«Это мы – сепаратисты и террористы?!»
Корреспонденты «НВ» побывали в посёлке Агалатово под Петербургом, где расположен пункт помощи беженцам, и узнали, что эти люди думают о своём прошлом на Украине и о своём настоящем в России
По данным Федеральной миграционной службы, украинцев, обратившихся за статусом беженца или вынужденного переселенца, уже насчитывается более 150 тысяч. Спасающихся от войны в приграничных с Украиной российских регионах куда больше. Основной удар приняла на себя Ростовская область – там остаются те жители Юго-Востока, кто ещё надеется вернуться в родные дома. Но есть и те, кто твёрдо решил остаться в России. Таких отправляют в глубь страны, помогают обустроиться, найти работу. Есть временный пункт помощи и в Ленинградской области, там разместились 57 беженцев из Донецкой и Луганской областей. Он расположен в посёлке Агалатово, где побывали корреспонденты «НВ».
Агалатово – военный посёлок на Карельском перешейке. Для местных жителей помощь украинским беженцам стала чем-то вроде «поселковой идеи», объединившей всех – от местных чиновников до работников придорожной забегаловки.
– Вам нужны беженцы? Поверните налево и пройдите двести метров прямо! – объясняет официант. – Мы уже вторую неделю работаем тут как справочная служба. Люди приезжают из Питера, привозят продукты, одежду, обувь, игрушки и просто деньги. Давно я не видел, чтобы народ охватывала такая искренняя тяга к благотворительности!
Когда в июне проблемой украинских беженцев занялось государство, глава администрации Агалатово Владимир Сидоренко одним из первых начал готовиться к их наплыву. Неудивительно – чиновник сам когда-то приехал в Россию из Донбасса, поэтому помощь землякам для него – дело чести.
– Владимир Викторович распорядился в кратчайшие сроки переделать здание агалатовского Дома культуры в общежитие, – рассказывает местный предприниматель Валентин Сергеев, в свободное время помогающий беженцам. – Буквально в считаные дни пришлось оборудовать там санузлы, наладить сбор гуманитарной помощи, поставить в комнатах кровати и привезти подержанную армейскую мебель. В итоге в Агалатово смогли принять 57 человек – из Славянска, Краматорска, Луганска, Свердловска, Ровеньков и других городов Донбасса.
– И сколько времени вы планируете содержать эту «гостиницу»? – поинтересовались мы.
– Пока не знаем. Всё будет зависеть от двух вещей – пригласят ли беженцев в другие регионы России и как они сами хотят строить свою дальнейшую жизнь. Пока же этим людям нужно просто немного отдохнуть и обрести душевный покой.
Местная администрация при поддержке волонтёров и МЧС оборудовала на первом этаже ДК кухню, прачечную и пункт приёма гуманитарной помощи. На кухне с утра до вечера толпятся женщины – приготовление еды помогает отвлечься от мрачных мыслей, а заодно найти подруг по несчастью, в общении с которыми легче пережить горе.
Сердобольные петербуржцы буквально забросали агалатовский Дом культуры мешками с гуманитарной помощью. А когда выбор становится богаче день ото дня, почему бы слегка не попривередничать?
– Посмотрите, что у нас в холодильнике! – восхищённо говорит одна из беженок. – Петербуржцы явно не дадут нам умереть с голоду! Мясо, молоко, рыба, картошка, овощи и даже бананы с ананасами – всё это приносят с утра до вечера совершенно незнакомые люди. Спасибо россиянам за их отзывчивость, только здесь я поняла значение словосочетания «братский народ»!
Выходим из кухни в вестибюль, поворачиваем направо – и сразу попадаем в просторное помещение, напоминающее не то склад, не то рынок. Коляски и подгузники, мягкие игрушки и детские конструкторы, крупы и туалетная бумага, а также целый ворох одежды, на любой вкус и цвет… Здесь расположен пункт приёма гуманитарной помощи.
– Женщины, кому подойдёт вот эта юбка в горошек? – хорошо поставленным голосом вопрошает девушка-волонтёр.
