«А возвращения так и не случилось...»

Феликс Титов

Я очень хотела, чтобы сын занимался фотографией профессионально. Я тогда работала в управлении культуры, и у меня появилась возможность показать его работы в Театре Комиссаржевской. Он с интересом взялся за работу, отснял новую портретную галерею артистов, его снимки стали использовать в сценографии…

Снимая уличные акции и митинги, Феликс влился и в журналистское сообщество, познакомился с коллегами. Первые свои работы выставил на уличной объединённой фотовыставке на Исаакиевской площади. Потом окончил фотофакультет при Доме журналиста. И стало понятно – фотографией он занялся всерьёз.

Когда его снимки опубликовали в федеральной газете «Мегаполис-экспресс», он был очень горд. Потом познакомился с корреспондентами «Невского времени», его пригласили работать по договору. Так параллельно с театром он стал постоянно снимать для газеты, в основном в горячих точках, которые полыхали тогда в стране.

По горячим точкам Феликс ездил со многими пишущими журналистами: сначала с Андреем Вермишевым, потом с Андреем Тумановым, потом – с Максимом Шабалиным, заведующим отделом политики «Невского времени». Феликс был старше Максима, его опыт горячих точек начался с Карабаха, ещё до «Невского времени», поэтому он мог быстро определить и подсказать: куда ехать, с кем договариваться... Так сложился тандем: Феликс Титов – Максим Шабалин. Они объездили все горячие точки того времени, профессионально дополняя друг друга. И конечно, те тяжёлые нечеловеческие обстоятельства, в которые они попадали, сплотили их.

Феликс старался как можно меньше рассказывать мне о войне, но я видела, что в какой-то момент он вдруг становится по-особому сосредоточенным, а потом начинает собирать аппаратуру, одежду, медикаменты… Я понимала: впереди очередной выезд. И насколько же быстро всё делалось! Иногда даже не было времени, чтобы оформить командировку: надо спешить – скоро улетает борт.

Остановить его было невозможно. Я как-то сказала ему: «Феликс, я тебя не пущу, лягу здесь и не пущу». Но не помогали даже мои слёзы. Оставалось только молиться…

Как-то раз он вернулся под Новый год и весь январь обрабатывал добытый на войне материал. При этом нужно было срочно выполнить работу, которую ждали в театре. А в феврале пришло сообщение, что Джохар Дудаев собирается сдаться. «Мы должны быть там», – сказал Феликс. Отец просил: «Вернись в нормальную жизнь!» Феликс сказал: «Папа, обещаю, это в последний раз». И друживший с Феликсом Юрий Шевчук вспоминает, что Феликс говорил ему то же самое. Ну вот они с Максимом уехали… А возвращения так и не случилось...

Сын ни перед кем не хвастался своей работой в горячих точках. Сначала, когда возвращался оттуда, не мог спать, ему было очень плохо. Я старалась его поддержать. Потом он втянулся в военные будни, стал опытнее... Главной целью поездок были фотографии людей на войне. А ещё он именно тогда понял, как бесполезна война. Ему хотелось сделать хоть что-то, чтобы прекратить это безумство. Вместе с Максимом они каждый раз ехали туда, будучи твёрдо уверенными в том, что только правдивый показ войны, людских страданий, множества ошибок, допущенных воюющими, приблизит всех в мире к этому пониманию.

Главным для ребят на войне было показать реальность. Постановки в кадре Феликсу хватало и в театре. За исключением, пожалуй, одной безумной идеи – повторить кадр Роберта Капы, который снял трассирующие пули, летящие в него… Когда Феликс был в Карабахе, он видел эти пули, и теперь ему хотелось поймать их страшный полёт.

…Мне говорили, что Рамзан Кадыров дал обещание: все пропавшие без вести будут найдены, будет прояснена судьба каждого пропавшего, властям известны все места, где много полегло российских и чеченских ребят... Но до сих пор мы никакой информации не получили. Написали бесконечное количество писем и каждый раз получали крайне уклончивые ответы. Если бы у меня была возможность напрямую обратиться к Рамзану Кадырову как к главе Чеченской Республики, я бы ему сказала:

«У меня к вам огромная материнская просьба. Я каждый миг, каждый момент жду эту весточку. Ну хоть какую-нибудь весточку о своём сыне… Ведь я имею право знать, где мой сын. Представьте, что мне даже негде преклонить колено, негде поговорить с ним. Конечно, хочется верить в чудо, хочется, чтобы он вернулся из той командировки живым... Я не надеюсь на чудо, прошло почти двадцать лет. Но я надеюсь на человеческое отношение, на силу материнской мольбы. Я обращаюсь к вам с просьбой о помощи и надеждой на то, что именно вы можете решить этот вопрос»...