«Сколько лет они смотрят мне в спину!»

Джазовая певица Нино Катамадзе рассказала «НВ», почему на её концертных платьях должен быть рисунок сзади, и призналась, что отвечает на все телефонные звонки

О Нино Катамадзе говорят как о сверхчувствительном человеке. После личного общения хочется добавить – и искреннем. Мы беседуем с Нино по телефону. Она находится в Тбилиси, в своём доме: периодически делает замечания расшалившейся собаке, комментирует погоду и постоянно отвечает на звонки мобильного. Всё так просто, словно мы знакомы давным-давно. «Соседи, семья, люди, с которыми я училась, – все они, капля по капле, наполняли меня. От их признания, любви и доверия я стала такой, какая есть», – говорит певица. И кажется, что в свою душу она способна вместить весь мир.

– Нино, вы как-то говорили, что на вас повлияла не только грузинская культура, но и греческая…

– Отчасти да! Там, где мы с семьёй жили, в Аджарии, было много греков. И у них были потрясающие оранжереи, своя кухня с фееричной пасхой (я до сих пор её страстный любитель!) и удивительная музыкальная фонетика языка. Они устраивали свадьбы по три дня с живой музыкой и танцами, и мы, дети, прибегали туда. Всё это наложило свой отпечаток на меня, в том числе и в музыке: в школе я вместе со своими знакомыми-греками исполняла греческие песни и танцевала сиртаки. У них совершенно другая мелодичность – их музыка добрая.

– Когда я была в Грузии, мне показалось, что грузины тоже сохранили в себе доброту, а ещё – чёткую ориентацию на семью. Это проявляется и в вашей группе Insight: музыканты поочерёдно становятся крёстными у детей друг друга…

– Да, это такая… круговая порука! (Смеётся.) Наш барабанщик стал крёстным моего сына, гитарист – крёстный нашего басиста Учи, а директор – крёстная сына барабанщика!

– В шоу-бизнесе возможны настолько близкие отношения внутри команды?

– Смотря для чего тебе нужна музыка. Работать с группой более 10 лет – всё равно что жить семьёй: меняется отношение к вещам, к людям, к себе. Тем более что ты разделяешь экстремальные условия гастролей. Если для тебя музыка не бизнес, а вдохновение, если она будит желание идти вперёд – то и отношения в группе приобретают другие смыслы. Начинаешь относиться к команде более вежливо, осторожно и бережно – чтобы не нарушать то, что строилось годами.

– Легко сказать – «вежливо». Но ведь наверняка во время обсуждения приходится отстаивать право на самовыражение?

– Мы все свободны как музыканты, но следим, чтобы эта свобода не вредила другим, чтобы не терялось дыхание музыки. Каждый проявляет свою индивидуальность в инструментальной части, стараясь чувствовать другого. Когда я пропеваю какую-то фразу, я ребят не вижу, но пытаюсь уловить их эмоции. И вообще, вы только представьте,  сколько лет они смотрят мне в спину! Я, кстати, стараюсь, чтобы у меня на одежде на спине всегда был рисунок, чтобы они видели его и понимали, что я думаю о них. Даже об этом я помню. А во время тура, когда все уставшие, я думаю, как круто мне сейчас нужно спеть, чтобы они получили огромное удовольствие, немного расслабились от приятных эмоций и как бы «отдохнули» во время концерта. Мы уравновешиваем друг друга. Не всегда бывает, что все в форме на 100 процентов: усталость, перелёты, простуда – и тогда приходится брать больше на себя. Но в каждое мгновение я чувствую, что они играют для того, чтобы наша песня выглядела наикрасивейшей.

– Раскройте секрет, как проходят репетиции в группе. Что в них превалирует – отработка материала или импровизация?

– О! Начну с того, что мы никогда не можем собраться. А потом очень долго импровизируем и понимаем – да мы же в форме! И идём играть концерт (смеётся).

– Опыт выступления в прямом эфире на радио Би-би-си в Лондоне помог вам иначе взглянуть на импровизацию?

– Импровизация помогает больше верить в себя, в свои возможности. Каждый раз новый опыт, потому что сегодня это один репертуар, завтра – другой.

– Как вы себя чувствовали во время выступления?

– Я помню, что там было какое-то ограничение по времени. Первая композиция – 15–20 секунд, вторая – полторы минуты, потом – две с чем-то минуты. Собираешь все свои эмоции и тексты, чтобы получилось максимально гармонично. Это сложно, но возможно: всё зависит от свободы сумасшествия.