– Извините, можно, я примерю? – скромно потупившись, спрашивает одна из беженок. – Вообще-то я не люблю жить на халяву. Но сейчас мне действительно нечего надеть: я убежала, в чём была, – в шортах, шлёпанцах и летней кофточке. Слава Богу, хоть документы и детские вещи успела захватить...
Тем временем в вестибюль зашли новые дарители – папа, мама и десятилетняя девочка.
– Возьмите, пожалуйста, тысячу рублей, – с порога предлагает отец семейства полноватой блондинке.
– Извините, мне неудобно. Я не могу взять деньги, – отнекивается блондинка.
– А что вам нужно?
– Простите, если я наглею. Если честно, нам всем здесь не хватает обуви. Вот только как угадать с размером? Впрочем, не переживайте. Спасибо вам, что вообще дали крышу над головой – нам ведь путь назад теперь заказан. Мужу недавно пришла sms, в которой его объявили «бандитом и предателем». Но разве это мы – сепаратисты и террористы?! Да я в своей жизни оружие в руках не держала…
– Мы приехали в Петербург немного раньше, чем основной поток беженцев, ещё 30 июня, – рассказывает Татьяна из Донецкой области. – Деньги быстро закончились, жить негде и родственников здесь нет. Обратились в украинское консульство, но получили от ворот поворот: сами, мол, решайте свои проблемы. И что вы думаете? Нам помогли совершенно незнакомые люди, поселили у себя. Я не ожидала, что сегодня люди могут быть настолько отзывчивыми к чужой беде.
Впрочем, беженцы, с благодарностью принимая подарки петербуржцев, вовсе не намерены, как они говорят, «вечно висеть на шее у добрых людей». Работа, даже не по специальности, – вот главная мечта вынужденных переселенцев.
– На Украине я училась в Харьковском государственном университете и работала на рынке, – говорит Юля, особа энергичная и целеустремлённая. – Мы прекрасно понимаем, что сразу найти высокооплачиваемую работу, да ещё соответствующую диплому, – задача нереальная. Хотя некоторым повезло – одного инженера-теплотехника устроил в свою фирму агалатовский предприниматель. Я же готова работать кем угодно. Ведь если у человека есть дело, он начинает жить не воспоминаниями о прошлом, а планами на будущее.
глазами очевидца
«Только мы пересекли границу – началось!»Татьяна согласилась бежать в Россию только после уговоров супруга-ополченца
Вспоминая о пережитом, Татьяна невозмутимо чистит картошку, ставит кастрюли на плиту и ловко нарезает салат. Ещё месяц назад всё это она делала у себя дома, в небольшом шахтёрском городке Ровеньки Луганской области. Теперь мы разговарием на общей кухне в Агалатово.
– У меня муж воюет в ополчении под командованием Алексея Мозгового, – говорит Татьяна, зажигая конфорку. – По профессии он – шахтёр, но, когда к нам пришли бандиты, супруг сформировал отряд самообороны. Мне он давно советовал перебраться с дочкой в Россию, но я долго сопротивлялась: мол, никуда я от тебя не уеду. «Если город возьмут, я уйду с нашей армией, – убеждал муж. – А с тобой что я делать буду? Вас же всех перережет нацгвардия!» И я сдалась. Собрались мы с дочкой – ей тринадцать лет – и бежали в Россию, подальше от этого кошмара…
Татьяна с первых дней была против новых властей в Киеве, «этих нацистов и олигархов».
– 11 мая мы голосовали за независимость Луганской народной республики: у людей в глазах тогда была радость и надежда, – вспоминает Татьяна. – Ну, думаем, Россия сейчас заберёт нас, как забрала Крым. К сожалению, всё вышло иначе – после референдума украинские войска стали нас бомбить и называть террористами. Получается, у нас все – от детей до стариков – террористы? Нет, террористы сидят в Киеве: это они стравили украинский народ между собой!
2 июня Луганск подвергся бомбардировкам. Татьяна до сих пор не может понять, зачем понадобилось утюжить бомбами онкологическую больницу и Дом малютки.
– Когда бомбили Луганск, я была на работе, а дочь наблюдала за происходящим, – рассказывает Татьяна. – Все Ровеньки могли это видеть: сначала по небу плыл штурмовик и сбрасывал ракеты, а за ним следовал «Су-25» и уже бомбил по-настоящему. После этого люди начали готовить подвалы, сносить туда одежду, продовольствие и предметы первой необходимости.
