«Я собираю фантики»

Историк моды и телеведущий Александр Васильев считает, что мода – это красивая обёртка, а сама «конфета» – дрянь

В Петербурге на летней площадке ТРЦ «Питерленд» проходит выставка «Гламур 1980-х», на которой представлены платья из коллекции Александра Васильева. Чем же этот период в истории моды очаровал знаменитого специалиста и ведущего главного модного суда страны? И многое ли изменилось за прошедшие 30 лет в вопросах стиля? Но обо всём по порядку…

– Александр, когда вы впервые почувствовали тягу к профессии историка моды?

– К этому я шёл долгим путём, но заинтересовался историей костюма в возрасте пяти лет. Я – сын народного художника России, академика Александра Васильева и актрисы Татьяны Гулевич-Васильевой. В детстве очень много времени проводил в театре, в костюмерной. В 60-е годы ещё в моде были исторические костюмы. Это сейчас Анна Каренина может выйти на сцену в джинсах. А тогда я видел мою маму в Мольере, «Горе от ума», других классических постановках, и меня поражало богатство тканей, разнообразие выделки. Впоследствии этот интерес превратился в работу.

– Очень приятную, надо сказать…

– Многие думают, что мир моды – это сплошное удовольствие, гламур, улыбки и комплименты. На самом деле мода – очень жестокая сфера деятельности, где главенствуют ложь, интриги, зависть, предательство. Прославленный кутюрье Жан-Луи Шеррер в своё время продал контрольный пакет акций собственной фирмы японцам и вскоре был отправлен на пенсию. Аналогичная судьба у Эльзы Скиапарелли. Мода – это красивая оболочка, а сама конфета – дрянь. Никому не советую идти в эту область. Лично я собираю фантики.

– И какова же сейчас ваша коллекция «фантиков»?

– Сейчас у меня 50 тысяч предметов. Самая большая коллекция в Восточной Европе. Подобные есть только во Франции, Мексике, США, как ни странно – Чили. Хранится моя коллекция в Европе, привожу её частями. Организую приблизительно 8 выставок в год. Часто бываю в глубинке – Кострома, Смоленск, Мурманск, Петрозаводск. Сейчас готовлю выставку в Риге – «Бунт в будуаре» (мода 1970-х), в Вильнюсе – «От войны до мира» (1940-е и 1950-е годы). Затем – Марсель, «Мода и скачки»: одежда, шляпы, бинокли.

– Как вы пополняете коллекцию?

– Приобретаю примерно 10 вещей в день. Недавно Ирина Аллегрова подарила мне своё платье 2000-х годов: горы тюля, аппликации, гипюра белого цвета – наряд невесты. Многие звёзды предлагают мне свои костюмы. Людям нравится. Когда в ГУМе была выставка «Из гардеробов звёзд», посещаемость зашкаливала: 20 тысяч посещений в день в будни и 40 тысяч в день – в уикенд.

– Чем для вас интересна мода 1980-х годов, которым вы часто посвящаете свои выставки?

– На эти годы пришлась моя молодость. Я много путешествовал: США, Япония, другие страны. В 1980-е годы произошло чёткое разделение мира: богатый Запад и бедный СССР. На Западе под влиянием сериалов «Династия» и «Даллас» вперёд вышли роскошные, независимые, всепобеждающие женщины. Позднее у нас эти идеалы воплотили эстрадные дивы Ирина Понаровская и Лайма Вайкуле. Дамы с неженскими фигурами покорили мир. В моду вошёл бодибилдинг, а кинозвезда Джейн Фонда возвела в религию аэробику. Мускулистая леди с короткой стрижкой, с гелем в волосах – таков символ западной женщины 1980-х. Образ дополняют «голды» – золотые цепи толщиной в палец, лучше – в два (как у нас говорили, «златая цепь на дубе том»). Этот стиль переняли «новые русские»: золото на чёрной майке, под малиновым пиджаком – только в «лихие девяностые» ребята не догадывались, что сие одеяние – неликвид с Запада.

– С тех пор в моде многое изменилось…

– Очень. В 1980-е было много денег – блеск в одежде, яркий макияж. Показывать богатство было модно, сейчас – нет: всюду финансовый кризис. Скромные одежды, чёрный цвет правит бал. Женщина ищет успех в виртуальном пространстве. Его мерило – количество «лайков» под фотографиями и «френдов», которых она даже не знает. В обороте нереальные деньги – пластиковые карточки. Все общаются эсэмэсками. В 1980-х жизнь была реальнее. И главное: все были уверены, что так продлится всегда. Эти иллюзии прервал нефтяной кризис в Персидском заливе, аннексия Кувейта Ираком. Закончилось всё войной, потом грянул кризис 90-х. Гламур 1980-х сменился гранджем: дырки, потёртости, грязные пятна. Неограндж в тренде даже сейчас.

– А каковы ещё тенденции современной моды?

– Это скорее тенденции не моды, а тенденции развития тела. Пластические операции покорили мир. Всяческие импланты, накачанные губы – новинки XXI века. Главный новый тренд – это татуировка, которая всё больше покрывает тела людей. Особенно это развито в Европе. В России тенденция заметна, но в определённых кругах.

– То есть до нас это скоро дойдёт?

– Непременно. Мы ведь – «промокашка».