– Наверное, эта свобода сумасшествия и подвигла вас к работе в опере «Боббл» Бобби Макферрина? Судя по описанию, это вызов для музыканта: в основе – история о Вавилонской башне, но ни либретто, ни заранее подготовленных вокальных партий не было, только совместная импровизация Макферрина и приглашённых вокалистов…

– Это очень важное событие для меня. Там была совершенно фантастическая атмосфера работы. Я не полноценно фольклорная певица, и, думаю, другие исполнители из Грузии могли показать себя лучше. Но «побочным эффектом» стало то, что я услышала нашу музыку со стороны и ещё больше осознала важность моих музыкантов.

– Вы чувствуете, что сейчас в мире происходит примерно то же, что и в этой опере? Общество словно теряет общий язык.

– Дорогая, думаю, что это происходило всегда, но раньше мы не знали об этом. Кроме того, у людей поменялись ценности: сегодня для многих важнее заработать деньги или заполучить новую микроволновку, чем сотворить что-то. Поэтому почти не создаётся гениальных композиций и очень редко появляется что-то настоящее. Что с этим делать? Разве что любить – своих родных, друзей, окружающих. Быть светлым и отдавать больше, чем требовать.

– Зрители задают вам тон концерта?

– Зрители – самое важное! Именно они дают мне право пробовать себя в разных направлениях, ошибаться и хулиганить. Очень важно, что они всегда ждут нас, – это главный фактор творчества, без этого ничего не создаётся. Есть города, в которых любят петь вместе со мной очень тихо, в других – очень громко. Есть маленькие залы, в которых нельзя голосить – нужно быть осторожной, чтобы пространство и энергетика были в гармонии. Но концерт зависит даже от того, в каком месте мы выступаем: если люди оказываются в красивом зале, у них меняется отношение к жизни, и у нас начинается совместный абсолютно искренний процесс творчества. Всё влияет – даже шторы за кулисами имеют значение.

– Но, например, оказываясь в небольших залах провинциальных городов, чувствуешь уровень культуры… Может ли музыкант творить сам по себе или ему нужна финансовая поддержка?

– Я не знаю, дорогая. Но думаю, что, гоняясь за государственным финансированием, невозможно что-то создать. Не исключаю: у творческих людей бывают периоды, когда не получается много зарабатывать – или вообще зарабатывать. Но лучше творить, чем страдать из-за помещений. Например, для меня важна архитектура, я люблю театральное пространство, где помещается максимум тысяча человек. А промоутерам нужны большие деньги. Но я больше думаю о том, что могу предложить зрителям и слушателям, чем о том, сколько заработаю. В этом проявляется моя личная внутренняя свобода.

– Откуда вы эту свободу берёте?

– От семьи. Свобода – это признание людей такими, какие они есть: не оценивать, а принимать их. А ещё свобода – это стремление к любви. Это качество души человека, который старается идти туда, где свет… (Тут в очередной раз раздаётся звонок. – Прим. авт.) Ой, прости, мне опять звонят!

– ...Во время нашего разговора вам уже четвёртый раз звонят, и вы всегда отвечаете. Так и хочется пошутить, что свобода – это когда не звонит телефон.

– Знаешь, я уже давно не меняю номер телефона и всегда отвечаю, даже на незнакомые номера. Однажды я не могла достать телефон из сумки и думала, что перезвоню позже. Это был друг, которого я очень любила. И это был последний звонок от него. После этого я решила всегда быть доступной для людей, чтобы… ощущать себя человеком.

– 18 ноября в БКЗ «Октябрьский» состоится ваш концерт, посвящённый 15-летию группы…

– О, я безумно люблю питерские концерты! Знаете, я собираю историю обо всём, что связано с жизнью нашей группы, и каждый раз удивляюсь, как много людей принимает участие в нашем творчестве, какие прекрасные у нас поклонники. Потому что наш концерт не самое простое для восприятия действие, и те, кто приходит к нам, точно знают, куда идут. У меня мурашки по телу бегут, когда я понимаю, насколько важен в нашей жизни каждый человек, каждый комплимент. Представляете, сколько мне нужно в себя набрать, чтобы потом отдавать другим? Поэтому я всегда думаю с огромной благодарностью о своих зрителях и – клянусь! – каждую ночь молюсь, чтобы им всем было хорошо, чтобы они не потеряли интерес к нам и чтобы мы не лишились желания выходить на сцену всегда новыми. И жить для своей публики.

– Как всё-таки сильны в вас грузинские корни… Вы так формулируете мысль, словно это тост: «Так выпьем же за наших поклонников!»

– Конечно! (Смеётся.) Я же с мужиками практически живу уже 15 лет – чего вы хотите?