«Хорошие фильмы есть, нет своих»

Режиссёр Сергей Соловьёв рассказал «НВ», почему занимается педагогикой и в чём, на его взгляд, проблема современного кино

– Сергей Александрович, что сейчас вам интереснее всего в жизни?

– Последние 20 лет я очень много времени провожу с молодыми ребятами… Мой единственный педагогический принцип – я чистый «вурдалак», пью молодую кровь. Только поэтому и занимаюсь педагогикой. Думаю, что молодёжь для меня значительно интереснее, чем я для молодёжи. Каждый новый набор режиссёров приходит с самым поразительным и важным: со знанием жизни такой, какая она есть сегодня. Жалко, что вся педагогика и обучение заканчиваются тем, что молодые режиссёры начинают соревноваться с Голливудом.

– Вы считаете, что соревнование в искусстве неоправданно?

– С Голливудом – точно. Сколько бы мы ни говорили, что кино так устроено, что в нём должен быть колоссальный коммерческий потенциал… Должен, я не спорю! Но и потенциал у нас разный. Всё разное. Каждый выпускающийся режиссёр – бесценный кладезь знаний, из чего состоит реальная жизнь России. У студентов есть дом, их близкие живут потрясающей реальной жизнью. Я про неё ничего не знаю, но очень хочу знать! И в этом смысле – колоссальная надежда на молодёжь в профессии. Надежды на то, что они сделают страшнее, чем у Тарантино, – нет. Его фильм всё равно будет страшнее, а главное, он всё сделает быстрее, качественнее и хохотливее. И хорошо. Тарантино умеет делать так, а мы умеем в другом стиле.

– Значит, прогресс в кинематографе держится не только на технике?

– Был такой великий драматург Чезаре Дзаваттини, который написал книгу о драматургии. Сейчас у нас очень много книг о том, как быть успешным в этом плане. Всем авторам думается, что для этого нужен экшен, что в предпоследней трети фильма герой должен оказаться не героем, и тогда всех захватит твоё творение. А Дзаваттини, будучи уже феноменально успешным драматургом, в маленькой книжечке написал, что самый великий сюжет, который он знает, – история про то, как сын покупает отцу ботинки, но у него не хватает денег. Я с ним согласен.

– Как вы оцениваете развитие кинематографа в нашей стране после развала Советского Союза?

– Началась драма русского кино. Мы тогда ругали начальников, но в стране было великое кино. А сейчас его нет, всё исчезло. Министерство кинематографии, Павлёнок, Ермаш, сколько проектов они душили... Но все они – ангелы, когда сравниваешь с нынешней системой, и я слышу по ночам шорох их ангельских крыльев. А виноватых нет. Мы сами объявили, что хотим жить в условиях продюсерского кино, – получили.

– Но ведь режиссёры стали свободными…

– Я представляю такую историю: обеденный перерыв на «Мосфильме», и в павильоне случайно собрались Шукшин, Шепитько и Тарковский, а к ним пришли бы продюсеры и сказали: «Зритель хочет активности. Не хочешь быть активным – уходи, мы другого найдём», – как в том анекдоте про Крупскую, где Сталин сказал, что если она будет такие глупости говорить про Владимира Ильича, то найдут другую вдову. Представьте, что так говорят Тарковскому, Шукшину… Уж я про Ларису Шепитько не говорю, она бы сразу выбила глаз, причём без предварительных разговоров, и сломала пальцы рук. То есть было бы чистое мамаево побоище, и я вам гарантирую, победили бы наши! Они высоко несли честь профессии и художественной совести.

– Произошли изменения в мироощущении режиссёров?

– В реалиях продюсерского кино те понятия полностью утеряны. Вообразите, министр кинематографии годами переписывался с Тарковским на тему «Зеркала», чтобы из картины были убраны три слова: «Мама, ты не права», – Андрей получал эти письма, долго читал и говорил: «Вероятно, они сошли с ума. Они что, не понимают, что если убрать эти слова, то сразу разрушится тончайшая конструктивная вязь картины». И так длилось годами! Что происходит сейчас? Если кому-нибудь скажут, что надо убрать фразу, – раздумий не будет. А если режиссёр откажется – выкинут режиссёра. Что это?!

– Значит, продюсирование кино – плохая идея?

– Я не против продюсеров. Но факт остаётся фактом: первое, что нужно делать молодым режиссёрам, – отстаивать свою профессию, прививать продюсерам культуру, которая отсутствует в их сознании, нацеленном на выгоду.

