открыванию: одной рукой нужно большой рычаг отвести влево, при необходимости ногами выбивать крышку. После чего должен был открыться слайдер. (Мы долго не могли понять, что такое слайдер. Им оказался резиновый надувной трап.) Мы должны были помогать эвакуироваться пассажирам. В первую очередь женщинам и детям.

Левое шасси выходило, правое – нет. Самой опасной была наша, правая, сторона, и стюардесса пересадила нас с Олегом на левую сторону. Мы должны были выжить…

Мужчина в соседнем ряду стал молиться и писать какие-то эсэмэски. Да, была комичная ситуация! Когда самолёт в очередной раз заходил на море, стюардесса сказала, что минут через пять-семь всё начнётся, и я подумал: «Будем садиться на воду!» И достал спасательный жилет – я не умею плавать. Положил его перед собой. Мужчина в соседнем ряду, увидев это, решил, что у нас со стюардессой какие-то общие «тёрки», и тоже достал жилет и положил перед собой. Стюардесса подошла к нему: «Вы думаете, мы будем садиться на море? Давайте в следующий раз». И забрала жилет.

Мы с Олегом продумывали траекторию нашего пути к аварийному люку в момент катастрофы. Чтобы быстрее добежать до доверенного нам люка…

Олег Подъячев, телеоператор, Первый телеканал, Санкт-Петербург: – У нас даже дискуссия возникла, какой рукой быстрее расстегнуть ремень безопасности. Тренировались быстро расстёгивать. Нам это нужно было сделать быстрее всех. Научились одним движением.

М. А.: Тут мы услышали, как и все остальные пассажиры, громкий голос в микрофон по-английски: Attention! Down! Attention! Down! – «Внимание! Вниз! Внимание! Вниз!» Постоянно повторялось. Кто-то громко выкрикнул какую-то фразу на английском, я крикнул: «Боже, спаси нас!»

В. Я.: Второй пилот трижды выходил в салон, каждый раз с пунцовым лицом, ходящими желваками – понятно: нервничает. Мне очень хорошо было видно, как он заглядывал в маленький лючок, сантиметров так 20 на 30, в полу. Заглядывал и просовывал руку. На ощупь пытался что-то установить. Пассажиры следили за каждым его движением – у всех молящие глаза! И только в последний раз он заговорил на русском языке.

М. А.: Мне кажется, он намеренно долго говорил только по-латышски. У него не было ответа на возможные вопросы. Осмысленная фраза по-русски прозвучала, когда мы прошли инструктаж и вернулись на свои места, а он проходил мимо. Мы его спросили: «Будем садиться на одно шасси?» И он сказал: «Да, будем садиться на одно шасси. Будет авария». Ещё он сказал: «Визуально шасси вышло, но приборы показывают, что нет».

В. Я.: В последний раз, когда второй пилот поднялся от люка, он сказал дословно следующее: «Вроде бы всё о’кей, но на всякий случай мы должны быть готовы к аварийной посадке…» И то же продублировал по громкой связи. А тем временем кто-то молился, кто-то плакал, кто-то прощался с жизнью… Я сидела с крестиком в руке и молилась.

М.А.: Плакали дети. Родители не могли им ничего объяснить. Дети чувствовали, что происходит что-то неладное.

Русскоговорящая стюардесса вела себя очень достойно. Она была спокойна. Вторая, брюнетка, действовала более чётко, но чувствовалось, что она боится. Больше всех боялась блондинка, которая практически не говорила по-русски. Слава Богу, всё обошлось. Хорошо, что мы не стали героями… Да, ещё деталь! Когда я понял, что будет огонь, надел перчатки, опустил рукава куртки, накинул на голову капюшон. Многие следовали логике защиты от огня, а не от холода. Чтобы горели не волосы, а капюшон. А ещё: я смотрел на свои новые замшевые ботинки и думал: «Зачем же я их покупал?» Дурацкие мысли! Была, конечно, и мысль: «Почему именно ты на этом самолёте?!» Надо сказать (это мы узнали потом): все необходимые службы были стянуты, были готовы к нашей аварийной посадке. Задержали все рейсы!

В. Я.: Первая информация о нас в интернете появилась только в семь вечера. А потом я в комментариях «ВКонтакте» прочитала, что для «боинга» этой модели невыход шасси чуть ли не штатная ситуация. Глупость какая!

М. А.: В интернете один комментатор – его быстро заблокировали модераторы – писал: «Вы что, совсем дураки? Ситуация – штатная». Мол, нужно было спокойно сидеть и не переживать.

В. Я.: Его бы туда, к нам!..