Сами Ровеньки украинские самолёты пощадили, сровняв с землёй только 71-ю шахту, на которой, по счастливому стечению обстоятельств, никто не пострадал. Пока Ровеньки обороняются – ополченцы не дают украинским силовикам в него войти. Но национальная гвардия уже хозяйничает в соседней деревне Дьяково, что всего в трёх-четырёх километрах.
– Жители Дьяково рассказывают, что боевики нацгвардии днём покупали водку, напивались, а ночью палили куда попало, – с дрожью в голосе говорит Татьяна. – После обстрела из установки «Град» по всей деревне лежали трупы, некоторые уже начинали разлагаться, потому что каратели не разрешали их забирать. А ещё во время обстрела «Градом» спалили линию электропередачи. Дежурные электромонтёры с подстанции поехали её чинить, так им мешки на голову надели и прострелили одному из них ногу.
Сотни мужчин из Луганской области берут в руки автоматы и надевают камуфляжный костюм с георгиевской ленточкой.
– Всех добровольцев муж забирает в ополчение, – говорит Татьяна. – Он ходит по городам и деревням с призывом: «Поднимайтесь! Нам помогать некому, надо самим бороться за наши семьи». Ополчение в основном состоит из местных, но среди них немало россиян, есть даже поляки и итальянцы. Они приехали бороться с фашизмом, потому что понимают: наши земли проданы Америке, а нас хотят убить ради прибылей западных корпораций. Эти твари готовы на любые преступления! Муж мне как-то приносил фрагменты кассетных бомб, которые сбрасывали с самолётов…
Наверное, Татьяна всё равно осталась бы в Ровеньках, но к ней домой стали чаще наведываться сторонники киевского режима, угрожая смертью. И хотя, по её словам, на весь город таковых наберётся не более двадцати-тридцати человек, она после уговоров мужа всё-таки решилась на побег в Россию.
– Когда мы с дочкой ехали в сторону границы, у меня от страха чуть сердце не выпрыгнуло, – вспоминает Татьяна. – Вдруг к нам в автобус войдут украинцы и начнут проверять документы? Они ведь давно составили списки тех, кто помогал ополченцам, по слухам, этих людей ждёт даже не концлагерь, а уничтожение. Но, к счастью, мы благополучно добрались до границы. И только мы её пересекли – как началось!.. Украинская артиллерия принялась обстреливать приграничные районы. Но мы уже, слава Богу, были в безопасности, в России...
«Бабушка говорит, что даже фашисты себя так не вели»
Когда Славянск подвергся первым обстрелам, Виктория и её дочь Ксюша надеялись, что война долго не продлится
–Зайка, ну не плачь! – ласково воркует молодая женщина, осторожно покачивая рыдающую малютку. – Это моя маленькая «террористка», которую они хотели разбомбить…
Достаточно взглянуть на 33-летнюю Викторию, чтобы сразу понять: перед вами – Мама с большой буквы. Добрая, заботливая, сердобольная женщина, она является воспитательницей и по диплому, и по призванию. Свою любимую Ксюшу она родила год назад – 11 июля 2013-го, когда Славянск ещё не был символом восставшего Донбасса и «современной Брестской крепостью».
– Когда начинался Майдан, мы его долго не воспринимали всерьёз, – вспоминает женщина. – А когда украинская армия начала бомбить Славянск, до последнего надеялись на чудо. Да, на другие кварталы бомбы летели уже в начале мая, но наш Артём (один из спальных районов. – Прим. «НВ») поначалу не трогали. Мы спокойно гуляли с детишками на улице. Начинали бомбить – расходились по домам. Большого страха у нас не было, пока 28 мая мы не попали под настоящую бомбёжку.
В тот день Виктория со своей семьёй отправилась в парикмахерскую, чтобы подстричься. Они заходили в салон причёсок, когда гигантская бомба упала с другой стороны здания, после чего взрывной волной выбило окна во всех окрестных домах. К счастью, в этот момент Ксюша спала в коляске, заботливо закрытая тентом: осколок отлетел от него, не причинив ребёнку вреда. Зато другой осколок вонзился Виктории в руку.
