Бойтесь энтузиастов, войну приносящих

Нередко обострения между государствами и даже войны провоцируют представители так называемого общества. Как вовремя разглядеть этих безответственных энтузиастов?

Сегодня в «Анне Карениной» по-новому прочитывается спор о войне за братьев-славян. «Но кто же объявил войну туркам? Иван Иваныч Рагозов и графиня Лидия Ивановна с мадам Шталь?» – интересуется Скептик. Его поддерживает Консерватор: «Война есть такое животное, жестокое, ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять на свою ответственность начало войны, а может только правительство». Это возмущает Энтузиаста: «В том-то и штука, батюшка, что могут быть случаи, когда правительство не исполняет воли граждан, и тогда общество заявляет свои права».

Что ж, и Первой мировой войной мир обязан обществам. Гаврила Принцип, застреливший австрийского наследника, не был государственным служащим. Тем более и народ, волю которого он брал на себя смелость выразить, ещё не имел своего государства – так что действовал Гаврила исключительно по велению энтузиазма, своего и своих соратников.

Однако австрийское правительство в ответ предъявило ультиматум Сербии, на чьей территории расположились энтузиасты, лишь через три с половиной недели, в течение которых общество каждой из сторон не вдумывалось в возможные последствия (низкая расчётливость!), но взывало к чести, совести, долгу, всё неотвратимее перекрывая путь к компромиссу: какой может быть компромисс, когда речь идёт о святом! В старые недобрые авторитарные времена главы государств ещё могли бы потихоньку собраться вместе, предъявить друг другу свои козыри, убедиться в неприемлемых для каждого последствиях, ультиматум в чём-то изменить, а в чём-то и принять – по-тихому убрать кое-кого из чересчур антиавстрийски настроенных чиновников, прижать террористов, секретным образом допустить к расследованию убийства эрцгерцога австрийских следователей в штатском… Но в демократическую эпоху подобные махинации за спиной общества сделались невозможными. Как сказал бы Пушкин: «…в это дело / вмешался старый дуэлист; / Он зол, он сплетник, он речист… / Конечно, быть должно презренье / Ценой его забавных слов, / Но шёпот, хохотня глупцов… / И вот общественное мненье!» Только в авторитарную пору общественное мнение стравливало в основном физических лиц, а в пору демократии у него появилась возможность стравливать целые народы.

Первая мировая война, равно как и поминаемая в «Анне Карениной» война в защиту сербов от нечестивых турок, тоже была в значительной степени развязана «Иваном Иванычем Рагозовым и графиней Лидией Ивановной с мадам Шталь» – безответственными энтузиастами, решающимися говорить от имени общества. Притом без колебаний, иначе какие же они энтузиасты! Правда, неглупый энтузиаст из бессмертного романа «видел и то, что много было людей, с корыстными, тщеславными целями занимавшихся этим делом. Он признавал, что газеты печатали много ненужного и преувеличенного с одной целью – обратить на себя внимание и перекричать других. Он видел, что при этом общем подъёме общества выскочили вперёд и кричали громче других все неудавшиеся и обиженные: главнокомандующие без армий, министры без министерств, журналисты без журналов, начальники партий без партизан». Но всё перевешивал «энтузиазм, соединивший в одно все классы общества».

Энтузиаст подобен наркоману – упоение своим благородством для него важнее низменных забот о последствиях: это ничего, что газеты ради подписки возглашают много преувеличенного и заглушают любую невзвинченную мысль, «как лягушки перед грозой»; не страшно и то, что для публичных политиков, чьё единственное достояние заключается в популярности, всякая общественная беда есть прежде всего средство нанести удар по своим внутренним конкурентам; главное – слияние в экстазе, остальное не страшно!

…Я прекрасно понимаю, что требовать от энтузиастов компетентности и ответственности было бы самым злостным покушением и на свободу слова, и на свободу политической деятельности вообще. Я лишь хотел, чтобы их самоупоения остерегались все, кто заработать на нём не может ничего, зато потерять может весь мир.