Сыны и дочери эфира

В День радио, в год 90-летия старейшей из вещающих в России радиостанций «Радио Петербург», «НВ» вспоминает его славную историю и рассказывает о тех, кто в годы войны поддерживал боевой дух и веру в жизнь ленинградцев

В День радио, в год 90-летия старейшей из вещающих в России радиостанций «Радио Петербург», «НВ» вспоминает его славную историю и рассказывает о тех, кто в годы войны поддерживал боевой дух и веру в жизнь ленинградцев

 

Родина радио – Петербург

7 мая 1895 года в городе на Неве произошло событие, перевернувшее мир: Александр Степанович Попов публично продемонстрировал передачу и приём электрических сигналов, открыв эру беспроводной связи. Слово «радио» (в переводе с латыни «излучаю») вошло в обиход с лёгкой руки Эдварда Бранли, который одно время работал в лаборатории Попова, что на Песочной улице (ныне улица Профессора Попова). И вот почти через 20 лет с этой исторической улицы из небольшой студии дома № 5 впервые прозвучало: «Слушайте! Говорит Ленинград!» Шёл 1924 год. Вещание осуществляло акционерное общество «Радиопередача».

В конце 1924 года у Гостиного Двора, а также на углу Надеждинской улицы (ныне Маяковского) и Невского были установлены первые два репродуктора. В часы передач у них собирались толпы людей, слушали речь, музыку, и это казалось чудом. Музыка передавалась тогда с пластинок через рупор граммофона, подставленный к микрофону. Через два года вещали уже из двух студий с улицы Герцена, 37. А в 1928-м – с Мойки, 61, из первого Радиоцентра. Но городу требовался более мощный радиоцентр со звуконепроницаемыми стенами, концертными и речевыми студиями.

И такой дом был найден на углу Малой Садовой и улицы Ракова (ныне Итальянской, 27). Шёл 1933 год. Бывшие карточные залы Благородного собрания переоборудовались в студии. Сотрудники сидели в перегороженных залах-«крольчатниках», в бывших буфетных и уборных, коридорах и даже в шахтах лифтов. Весь артистический, музыкальный Ленинград бывал здесь. «Александринец» Юрий Юрьев приходил сюда, в созданный им героический радиотеатр, тенор Николай Печковский приезжал петь романсы и арии из опер Чайковского. Двадцатилетний Дмитрий Шостакович, волнуясь и запинаясь, читал вступительное слово перед трансляцией своего сочинения...

После окончания передач Дом радио осаждали поклонницы с цветами. Голоса дикторов радио и его актёров были известны и популярны не менее, чем голоса актёров театров и кино. В 1930 году впервые подошла к микрофону Мария Петрова, великая радиоактриса, одна из основательниц детского вещания. В 1935 году встал за дирижёрский пульт в студии Карл Элиасберг…

С началом войны с Финляндией проводная городская трансляционная сеть (ГТС), вещавшая в каждую квартиру, стала необходимостью, ведь фронт был в опасной близости от города. На Западе приёмники считались надёжнее. Но когда осенью 1940 года немецкие самолёты полетели бомбить Лондон, его радиостанции не могли предупредить жителей о бомбёжке, их выключили, чтобы не превращать в радиомаяки для противника. В часы воздушных тревог в блокадном Ленинграде к ГТС подключался штаб ПВО. Его сообщения советовали ленинградцам, где и как укрыться от бомбёжки, какие стороны улицы наименее опасны, какие площади и улицы обстреливаются.

«Говорит Ленинград»

Эти передачи первыми прорвали кольцо блокады. В сентябре 1941 года город бомбили, порой по восемнадцать часов в сутки, и на первой полосе газеты «Правда» шли сообщения о каждой передаче из Ленинграда.

