«Страсть – это стихия»

Актёр Дмитрий Бозин не устаёт со сцены напоминать зрителям… о них самих

28 октября на сцене театра-фестиваля «Балтийский дом» начинаются традиционные осенние гастроли московского Театра Романа Виктюка. Вновь на афише любимые зрителями хиты – «Служанки» и «Саломея», а в ДК им. Ленсовета 1 ноября – премьера «В начале и в конце времён». Корреспондент «НВ» расспросил ведущего артиста труппы, заслуженного артиста России Дмитрия Бозина о предстоящих событиях.

– Прошлой осенью Театр Романа Виктюка приво-зил в наш город премьеру спектакля «Несравненная», где вы играли уникальную оперную певицу Флоренс Дженкинс. Тогда в одном из интервью Роман Григорьевич на вопрос, почему опять Дмитрий Бозин играет женщину, ответил: «Бозин умеет чувствовать форму души того, кого он играет, и он способен постичь форму женской души». Вы не устали от такого стопроцентного доверия Мастера? Не боитесь однажды его разочаровать?

– В формуле Романа Григорьевича нет ни очарования, ни восхваления. Он просто описывает технику работы. Кто-то создаёт интересный персонаж при помощи совокупных внешних признаков, а я из тех, кто не включается в репетиционный процесс, пока не соприкоснётся с тем, что я называю истоком существа. Для вас это звучит излишне торжественно, я полагаю, но уж извините, так я это ощущаю. Это соприкосновение мгновенно меняет ваш голос и пластику, и с этого момента вы становитесь творцом и творением одновременно. А главное, это живой источник бесконечных импровизаций. И это единственное, что ценит Виктюк. Он уникален ещё и тем, что восхищается, если сцену в уже играемом спектакле актёры, не сговариваясь (это принципиально!), перевернули с ног на голову. Таких режиссёров на весь мир, может быть, пять. Разочарование, как правило, следует за выяснением «секретного ингредиента секретного супа». Но поскольку играю на сцене не я, а то существо, которого ни я, ни Виктюк до конца не знаем, то вечное удивление гарантировано и мне, и Виктюку, и, поверьте, зрителям тоже.

– Опять «из Виктюка»: «В женской душе есть такие заводи и глубины, в которые она вообще никого не допускает. Можно о них догадываться, о них писали и пишут, Набоков пытался постичь это через великую «Лолиту», но в конечном итоге смог только прикоснуться и ужаснуться. Одарённый мужчина-актёр может туда нырнуть, ощутить, вынырнуть и попытаться об этом рассказать». Напомните нам, что за души у ваших героинь в «Служанках» и «Саломее»? Чем их души вам близки? И как эти дамы, которых вы играете больше 15 лет, не наскучили вам за это время?

– Если бы вы только знали, как давно я жду именно такой формулировки – «Напомните нам»! 22 года я только этим и занимаюсь. На-по-ми-на-ю сидящим в зале Саломеям, Соланжам, Марьонам и Флоренсам, а также Воландам, Донам Жуанам, Антониям, Маркизам де Садам и Рудольфам Нуреевым. Напоминаю им о них. И огорчаюсь, если, глядя в их живые глаза, вижу, что они думают, будто я в сотый раз втолковываю им себя. Или Виктюка. Нет. Ужаснитесь. Насладитесь. Прикоснитесь – не к Саломее или Лолите, они лишь метафоры, а к источнику своего существа. Столь же бесконечного и нескучного, как источники существа Саломеи и Соланж. Поверьте, я отличаю тех, кто говорит со мной из этой глубины.

– В одном из недавних интервью вы сказали: «Я использую себя, чтобы рассказывать истории других людей, не свои. Это принципиально важный для меня подход». Но всё-таки считается, что сыгранные роли меняют артиста как человека. Чему научили вас ваши героини?

– Природной непостижимости женского естества. «Женщину не надо понимать. Её надо любить». Это неоспоримо.

– Театр Виктюка вместе с вами каждый год гастролирует в Петербурге. В этот раз в гастрольной афише премьера – «В начале и в конце времён», горестная пьеса-дебют о Чернобыле. Тема болезненная, острая, трагическая. Не обидно, что вам не нашлось места среди героев? Вообще, как вы реагируете на успехи коллег?

– За долгие годы это первая крупная роль Олега Исаева. А он очень большой артист и глубоко уважаем всей труппой. И рядом с ним Людмила Погорелова, Александр Дзюба и Игорь Неведров. Это золотое сечение данного театра. Есть и дебют – Александр Семёнов. Пьеса непростая. Режиссура ещё сложнее. Я хочу, чтобы взаимочувствие зрителей помогло актёрам. Такие мастера могут, конечно, справиться и сами. Но я всё равно хочу, чтобы им не пришлось этого делать в одиночку.

– Есть ли кто-то, у кого вы учитесь до сих пор?

– Фёдор Иванович Шаляпин.

– Вы так много знаете о театре – о его формах, методах работы, философии, – вас можно, как зрителя, чем-то удивить? И какими в таком случае были самые сильные зрительские впечатления последнего времени? Вы в зале можете получать удовольствие от целого, не разбирая того, что перед вами, на «запчасти»?

– Нет. Не могу. Это происходит автоматически. Но я счастлив, когда мой авторазбор приводит меня к мысли: «Это непостижимо!» Так было на спектаклях Джеймса Тьерри, японского театра танца «Санкай Дзюку», всех балетах Иржи Килиана и Начо Дуато и... Короче, бывает такое.

– За последние годы вы часто уходите от Мастера в свободное плавание, создаёте монопроекты. Вам тесно в рамках гениальности Виктюка? Кстати, а он не ревнует к вашей самостоятельной творческой жизни? Он, вообще говоря, в какие-то моменты относится к вам как Создатель?

– Как любое существо, меня создали папа с мамой и чудо их любви. Все остальные – это не создатели, а влиятели, вдохновители и работодатели. Творческий союз с Романом Виктюком взорвал меня изнутри, дал место и время для невероятного творчества с потрясающей, им собранной командой. Где бы я ни оказался теперь, я не могу не быть носителем этого заряда. Роман Григорьевич знает это. Я немало умею, но главный поток во мне – это музыка и поэзия, как одно из её проявлений.

– Вот и нынче как раз в период гастролей театра вы будете играть в концертном холл-клубе Phoenix самостоятельную музыкально-поэтическую программу «И-НЕ-ЗА-ТЕ-ВАЙ!» с громким подзаголовком – «Прыжок в стихию». Куда на глазах у зрителей будете порываться? Приоткройте завесу тайны хоть чуть-чуть. Что будет на сцене?

– Я не стремился к громким заголовкам. Я только вновь и вновь на-по-ми-на-ю людям о том, что страсть – это стихия. В страсти можно родиться и жить, а можно ворваться в неё с разбегу и... выжить. Или не выжить. Герои стихов Стинга, Блока и Бродского – рождённые. А герои Цветаевой и Рэя Чарльза – ворвавшиеся. Я ценю оба пути, но предпочитаю рождённых изначально. Или, скорее, осознающих своё рождение, а не испугавшихся, что их не пустят. Об этом и поговорю с теми, кто придёт.