– А как же утверждение, что режиссёр должен удовлетворить зрительские потребности?

– Вы ничего никому не должны. Особенно удовлетворять чьи-то интересы. Родители, близкие, соратники в профессии – вот кому мы должны по-настоящему. Тогда образуется общество. Сейчас у нас очень странная ситуация: Общественная палата есть, а общества нет. А почему нет общества? Потому что нет никаких общих интересов. Почему нет общих интересов? Потому что всем морочат голову, что надо удовлетворить чьи-то интересы. Искусство устроено так, что оно невозможно как «удовлетворитель» чьих-то потребностей. Оно удовлетворяет потребности Бога.

– И что же будет дальше в России?

– И у нас обязательно когда-нибудь вновь образуется общество. Это произойдёт, когда нам будет о чём разговаривать друг с другом. Сейчас – не о чем. Чем занято большинство людей? И я в том числе. Нужно как-то достать денег, чтобы завтра не сидеть, положа зубы на полку.

– История кинематографа знает несколько примеров, когда национальное кино становилось популярным во всей Европе. Почему так происходило?

– Сразу после войны в Италии был совершенно потрясающий кинематограф! Вдумайтесь: после того как повесили Муссолини, пал режим, который поддерживала страна. А их кинематограф звучал во всём мире. Потому что вместо задачи удовлетворить чьи-то потребности они поставили задачу рассказать, чем заняты их головы и души. Они все стали снимать тот сюжет о ботинках. Режиссёры обратились к себе, своим историям, своей Италии. А потом они точно так же исчезли, обратившись к мировому рейтинговому кино.

– Что помогает современным режиссёрам двигаться вперёд?

– Должна быть обязательная категория – одарённость, и это качество обнаруживается путём сарафанного радио. Например, Дмитрий Долинин жил в Ленинграде, мы учились в Москве, я на 2-м курсе от кого-то узнал, что есть такой ослепительно талантливый оператор на «Ленфильме». Он тогда сам не знал, что так талантлив. Мы сами были заинтересованы в том, чтобы установилась эта градация. Потому что это очень важная градация: кто с кем работает, кто с кем дружит.

– Как выбрать тему для кинокартины, чтобы она затронула зрителя и была нужна ему?

– Самое необходимое – обнаружить свои истории. Это перестали делать вообще. Я много смотрю дебютных картин и всё время вижу, что может быть хорошая работа по режиссуре, монтажу, звуку, а истории своей нет! Фильмы есть хорошие, но нет своих фильмов. Они как бы сняты кем-то для кого-то. А должна быть личная марка, стиль. Без них удачи в нашей профессии невозможны.

– Можно ли просчитать популярность истории для фильма?

– У Булгакова есть воспоминания, с чего начинался роман «Белая гвардия». Про то, что он как-то вечером сидел, и в голове у него возникла неясная картинка: вроде как кафель цветной и отражения неясные в нём. Он пытался разглядеть, вдруг понял, что это кафельная печь. Потом в ней зажглись огни, и она по-другому начала светиться – включили люстру. А дальше где-то заиграла гитара, что-то запели. Картинка эта ему чрезвычайно нравилась, и было такое страстное чувство – желание разгадать эту картинку. Так он написал роман «Белая гвардия». То есть не из идеи, что надо защитить Белое движение, а из картинки! Вот это искусство.

– А как же концепция?

– Вообще одна из самых губительных сейчас вещей – концептуализм. Любой. Потому что это отвратительная игра в разум. Свойства разума таковы, что любой концепт имеет антиконцепт. Получается игра! Верить нужно не в концепты, а в жизнь.

– Насколько нужно русскому режиссёру международное признание?

– Сейчас ненормальная ситуация с международными фестивалями. Вы посмотрите, как мы во всех газетах истекаем благостной слюной, когда кто-нибудь получает что-нибудь на международном фестивале. А за что получают? Получают только в тех случаях, когда там – на Западе – видят Россию такую, какой они её себе представляют. Чем экзотичнее представление, которое они получают в виде картины, тем им больше нравится картина. Радоваться за тех, кто получил награду, конечно, нужно. Вообще, надо радоваться за тех, к кому удача поворачивается передней частью. Но относиться к наградам надо спокойно, есть же другие, важные страсти.

– Значит, творец должен быть свободен от всего?

– Только наивный и неразвитый человеческий разум может говорить о свободе как высшем приоритете жизни. На самом деле это величайшая чушь! Если чего человек и ищет по-настоящему всю свою жизнь, то только тех несвобод, личных, которые и сделают его по-настоящему свободным.