Его атланты держат небо...

Однажды, работая в библиотеке, я случайно наткнулся на любопытный документ. В журнале «Архитектурный вестник» за 1860 год были напечатаны  воспоминания некоего Гавриила Афанасьевича Балушкина, мраморщика, начинавшего трудовую деятельность каменотёсом у Александра Теребенёва. Заметки эти содержат довольно подробные описания встреч с учителем, рассказ о работе артели, указания петербургских адресов выдающегося скульптора и трагическое повествование о его последних днях. 

…Непростой была судьба художника, создавшего целый ряд блистательных скульптурных работ, и поныне украшающих наш город (статуи Мудрость и Правосудие на Иорданской лестнице Зимнего дворца, одна из скульптур Адмиралтейства, кариатиды дворца Бельведер в Петергофе). Александр Теребенёв рано остался без отца. Усердно учился и много работал. Получил признание и заказы. Разбогател. Стал академиком Императорской академии художеств. Женился по любви. А умер в 44 года в Обуховской больнице в нищете, больной и всеми забытый, – как Левша. Его могила на Волковом кладбище не сохранилась. 

Работа над фигурами атлантов («теламонов», как их именовал архитектор Нового Эрмитажа Лео фон Кленце, по имени мифологического героя «Одиссеи») началась в 1845 году. Тогда ещё Теребенёв жил в тесной квартирке на Большой Конюшенной (две комнаты и кухня), в этом же доме он снимал флигель для рабочих, трудившихся в мастерских манежа у Зимней канавки. В девять утра скульптор приходил на работу, обходил каждого каменотёса и говорил ему: «Бог на помощь», поясняя и показывая, как обрабатывать сердобольский гранит. Иногда дарил мастерам по 3–5 серебряных рублей «на чай» за хорошую работу. Каждому из рабочих «было назначено своё дело, к чему кто приучен был: кто отделывал низы, кто руки, кто торс, кто ноги». Над лицами же атлантов скульптор работал сам. 

Однажды мастерскую посетил император Николай I, который долго разглядывал работы ваятеля, «соизволив пройти с ним под руку по всей мастерской», как вспоминает Гавриил Балушкин. Выходя на улицу, государь приказал полковнику Есаулову выдать каждому из 150 рабочих по 5 рублей – «на кашу». И с тех пор царь, прогуливаясь по набережной, не раз заглядывал в рабочие помещения на Зимней канавке.

Летом 1848 года вспыхнула эпидемия холеры. Для своей артели Теребенёв приобрёл горчицу, спирт, мяту, прованское масло, фланель для больных и нанял доктора, что помогло пережить эпидемию: умерли всего шесть рабочих. Осенью «теламонов» водрузили на крыльцо Нового Эрмитажа, а в 1850 году, после открытия музея, Теребенёв был удостоен креста Святой Анны в петлицу. «Красота и благородный стиль этих скульптур, чистота и тонкость работы и блеск полировки не оставляют желать ничего лучшего и позволяют заявить, что если египетские фараоны выполняли свои монолитные колоссы, то эти теламоны для Крайнего Севера ничуть их не хуже», – заключил фон Кленце.

Пока были заказы, семья Теребенёва не бедствовала. Вместе с супругой Авдотьей Алексеевной и детьми он переезжал из одной квартиры в другую, всякий раз более просторную. В доме Китнера у Конюшенного моста его квартира состояла из 14 комнат, и платил за неё скульптор около 3000 рублей серебром. В конюшне держал четырёх лошадей, на которых летом выбирался на дачу в Петергоф. 

Но вскоре начались несчастья. Работы стало мало. Теребенёв хотел купить каменный домик на 9-й линии Васильевского острова, внёс 4000 задатка, а оставшуюся сумму не уплатил в срок. По решению суда его семью выселили, задаток же вернуть не удалось. И художник оставил службу, уволившись без пенсии. Стало совсем плохо. Большая часть имущества была распродана, жить было не на что.

Однажды, пишет Гавриил Балушкин, к нему пришёл скульптор и, рыдая, попросил денег на переезд – хозяину прошлой квартиры он задолжал аж 30 рублей! Через некоторое время больной художник оказался в долговом отделении арестного дома. Супруга начала за него хлопотать, подала прошение великой княгине, но заболела. Вскоре в больнице в Коломне она умерла от оспы.

Оставшись один, Теребенёв скитался по дачам, нередко ночуя в каморке у дворника или на скамейке у дома. Случалось ему спать на Семёновском плацу и в парках…

18 июля 1859 года возле Обуховской больницы Балушкин встретил сына Теребенёва Нестора, который проводил его к умирающему художнику. 31 июля несчастного художника не стало. Балушкин дал денег на похороны, панихиду, извозчиков, в «Санкт-Петербургских ведомостях» было опубликовано сообщение о смерти. Отпевали Александра Ивановича Теребенёва в церкви Волкова кладбища. Через шесть недель Балушкин поставил на могиле своего хозяина памятник и крест из голубого мрамора, на котором были начертаны слова: «Претерпевший до конца, да спасён будет».

А творения выдающегося скульптора и сегодня нас восхищают. Как поёт Александр Городницкий:

И жить ещё надежде

до той поры, пока

атланты небо держат

на каменных руках.