Майкл Арад: «Ничто не заменит чувство локтя»

Автор мемориала жертвам теракта 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке рассказал «НВ» о своей удивительной работе

На месте, где стояли «башни-близнецы», 11 сентября 2011 года открыли мемориальный комплекс. В центре площади – два огромных квадратных резервуара. Если смотреть сверху, они кажутся бездонными, словно две чёрные дыры. По внутренним стенкам на глубину нескольких метров стекает вода, края опоясывает бронзовая плита с высеченными на ней именами погибших. Ночью они светятся. Сегодня мемориал 11 сентября – один из самых знаменитых и дорогих в США: строительство обошлось в 700 миллионов долларов. Только вот рисуя эскиз спустя несколько недель после трагедии, его автор – теперь уже всемирно знаменитый архитектор Майкл АРАД – и не подозревал, что когда-нибудь воплотит его в жизнь. Недавно он побывал в Петербурге и побеседовал с корреспондентом «НВ» о памяти, о времени и – совсем немного – о себе.

– Так вышло, что я стал свидетелем трагедии – с крыши моего дома в Ист-Виллидж своими глазами видел, как второй самолёт врезался в Южную башню. Моя жена тогда работала всего в паре кварталов от Всемирного торгового центра, и я помчался туда на велосипеде, чтобы найти её. А по дороге домой мы узнали, как башни рухнули. Картины этого дня всегда будут стоять у меня перед глазами. Но ещё я отчётливо помню, как реагировал Нью-Йорк на эти события, – и это во многом сподвигло меня задуматься о мемориале.

– Вы назвали ваш проект «Отражением отсутствия». Что это значит?

– После трагедии от башен остались горы обломков высотой в шесть этажей, и я не мог представить, что здесь когда-нибудь будет мемориал. Поэтому для себя я определил место на реке Гудзон. Представил, что воды реки разошлись и образовали две квадратные пропасти. Я пытался найти образ, который бы соответствовал тому, что я чувствовал, – разрыв, провал, пустоту. Ощущение невосполнимой потери. Так родился образ пропасти – сколько бы воды туда ни стекало, она никогда не наполнится. После этих событий в Америке наступил кризис, я остался без работы, у меня было достаточно времени, чтобы подумать. Я взял идею эскиза и построил небольшую модель, в которой вода циркулировала по замкнутому циклу. Я поднял её на ту самую крышу, с которой видел теракт, и сфотографировал на фоне небесной линии Нью-Йорка, где в силуэте города уже навсегда не хватало двух башен. Сделал это исключительно для себя – на тот момент я не думал ни о конкурсе, ни тем более о победе. Мне просто было необходимо выразить впечатления от произошедшего доступными мне средствами. Год спустя я вернулся к эскизу, когда был объявлен конкурс на генплан застройки этой зоны и на создание мемориала.

– …В котором вы победили, обойдя пять с лишним тысяч других кандидатов. Удивились?

– Не то слово! До сих пор помню этот день в подробностях. Утром по радио я услышал, что жюри отобрало победителя, а поскольку со мной никто не связывался, был уверен, что это не я. Было 5 января, очень холодно. У меня сел аккумулятор, и я торчал в машине, злой и замёрзший, в ожидании эвакуатора. И тут мне позвонили из оргкомитета конкурса, попросили приехать. Я подумал, что это простая формальность, что я должен расписаться в том, что не имею претензий и не буду разглашать лишнюю информацию. Так что я не торопился, сказал, мол, сейчас не могу, загляну на днях. Но тогда голос у женщины в трубке дрогнул, она сказала, нет, приезжайте сейчас, это очень важно. Вот тогда я понял, что всё серьёзно.

– Насколько я знаю, ваша первоначальная идея подвергалась доработке не раз и не два. В чём было дело?

– Я стал одним из 8 финалистов, и мне дали пару месяцев, чтобы подготовить проект и довести его до ума. За проведение конкурса отвечала корпорация Нижнего Манхэттена, у них были требования. В конце 2003-го, когда расчистили территорию, я представил следующий материал для жюри. Мы планировали, что публика будет спускаться на нижний уровень и смотреть сквозь завесу воды. А на парапете бассейна будут имена, и эта линия для меня была важна – это и физическая преграда, и черта, отделяющая живых от мёртвых. К ней можно приблизиться, но нельзя пересечь. И когда люди вернутся наверх на площадь, они уже не будут прежними. Но жюри посчитало, что в таком виде мемориал не сможет стать частью городского пространства. И они попросили меня доработать ландшафтный дизайн, чтобы можно было наполнить площадь жизнью. Тогда мы нашли способ – решили рассадить деревья в определённом порядке. С одного ракурса видна чёткая их последовательность, но стоит повернуть голову, и она рассыпается – и они уже кажутся растущими хаотично. Потом было ещё очень много доработок. Важна была каждая мелочь, вплоть до того, как будут падать струи воды. Не говоря уже о дизайне шрифта, которым будут выгравированы имена погибших. Это отдельная история. Два года мы напряжённо работали над тем, как же представить имена на поверхности площади. И всё это – под пристальным вниманием общественности. Давление было колоссальным – я понимал, что просто не имею права разочаровать столько людей.