17 сентября, несмотря на воздушную тревогу, приехал в радиокомитет Дмитрий Шостакович. Он говорил о работе над Седьмой симфонией, чтобы весь мир знал – в Ленинграде жизнь не прекращается:

– Два часа назад я закончил две первые части симфонического произведения… Я говорю с вами из Ленинграда в то время, как у самых ворот его идут жестокие бои с врагом, рвущимся в город, и до площадей доносятся орудийные раскаты… Я говорю с фронта.

В студии Шостакович попросил у редактора лист бумаги, на его обороте был записан план передач на тему «Организация уличных боёв в Ленинграде». А почти через год, 9 августа 1942 года, на весь мир прозвучало:

– Говорит Ленинград. Передаём Седьмую, Ленинградскую симфонию композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.

И все полтора часа ни одной бомбы, ни одного снаряда не упало на город.

А в декабре 1941 года крупнейший знаток Толстого профессор Борис Эйхенбаум рассказывал о работе над инсценировкой «Войны и мира» в Театре имени Ленинского комсомола.

– Пусть знают враги: Ленинград живёт, ленинградский театр ставит «Войну и мир»! – воскликнул режиссёр Михаил Чежегов.

Анна Ахматова сильно болела, но поднялась с постели и приехала на радио поддержать ленинградских женщин как мать, как патриотка:

– Наши потомки отдадут должное каждой матери эпохи Отечественной войны, но с особой силой взоры их прикуёт ленинградская женщина… Город, взрастивший таких женщин, не может быть побеждён.

Униженная голодом душа ленинградцев искала пищи.

– По радио стали передавать стихи Ольги Берггольц. Это очень встряхнуло от животного думания о еде: идёшь, бормочешь её стихи… это помогало, – вспоминала блокадница Галина Озерова.

Муза сострадания и надежды

Голос Ольги Берггольц стал голосом блокадного города. Падая от усталости, превозмогая слабость и голод, она призывала к мужеству и знала – в холодных квартирах такие же голодные ленинградцы ждут её слов, надеются услышать то, что поможет им пережить ещё один чёрный блокадный день. Для многих её голос был единственным живым голосом в доме.

С Домом радио было связано для неё второе рождение.

Из автора милых детских стишков, умной и в то же время наивной Оленьки, как её все раньше называли, она превратилась в настоящего поэта – и сама написала: «Здесь новую я душу обрела».

Она не уехала из города, когда отправлявшаяся в эвакуацию Анна Ахматова звала её с собой. Лишь ненадолго вывезенная в сытую Москву в 42-м, где даже не представляли, что творилось в Ленинграде, она почувствовала отчаянную тоску и вернулась.

– Свет, тепло, ванна, харчи – всё это отлично, но как объяснить им, что это вовсе не жизнь, это сумма удобств. Существовать, конечно, можно, но жить – нельзя. Здесь только быт, бытие – там… в Ленинграде, – призналась она в одном из писем.

«Не дам забыть, как падал ленинградец на жёлтый снег пустынных площадей», – эти слова написаны на памятнике Ольге Фёдоровне перед входом в Дом радио.

Она и сама однажды упала на улице – упасть на ленинградской улице в мороз означало смерть. Но из репродуктора она услышала свои собственные стихи: «Клянусь тебе, мы страшно будем биться»! И она встала и дошла до микрофона.

Звукооператор Маргарита Клыкова, ныне завмузеем Дома радио, более полувека отдавшая радиодому, была одной из немногих, кому посчастливилось записывать Ольгу Берггольц:

– Я получала удовольствие от работы с ней. Интеллигентная, мягкая, просто идеал женщины! Однажды она сказала: «Риточка, я не могу вас отпустить на обед, сегодняшнюю передачу сняли, и наша должна идти вместо неё, мы обязаны всё успеть». Да ничего, говорю, дома поем. Но она пошла в столовую, принесла мне горячее и чай. Я монтировала и ела. А чай мы пили вместе…

«Внимание, мы говорим с фронта!»

В конце августа 1941 года к Дому радио пригнали чудом уцелевший автобус с надписью «Таллин радио» с новейшей радиоаппаратурой. С него и началась история фронтовых репортажей.

