«Читать «Онегина» никогда не поздно!»

Сегодня народному артисту России, создателю театра «Пушкинская школа» Владимиру Рецептеру исполняется 80 лет

Сегодня народному артисту России, создателю театра «Пушкинская школа» Владимиру Рецептеру исполняется 80 лет

Про таких, как он, говорят: поцелованный Богом. Диву даёшься: один человек, а столько талантов! Владимир Рецептер и артист, и режиссёр, и поэт, и прозаик, и литературовед. А ещё он умелый и успешный организатор – создал не имеющие аналогов Пушкинский театральный центр, театр «Пушкинская школа», Пушкинский театральный фестиваль на Псковщине. В тесном сотрудничестве с Пушкинским Домом Рецептером подготовлен и издан уникальный четырёхтомник «Пушкин в прижизненной критике», который выдающийся пушкинист нашего времени Валентин Непомнящий охарактеризовал как «грандиозное издание»…

– Владимир Эммануилович, ваша первая роль – в Ташкентском русском драматическом театре имени Горького – Раскольников. Вторая – Гамлет. Запредельная мечта многих актёров и даже некоторых актрис. Вашему Гамлету рукоплескала Москва…

– Давайте уточним: Москва рукоплескала спектаклю Ташкентского русского драматического театра имени Горького «Гамлет» в постановке Александра Михайлова, кстати, они были однокурсниками с Товстоноговым.

– После чего последовали приглашения в столичные и не только театры…

– Да. И я воспользовался счастливым случаем. БДТ уже был легендарным театром, когда я пришёл, – «Пять вечеров», «Сеньор Марио пишет комедию», «Идиот». Оставался он легендарным и когда я ушёл. «Я был одной семидесятой его команды золотой…» – сказалось в одном стихотворении. То есть товстоноговской команды.

– Вы всегда с благодарностью вспоминаете Большой драматический…

– Я дорожу тем, что 25 лет жизни работал в этом театре.

– Но полтора десятка ролей за четверть века не слишком ли мало? Ваш актёрский потенциал наверняка позволял большее.

– Да. Но вы ошибаетесь – не полтора десятка, а гораздо больше. Я очень многому научился и у Георгия Александровича, и Розы Абрамовны Сироты, а также у Анатолия Васильевича Эфроса (у него учился на режиссёрских курсах) и весь нерастраченный потенциал вложил в создание своего дела.

– Товстоногов первым признал и оценил ваш талант режиссёра. Георгий Александрович не очень-то жаловал режиссёрские опыты актёров…

– Тем не менее, когда открылась Малая сцена, он предложил мне играть на ней спектакль «А.С. Пушкин. Диалоги». Двумя годами позже там же дал возможность поставить «Лица» по Достоевскому. Однажды я рассказал Товстоногову о пушкинском спектакле: «Русалка» – в первом акте, а «Сцены из рыцарских времён» – во втором. Товстоногов неожиданно согласился на мою внеплановую самостоятельную режиссёрскую работу. Распределение ролей было подписано самим Гогой – так мы между собой называли Мастера, и артисты, а их было человек 20–25, кто в охотку, а кто и не слишком стали дисциплинированно приходить на мои «внеплановые» репетиции. Роль Мельника «пробовал» Владислав Стржельчик, Князя в «Русалке» и Бертольда в «Сценах из рыцарских времён» – Олег Басилашвили… Позже на Малой сцене Товстоногов разрешил и одобрил мой спектакль «Роза и крест» Блока. Я мечтал поставить «Генриха IV» – по своей композиции. Но она так увлекла Георгия Александровича, что он захотел поставить сам.

– Что побудило вас «отщепиться» от БДТ? (Одна из книг прозы Владимира Рецептера называется «Записки театрального отщепенца». – Прим. авт.)

– Не «отщепись» я от великого театра, не создал бы ни театра своего, ни своей литературы.