В первую очередь мне не нравилась логика, согласно которой при планировании застройки этого квартала под мемориал выделялся участок на 20 метров ниже уровня прилегающих улиц. А здания, которые собирались возвести вокруг мемориала, как бы отгораживали его от остального города. Я считал, что эта логика противоречит моему опыту – тому, как Нью-Йорк отреагировал на трагические события. Здесь огромную роль играли общественные пространства – такие как Юнион-сквер и Вашингтон-сквер, куда жители города приходили, чтобы почувствовать, что они не одиноки. И именно благодаря таким общественным пространствам, где мы могли просто стоять рядом плечом к плечу, мы чувствовали поддержку. И это помогло выстоять, ощутить силу и единство и преодолеть боль. Так что я не согласился с заданными условиями. Я представил мемориал как место, которое было бы неотъемлемой частью городского пространства. Сама по себе идея довольно проста: площадь и на ней – два провала, которые символизируют взорванные башни. Но главным замыслом было то, что мемориал сможет служить жителям города и его гостям в их повседневной жизни, а не станет только траурным местом скорби. Поэтому, на мой взгляд, общественные пространства – такие как мемориал 11 сентября – крайне важны для гражданского общества.

– И как в Нью-Йорке обстоят дела с такими вот публичными пространствами?

– Их катастрофически не хватает. В сущности, мемориал 11 сентября – самая большая зелёная зона в Нижнем Манхэттене.

– А над чем вы работали до конкурса?

– В этом-то вся горькая ирония: до конкурса я работал над проектом небоскрёба в Гонконге – он должен был стать самым высоким в мире. Я был в Китае в этом году и видел его, конечно, он уже далеко не самый высокий… А после я работал над публичными проектами для муниципалитета Нью-Йорка, одним из них был дизайн полицейского участка. Но я хотел сменить фокус. Опыта создания мемориалов у меня не было, но, может, это и сыграло на руку. Вообще, я всегда хотел попробовать себя в разных архитектурных стилях. Но так или иначе, моя деятельность всегда была неразрывно связана с жизнью большого города, и это мне особенно нравится. Ведь наше дело не просто строить, мы должны проанализировать стоящую перед нами задачу и найти наиболее удобное и выгодное дизайнерское решение. При этом нельзя действовать так, будто до тебя ничего не было. Важен конкретный заказ, но его необходимо органично вплести в городскую ткань. Не зря Уинстон Черчилль говорил: «Сначала мы выстраиваем здания, а потом они выстраивают нас».

– Вы родились в Англии, жили в Мексике, служили в Израиле, учились в Штатах. Где же ваш дом?

– Сейчас с уверенностью могу сказать: мой дом – Нью-Йорк. И не потому, что я прожил там дольше, чем где бы то ни было ещё. Странным образом этот город стал моим домом после 11 сентября. До теракта я жил там как гость, сторонний наблюдатель, можно сказать, чужак. Но после трагедии уже невозможно было держать город на расстоянии вытянутой руки, и я стал его частью. Тогда я впервые почувствовал себя нью-йоркцем, из-за этого огромного всеобщего горя, которое сплотило людей, стирая между ними границы. Это было страшно. Но реакция жителей вывела на свет его лучшую, человечную и человеческую, сторону.

– А что надо улучшать?

– Всё! Нужно больше парков, больше общественных зон, больше доступного – и это ключевое слово! – жилья. Поймите, Нью-Йорк, как и любой другой мегаполис, весьма далёк от идеала. Будучи архитектором, я обладаю привилегией улучшать его, по мере сил конечно. Например, в школе моего сына по моему проекту создали на крыше настоящее поле, чтобы дети могли изучать биологию не только по учебникам, но и буквально на земле. Дети могли не только проследить, как вырастает цветок, они сажали сами, выращивали овощи, потом собирали урожай. И эта идея очень прижилась, ведь у современных детей, выросших в большом городе, как это ни ужасно, начисто отсутствуют представления об окружающем мире, который начинается за пределами монитора или дисплея планшета. Многие никогда не были на природе и искренне считают, что фрукты берутся из супермаркета (смеётся). Мой сын был в диком восторге, когда впервые увидел на дереве яблоко…

– А как вам идея превратить Невский проспект в бульвар? Эта инициатива широко обсуждается в рамках публичной дискуссии, запущенной нашим изданием.

– Честно? Мне трудно это представить, я имею в виду пешеходную зону в центре проспекта. Я вообще не считаю, что машины надо изживать. Надо просто найти разумный баланс. Та небольшая часть Невского проспекта, которую я видел, очень оживлённая. И в этом в том числе его шарм. Мне кажется, не стоит обходить вниманием тротуары, делая акцент на центральной части. Поверьте, опыт многих мегаполисов показал, что достаточно дать пешеходам чуть больше пространства на тротуарах, расширив их, и ситуация поменяется. Опять же с экономической точки зрения выгоднее, чтобы поток пешеходов не был отрезан от магазинов и ресторанов потоком машин. В Нью-Йорке есть примеры улиц, где все заведения торговли и общепита расположены на одной стороне, а на другой – только парковка. И такие улицы не так коммерчески успешны, как те, где магазины с двух сторон. Ваш город очень живой и динамичный. Да, машин много. Но сегодня всё вращается вокруг транспорта, в этом нет ничего плохого. Просто надо оставить место и людям. При этом нельзя делить город на зоны – здесь отдыхать, здесь работать, здесь развлекаться. Городское пространство должно быть единым, и в нём должно быть место всем.