– С каким отставанием от Европы?

– Раньше это было 10 лет. Сейчас это эмоционально примерно столько же, но технически отставания практически нет – в магазины коллекции поступают одновременно, потому что мы – очень большая покупательная сила. Как только Запад стал обсуждать, не надо ли запретить русским въезжать в Европу, первой страной, которая забила тревогу, стала Италия – там сразу поняли, что после таких санкций наступит крах. Кто будет покупать их мебель, шубы, платья, обувь, сумки? Кто будет жить в их отелях, посещать их рестораны, ездить в их такси? Италия без России сегодня – ноль, вы даже представить не можете насколько. Они говорят, что 70 процентов потребителей итальянского импорта в области люкса – это россияне и украинцы.

– Вы были во многих странах. Где более всего вас удивил стиль одежды, а где разочаровал?

– Есть государства, где ещё жив фольклор. Индия, например. Там ещё носят сари, тюрбаны. В арабских странах не редкость паранджа, чадра, многие другие детали одежды, сохраняющие самобытность народов.

– Для историка моды это уникальный материал!

– В чём-то да – ведь это отрицание западной моды. Зато есть страны, полностью подверженные глобализации, где американо-европейский стиль одежды победил. В частности, это Россия. У нас практически не осталось самобытности.

– Это разочаровывает?

– Такова реальность, и я абсолютно уверен, что поворота назад уже быть не может. Потому что мы слишком далеко зашли, и элита общества заинтересована в том, чтобы их окружали вещи от Диора, Шанель или Версаче. И поэтому ничего поделать невозможно.

– Принято считать, что мода от великих людей спускается вниз. Это действительно так?

– Сверху вниз, но и снизу вверх. Впервые это произошло с движением хиппи в 1968 году, когда после войны во Вьетнаме воцарился стиль унисекс и одновременно желание жить в гармонии с природой. В моду вошли длинные волосы, брюки клёш, вышитые рубашки, этнические украшения. Мы стали подвластны этой скорее уличной моде. То же можно сказать о движении панк.

– Но это уже много позже?

– Лет через восемь. Возник интерес к металлическим изделиям, определённым стрижкам (например, ирокезам). В моду вошла шотландская клетка, снова чёрный цвет. Так что в истории моды существуют примеры, когда не только звёзды влияют на окружающих, но и наоборот. Стиль милитари, пришедший из армии, то есть из народа.

– Кто из современных политиков наиболее стильный?

– Делать комплименты политикам – дело незавидное. Сегодня он политик, а завтра – нет, а на тебе остаётся печать. Яркий пример – Юлия Тимошенко. В своё время она была очень стильной дамой. Мода на её косу обошла всю Европу. В 2000-е годы Юлию обсуждали абсолютно все. Она была лицом многих журналов моды. Теперь о ней говорят: «смерть с косой», «нацистка», вешают прочие ярлыки. И любое событие в мире моды можно как превознести, так и опустить. Глагол – убийственная вещь. Им можно каждого человека как поднять, так и унизить. Поэтому политиков мы не должны обсуждать.

– Ну а звёзд? Можете назвать икону стиля?

– Одри Хепберн. Она мне очень нравится, я часто читаю лекции о ней. Потрясающая женщина, хотя очень винтажная, поскольку сошла с экранов в начале 1970-х годов, а царствовала приблизительно четверть века. Но шлейф её обаяния был таким огромным, что прошло уже хороших 40 лет, а мы всё равно вспоминаем её как идеал.

– Действительно ли церемония вручения премии «Оскар» – компас, указывающий, что сейчас носят?

– Можно сказать, что да. Но это вечерняя мода, вещи подиумные. Я же избалован с точки зрения платьев, и удивить меня достаточно сложно.

– Трудно ли даётся телепрограмма «Модный приговор»?

– Непросто. В день приходит 50–70 заявок, из них надо выбрать, этим занимаются редакторы. Необходима проблематика: как женщина дошла до жизни такой? Если нет интриги – она говорит, что дожила до 40 лет и не знает, что ей идёт, – это неинтересно: у зрителя не будет ни сострадания, ни милосердия. Передача пользуется популярностью, если есть проблематика. Муж бросил, избил, украл вещи.

– Ничего не придумываете по ходу передачи? Все – реальные истории?

– Верим тому, что рассказывает героиня. Тут проверить невозможно. Например, одна дама похудела на 35 килограммов. Фото показала. Прошёл эфир, и мы получили письмо от соседки, что та врёт: она похудела не на 35, а на 25 килограммов. Будто она её взвешивала (смеётся). Это типичная зависть, женская ревность. Ведь 25 – это тоже очень хорошо.

– Не планируете ли вносить изменения в программу?

– Мы всё время что-нибудь придумываем. Даём новые советы. Вообще мы, ведущие – я, Эвелина Хромченко и Надежда Бабкина, – очень дружим. Они навещают меня в Париже. С Эвелиной мы недавно были в Барселоне, а с её сыном – в Стамбуле. У нас команда единомышленников. У каждого свои заботы, увлечения, но мы всё время общаемся, эсэмэски шлём. Надежда пишет, где она выступает, что она видела. На программе работают 200 человек – продюсеры, стилисты, операторы. Четыре программы в день снимаем. Настоящая фабрика.