– Я с удовольствием прочитал многое из написанного вами. Особо отмечу недавно вышедшую книгу трагических (извините, иначе не скажешь!) стихов «День, продлевающий дни». Но вы ещё и признанный пушкинист. При этом одни называют вас просто рыцарем, другие – Дон Кихотом…

– Дон Кихот и есть рыцарь.

– Понятия «рыцарство» и «донкихотство» всё-таки разные…

– С моей точки зрения, это одно и то же. Дон Кихот – образцовый, идеальный рыцарь.

– В последние годы на разных уровнях не прекращаются дебаты, сколько часов отвести литературе в школьной программе, кого и что изучать. Один артист и литератор высказался против изучения «Евгения Онегина»: мол, рановато, школьники ничего не понимают в этом романе в стихах…

– Читать и изучать «Онегина», по-моему, никогда не рано и никогда не поздно. У нас в театре «Пушкинская школа» восемь спектаклей по Пушкину. «Маленькие трагедии», Perpetuum mobile – «Сцены из рыцарских времён», «Дубровский», «Сказки», «А.С. Пушкин. Фауст и другие». В «Истории пугачёвского бунта» мы соединили исторический материал и «Капитанскую дочку», в «Хрониках времён Бориса Годунова» – пушкинскую пьесу и фрагменты «Истории государства Российского» Карамзина. Работаем над спектаклем «А.С. Пушкин. История Петра». Кроме того, в нашей афише «Недоросль» Фонвизина, «Горе от ума» Грибоедова, «Маскарад» Лермонтова, «Роза и крест» Блока, а также – «Гамлет» Шекспира, «Плутни Скапена» Мольера. Школьники, молодые люди по 7–10 раз смотрят одни и те же спектакли.

– К сожалению, формат интервью не позволяет даже слегка коснуться всего того, чем вы занимаетесь. Может быть, есть что-то такое, о чём бы вам хотелось самому сказать читателям?

– Самый нелюбимый мною жанр – интервью, потому что из меня пытаются извлечь то, что я уже давно сказал, избрав для этого нужную мне форму: стихотворение, рассказ, повесть, роман, научная статья, текстологическое исследование, репетиция et cetеra et cetеra.

– В таком случае напрашивается вопрос о собрании сочинений…

– Никогда! Собрание сочинений – могильник!

– Я же не сказал: полное собрание сочинений!

– Какая разница! Каждая книга должна иметь своё отдельное, особое лицо – как человек. Собрание сочинений, полное собрание сочинений тем более. Три, пять, десять, а то и больше похожих друг на друга, как клоны, томов не вызывают читательского аппетита.

– Думаю, глупо спрашивать вас о хобби…

– И всё-таки спрашиваете!

– Ну а вдруг?! Должно же быть у столь занятого человека какое-то отдохновение…

– Хобби – чуждое для меня словцо! Когда устаю от одного дела, перехожу к другому.

– Не трудно представить себе ваше рабочее место: круглый стол, несколько стульев…

– Мне не нравятся круглые столы. Самое лучшее – большой письменный стол. Чтобы на нём лежало и то, и другое, и третье, и можно было до всего дотянуться. Впрочем… Возвращаясь к вашему предыдущему вопросу, могу признаться: я верно и тайно люблю футбол. Я дружил с целой командой – «Пахтакор», которая в полном составе погибла при авиакатастрофе. Сыграв в кино футболиста…

– …в фильме «Путешествие» по рассказу Василия Аксёнова «Папа, сложи!»…

– …болел за «Спартак». Меня тренировали олимпийские чемпионы Михаил Огоньков, Борис Татушин, Анатолий Ильин… Теперь болею за «Зенит».

– Ну вот и хобби нашлось!

– Это не хобби! Это любовь. Потому что настоящий футбол, как театр и литература, это – судьба и высокое искусство!..

 

Эта страница использует технологию cookies для google analytics.