– Вон, порезы до сих пор не зажили, – вздыхает женщина, показывая красные рубцы в области предплечья. – Но тогда я не сразу заметила рану. Дочка билась в истерике, и мне надо было её успокоить. Хорошо ещё, что девчата в парикмахерской дали мне чистое полотенце, и я кое-как перебинтовала руку и проходила так три часа. Затем примчалась «скорая», но я отказалась ехать в больницу. Боже, что мы тогда пережили! Во время бомбёжки племянник мой, одиннадцатилетний мальчик, встал с кресла и от страха потерял сознание. Мама, бедненькая, вся побледнела – у неё поднялся сахар и давление. Я же не могла им помочь: у меня на руках сидела плачущая Ксения. Лишь когда обстановка успокоилась, мы вышли на улицу, оставив коляску в парикмахерской. Мама говорит: «Посади её в коляску – и поехали!» А я отвечаю: «Нет, буду нести её на руках. Пусть мы все вместе погибнем, а не поодиночке».
Дом 80-летней бабушки Виктории тоже попал под обстрел – на втором этаже взрывной волной вынесло целую квартиру, посыпались стёкла, балки и штукатурка. Бабушкина квартира, расположенная на пятом этаже, уцелела чудом. Чуть не получила ранение в тот день и сестра нашей героини – та самая, которая отправила своего сына к парикмахеру.
– Осколок упал ей прямо под ноги, – говорит Виктория. – Она потом рассказывала: слышу, говорит, сзади словно змея прошуршала… Вообще, смерть могла нас настигнуть в любой момент, тем более что окна нашего дома выходят как раз на гору Карачун, откуда украинцы вели обстрел Славянска. Поэтому вся наша семья – семь человек – следующую ночь после происшествия у парикмахерской провела у брата, благо окна его квартиры выходят на более «мирную» сторону. А самую последнюю ночь перед отъездом наша семья провела у бабушкиной знакомой. Дети спали в мокром сыром подвале, как сейчас это происходит с очень многими малышами в Донбассе.
В Славянске каратели сровняли с землёй 13-ю школу, детдом, садики, хрущёвки, рынки, автовокзал и градообразующие предприятия, лишая людей работы. Не гнушались они и расстрелами мирных жителей. Так, у одной из родственниц Виктории погиб отец – снаряд угодил прямо в сарай, где он стоял во время бомбёжки (хотя блокпостами ополченцев в окрестностях даже не пахло).
– Мне кажется, Америка специально сталкивает лбами наших людей, – размышляет наша героиня. – Американцам нужен сланцевый газ, а для того, чтобы начать его добывать, им надо очистить Славянск от «недочеловеков». Помню, как во время начала бомбёжек Юля Тимошенко заявила: «Все нормальные, образованные люди давно уехали в Днепропетровск, Киев и Львов работать, а на Донбассе осталось только необразованное быдло». Представляете, так и сказала! Моя бабушка говорит: «Даже фашисты себя так не вели, как эти бандиты. Да, мы прятались в подвалах. Мама поднимется, наготовит и накормит нас. Но фашисты хотя бы не стреляли без конца по жилым домам».
Виктория и пять её родственников бежали 2 июня из осаждённого Славянска. До Краматорска добирались на такси, потом тряслись в тесном автобусе до Москвы по жаре, безо всяких удобств, с маленькими детьми на руках. Завершилось же их странствие в посёлке Агалатово, где у Виктории живёт родная тётя.
– Мы целый месяц ютились вдевятером в её однокомнатной квартире, – с благодарностью в голосе говорит наша героиня. – Она нас всех тянула на свою зарплату – кормила, покупала фрукты, меняла памперсы. Она – наш спаситель, дай Бог ей здоровья!
2 июля наша семья въехала в это здание, получив просторную комнату. Люди нам очень сочувствуют, приносят деньги, одежду, игрушки и продукты. Здесь есть детские площадки, где можно спокойно гулять с ребёнком. Но самое главное – над нашей головой теперь мирное небо. Спасибо России, и не дай ей Господь пережить то, что испытали мы!