Защитники Ленинграда хорошо знали красно-белую «репортажку». Час езды – и журналисты на переднем крае. Правда, приходилось тащить в траншею микрофонный шланг, ведь в невиданном доселе магнитофоне из автобуса не было ленты, и туда погрузили громоздкий шоринофон. Зато слова: «Внимание! Внимание! Мы говорим с фронта…» стали привычными для ленинградцев.

Руководил фронтовой бригадой мужественный корреспондент Моисей Блюмберг. Однажды ему пришлось около километра ползти по насквозь простреливаемой автоматным и пулемётным огнём дороге, чтобы взять интервью у одного из командиров на передовой. Каждый выезд на фронт мог оказаться для журналистов последним. А всего радиожурналисты сделали триста пятьдесят репортажей с фронта.

Корреспондент от Бога

– Сгусток энергии и творческого горения! Если бы не было «репортажки», он бы прошёл с магнитофоном по военным дорогам пешком! – так отзывались о Лазаре Маграчёве коллеги. Репортаж Лазаря Маграчёва из осаждённой крепости Орешек, где ему удалось продержаться целых 10 дней под непрерывным огнём противника, вошёл в историю.

Вспоминает Маргарита Клыкова:

– Маграчёв – фронтовой корреспондент от Бога. Его репортаж о подписании 9 мая капитуляции Германии прозвучал по всему миру, хотя там было много корреспондентов. Но в Москве и в правительстве выбрали именно его. А за интервью с профессором университета, разведчиком, рассекреченным в те годы, Лазаря Ефимовича наградили медалью, а я получила значок чекиста. Сын шутит: «Мама, ты у них свой человек».

Радиолюбушка

Так называли Любовь Спектор – первую женщину-звукооператора Ленинградского радио и единственную во фронтовой бригаде. На её долю выпали все тяготы полковой жизни.

Она первой освоила работу на немецком магнитофоне из таллинского автобуса, когда в одном из научных институтов города случайно нашли целых восемь тысяч метров плёнки. Так что благодаря ей репортёры стали вездесущими.

Женщине-звукооператору приходилось под огнём фашистов таскать тяжёлую звукозаписывающую аппаратуру. Она чудом не утонула на катере, на котором возвращалась из Кронштадта, и больше всего беспокоилась о сохранности аппаратуры. Самолёт, на котором она летала в партизанский край, чуть не разбился. Об этом лётчики рассказали своей радиолюбушке, уже совершив посадку.

Вспоминает Маргарита Клыкова:

– В 1949 году меня взяли в Дом радио бухгалтером. А когда узнали, что я из музыкальной семьи, меня пригласили в тонмейстеры. И я поняла, что радио – искусство интонации. Тогда ко мне подошла начальник цеха звукозаписи Любовь Ивановна Спектор. «Вам лучше ко мне перейти работать. Вы будете ездить на репортажи, встречаться с интересными людьми», – сказала она мне. Мой первый магнитофон, с которым мне приходилось ездить, весил 12 кг. Но рядом с Любовью Ивановной уставать было неприлично. О её мужестве ходили легенды. Вот одна из них. Во время войны её вместе с Лазарем Маграчёвым отправили на репортаж в партизанский отряд. Сделали записи. Но как их вывезти? Кругом немцы. Тогда их переодели в колхозников, посадили на лошадей, вручили гармошку, и они, распевая песни, проехали мимо носа немцев. А потом пробирались к своим лесами...

Многих работников радио, самоотверженно трудившихся в войну и в мирное время, здесь не удалось вспомнить. Их фотографии, документы вместе с уникальными раритетами: блокадным микрофоном, обстановкой подвальной блокадной студии, созданной, чтобы не прерывать вещание во время тревоги, для тех, кто не мог выйти в бомбоубежище, и другое, можно увидеть в музее Дома радио.

 

Автор благодарит за помощь в подготовке материала литературного редактора «Радио Петербург» Ирину Егорову и ведущую Елену Воробьёву

Эта страница использует технологию cookies для google analytics.