Поверх барьеров
Новая сцена Александринского театра с самого открытия позиционировалась как открытая, дружелюбная площадка, предназначенная для всяческих новаций и экспериментов в области формы, языка и звука. Появление многофункционального комплекса, с двумя сценами – основной и учебной, оснащённого самыми передовыми технологиями, оказалось весьма своевременным
Новая сцена Александринского театра с самого открытия позиционировалась как открытая, дружелюбная площадка, предназначенная для всяческих новаций и экспериментов в области формы, языка и звука. Появление многофункционального комплекса, с двумя сценами – основной и учебной, оснащённого самыми передовыми технологиями, оказалось весьма своевременным. Новая академическая музыка – в самых разнообразных её изводах – давно билась в поисках выхода к заинтересованной аудитории.
Парадоксально то, что такую аудиторию бесполезно было искать в традиционных филармонических залах: туда исстари приходили и приходят совсем другие люди, предпочитающее хорошо известное старое новому и непривычному. Фокус с репертуара XVIII–XIX века на век XXI сдвигается в сознании филармонических завсегдатаев с превеликим трудом; эта публика консервативна. К тому же и Филармония за последние четверть века отнюдь не прилагала целенаправленных усилий по расширению репертуара.
Но дело не только в этом. В академических залах по определению и опять-таки по сложившейся традиции отсутствуют мультимедийные комплексы, нужные для исполнения особо радикальных образчиков современного композиторского творчества. Как правило, нынешние авторы прибегают к весьма изощрённым визуальным эффектам, к интерактивным конструкциям музыки и видео. Им нужен особый свет, экраны и бог весть что ещё. Уж не говоря о всяческих препарированиях инструментов, использовании самых непривычных приёмов звукоизвлечения из традиционных инструментов. Вот почему новую музыку – а к ней относят в Филармонии даже произведения Джона Кейджа – пускают в академические залы крайне неохотно и только по договору аренды, не желая нести убытки, если публика не наберётся. Да и сочинения, исполняемые в таких залах, подвергаются жёсткому отбору. Как минимум они должны отвечать требованиям концертного ритуала: желательно при этом не ломать рояль.
Новая сцена Александринки сразу задала мощный импульс нескольким любопытным музыкальным да и театральным проектам. На Новой сцене (не в Филармонии!) учредили осенью обучающий абонементный цикл новой музыки для детей: композиторы пишут для него специальные вещи. Здесь с энтузиазмом приветствуют всяческие эксперименты на стыке жанров. Потому что люди, пришедшие на Новую сцену Александринки (назовём её командой Марата Гацалова), – это арт-менеджеры нового типа: продвинутые, насмотренные. Приходится признать: люди из театральной среды в массе своей гораздо мобильнее, прогрессивнее и потому толерантнее относятся к современному искусству, нежели люди из мира академической музыки. Новая сцена практически сразу нашла свою нишу в разнообразной художественной жизни города в качестве творческой лаборатории: наладила сотрудничество с культурными институтами, показала несколько весьма интересных театральных премьер.
Для примера: только что на Учебной сцене представили интригующую программу под названием Das Konzert. В ней прозвучали опусы самых активных участников российской композиторской сцены: Владимира Раннева (Петербург) и Сергея Невского (Москва – Берлин). Для вящей солидности к опусам сорокалетних авторов было приставлено давнишнее сочинение Хельмута Лахенманна, датируемое 1969 годом; в те времена стиль непререкаемого гуру немецкой музыки находился в стадии поисков и становления своего языка. Помещённое в центр программы сочинение Лахенманна прочертило векторы, по которым двинулась композиторская мысль последней трети ХХ века и благополучно шествует до сих пор.
Тем удивительнее, что и в Петербурге, и в Москве музыка Лахенманна звучит до неприличия редко. Вот и на прошедшем концерте его опус temA для женского голоса, флейты и виолончели, как выяснилось, исполнялся в Петербурге впервые. Вокальную партию – если можно назвать таковой сплошные всхлипы, пришепётывания и придыхания, сквозь которые порою прорывались обрывки немецких фраз, – исполнила Наталья Пшеничникова. Чаще всего рядом с её именем на концертных программках можно встретить в скобках ремарку «экстремальный вокал».
Вечер в Александринке стал бенефисом певицы: в трёх из четырёх прозвучавших вещей была предусмотрена партия для неё. И Пшеничникова, искусно управляя собственными связками, эффектно справилась с чудовищными вызовами, которые предложила новая музыка.
И что удивительно: организаторам мероприятия уже не в первый раз удаётся собрать на подобные концерты беспрецедентно большую аудиторию интересующихся современной музыкой, причём не в смягчённых и псевдотрадиционалистских, но в самых острых, радикальных и провокативных её формах. В этом смысле Новая сцена действительно становится «местом силы», площадкой, на которой возможны самые рискованные опыты с актуальным искусством, дискуссии, разнообразные семинары и творческие встречи.