детский взгляд
«Папа собрался в ополчение, а мама не пускала»Отправляясь в Агалатово, мы больше всего боялись увидеть заплаканные и отрешённые детские лица. Но мимо нас пробежала, весело смеясь, ватага играющих ребятишек. Среди них – 12-летняя Маша, натура общительная, и 7-летняя Юля, чья улыбка потешно выдаёт отсутствие пары молочных зубов. Подружки-хохотушки, но когда речь заходит о войне, они сразу становятся серьёзными.
– Мне было страшно, когда стреляли, – рассказывает Маша. – Мы сначала в погребе два дня посидели, а потом вышли и стали дома жить. Потом папа собрался в ополчение, а мама не пускала его. За руки хватала. Они поругались. Но он всё равно ушёл.
– И как ты думаешь, он правильно поступил?
– Конечно, он нас с мамой защищает. От бандер. Папа запретил мне по-украински разговаривать, потому что это язык бандер.
– Ты боишься за папу?
– Боюсь. У меня даже температура как-то поднялась, когда я думала, что папа воюет. Мама новости каждый день смотрит. Я говорю: «Выключите, мне страшно». Но они всё равно не выключают, говорят: «Новости нам помогают».
– А здесь вам нравится?
– Да-а-а! – хором отвечают Маша и Юля. – Здесь люди добрые. Город очень красивый. А в игровой комнате много разных игрушек – коляски, куклы, мячики. Мы сначала боялись, а потом привыкли. Мальчик сначала один мячик на шкаф забросил, потом второй, а потом и третий…
– А о чём вы мечтаете?
– Чтобы папа вернулся, – отвечает Маша. – И чтобы войны больше не было.
авторитетно
«Люди ориентированы на Петербург»Елена Дунаева, глава Управления Федеральной миграционной службы по Санкт-Петербургу и Ленинградской области:
– В Петербурге нет специально оборудованных центров для приёма беженцев с Украины. Даже те центры, которые мы сегодня видим на юге Ростовской области, – палаточные лагеря – это первичный шаг, а в дальнейшем люди должны где-то жить. В этой связи тем, кто к нам прибывает, предлагают рассматривать для проживания те субъекты РФ, которые работают по программе переселения соотечественников. В нашем регионе это Новгородская, Вологодская области, Республика Коми. Это даёт возможность в течение нескольких месяцев получить российское гражданство, работу и решить вопросы с жильём. Но люди не хотят туда ехать, они ориентированы на Петербург.
Отсюда и основная проблема для нас сегодня – количество обращающихся ежедневно. Даже имея волонтёров из образовательных учреждений, мы в любом случае не располагаем технической возможностью принимать по 500 человек в день. Напомню, сама процедура рассмотрения документов длительная – до трёх месяцев. Ведётся активное обсуждение вопроса о сокращении процедуры, планируется установить срок до трёх дней. Однако, пока не внесены изменения на федеральном уровне, мы вынуждены соблюдать определённые правила. Чтобы избежать очередей, выдаём талоны на три недели вперёд. Во-первых, это позволяет распределить потоки, во-вторых, людям, которые ещё не определились, эти недели дают возможность принять решение, что делать дальше и какой статус просить. Кстати, интересная статистика: из числа тех, кто имеет талоны на определённый день, до 35 человек просто не приходят.
Мы стараемся максимально гибко реагировать на любые просьбы. Учитывая количество обращающихся, мы пришли к соглашению, что, если у человека возникает необходимость получения экстренной медицинской помощи, единовременной материальной помощи, питания и так далее, никто не спрашивает никаких свидетельств. Достаточно паспорта и миграционной карты, потому что процедурные моменты не должны влиять на решение неотложных вопросов.
Что касается трудоустройства – комитет по труду и занятости населения Петербурга озвучил, что порядка 450 вакансий с предоставлением жилья есть в Петербурге, ещё порядка 1000 – в Ленинградской области. Откликаются ли на предложения по этим вакансиям? К сожалению, пока не очень активно. Это, наверное, объясняется тем, что люди хотят для начала осмотреться и потом решить, что делать. В любом случае эта информация до людей доводится. Важно, чтобы они изначально были социально ориентированы и не чувствовали себя на особом положении.