Они считались ошибкой

Исаакиевский собор, Дом компании «Зингер» и другие архитектурные доминанты сегодня считаются визитными карточками Петербурга. Их силуэты узнаваемы всеми, кто хоть раз бывал на берегах Невы. Хотя в момент своего появления эти объекты вызвали оживлённые споры в кругах общественности и архитекторов. Под сомнение ставилось всё: и неоднозначный внешний вид, и сомнительная ценность для города. Но со временем с этими некогда скандальными объектами смирились. Теперь они не только не подлежат критике, но и возведены на пьедестал – признаны региональными или федеральными памятниками архитектуры.

Сегодня, когда архитектурный облик петербургских новостроек глаз, как правило, не радует, мы вспоминаем великих архитекторов прошлого, которые не боялись смелых проектов.

История создания (1818–1858 годы) крупнейшего православного храма Петербурга довольно необычна. Ведь он, по сути, четвёртый Исаакиевский храм. Первый был деревянным, второй просел во время строительства, третий не достроили в оригинальном виде из-за того, что его мрамор 

Павел I забрал для Михайловского замка.

Нынешнее здание возводилось десятилетия. В шутку говорили, что работы будут вестись вечно. Но помимо сроков неудовольствие спровоцировал и сам монферрановский проект. Общественный протест вызвало появление громадного собора в ансамбле сформировавшихся главных столичных площадей.

– По мнению исследователей, масса собора, удручающе огромная, несоразмерная с окружающими постройками, не может считаться признаком хорошего вкуса там, где именно соразмерность и сомасштабность всегда клали в основу любого проектирования, – отмечает писатель-историк, автор книг по истории Петербурга Наум Синдаловский.

Критиковали здание и за отдельные элементы. Например, за неуместно поставленные колоколенки. Они настолько мелки по отношению к основному барабану, что выглядят в какой-то степени карикатурой на русское пятиглавие, отмечали некоторые.

Пожалуй, нет в Петербурге ни одного памятника архитектуры, который бы так хотели снести. Это Институт акушерства и гинекологии имени Отта, «благодаря» которому в конце XIX века (1899–1900 годы) была утрачена Коллежская площадь. Она занимала пространство между Биржей и зданием Двенадцати коллегий (именно поэтому оно стоит боком к Неве, а главным фасадом к нынешней Менделеевской линии), а боковыми границами служили симметричные пакгаузы, Новобиржевой гостиный двор и музейный флигель Академии наук.

Коллежскую площадь задумывал ещё Пётр. По его мнению, она должна была стать главной площадью российской столицы. И даже когда в 1820-х годах садовый мастер Буш разбил здесь сквер, площадь оставалась открытым пространством.

Допустить крупнейшую градостроительную ошибку потребовало столетие Императорского повивально-гинекологического института, возглавляемого Дмитрием Оттом, поскольку его особой пациенткой была императрица Александра Фёдоровна. Именно она и дала добро на строительство возле Стрелки. 

За восстановление исторической справедливости высказывались и тогда, и сейчас. Например, пять лет назад главный архитектор Петербурга Юрий Митюрёв предложил вернуть площадь, назвав это «подарком городу» и «восстановлением исторической справедливости». В этом его поддержали бывший глава КГИОП и архитектор Никита Явейн, а также директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский. Однако эти мечты невозможны, поскольку Институт Отта признан федеральным памятником архитектуры, а значит, он неприкосновенен.

Дом книги, или Дом компании «Зингер» (1902–1904 годы), наверное, самый известный пример здания, раскритикованного современниками строительства и восхваляемого нынешними жителями.

Дело в том, что модерн сам по себе считался в своё время изгоем. Его не любили, яростно критиковали, а архитекторов, работавших в этом стиле, считали едва ли не вредителями. И действительно: Петербург к концу XIX века привык к оштукатуренным фасадам, но никак не к обилию стекла и камня.

Дом Зингера выделялся среди остальных зданий на Невском не только оформлением. Главным предметом негодования стала башня с шаром наверху. Она послужила новой доминантой проспекта, отвлекая вместе с расположенной почти напротив башней Городской думы внимание от Адмиралтейства. Существует ошибочное мнение, что архитектор Павел Сюзор при проектировании нарушил высотный регламент тех лет. Но это не так.

– Говорят, что Сюзор вышел за лимит высоты. Это сейчас можно преодолеть правила землепользования и застройки и «отклониться», а тогда такое было невозможно! Сюзор использовал люфт: высота в Петербурге ограничивалась только до уровня крыши, – рассказывает историк модерна Борис Кириков.

Александровскому парку не везёт давно. И не только в российское время, когда от него отрезали кусок сперва под макет центра города, а затем под кинотеатр «Великан». В начале XX века (1902–1906 годы) в юго-восточной части, у слияния Кронверкского протока и Кронверкского пролива, построили трёхэтажное здание Ортопедического института.

Вырубить кусок парка приказала императрица Александра Фёдоровна. По её велению в столице создали образцовое ортопедическое лечебное учреждение, отвечающее всем требованиям современной науки. Городская дума беспрекословно выделила участок земли, где уже тогда, сто лет назад, было запрещено всякое строительство. Институт сочли исключением.

То ли мастерство Мельцера, то ли особенности участка помогли максимально замаскировать новостройку. Она стоит по диагонали и выходит к Кронверкской набережной углом. И только главный акцент – домовая церковь Спаса Целителя со звонницей и луковичной главкой – был виден издалека.

Парадоксально, но факт: город быстро привыкает к уничтожению зелёных зон, если они даже исторические. Сегодня Ортопедический институт числится таким же федеральным памятником архитектуры, как и сам Александровский парк. 

Загородный проспект, по сути, состоит из двух частей, разделённых Звенигородской улицей. Первая, более старая, – узкая, вторая – существенно шире. Эту увеличенную красную линию держат как казармы Семёновского полка возле ТЮЗа, так и доходные дома в Семенцах. И только одно здание вероломно вторгается в проезжую часть – дом № 64.

Прежде на углу Верейской улицы и Загородного стояла Латышская лютеранская церковь (сейчас вместо неё сквер). В 1881 году по проекту одного из крупнейших зодчих Петербурга Шрётера был построен Сиротский дом на Подольской улице. В 1910-м не менее известный зодчий Бубырь надстроил его шестым и мансардным этажами. В том же году Сиротский дом приобрёл участок, выходящий на Загородный, причём каким-то неведомым образом надел включил в себя кусок дороги.

– Таким образом, здание Бубыря неизбежно должно было выходить за пределы красной линии. Архитектор сумел извлечь из этого определённый градостроительный эффект. Уже от Звенигородской улицы шестиэтажный, с мансардным этажом дом привлекает внимание, становясь своеобразным ориентиром. Приближаясь к нему, постепенно открываешь его индивидуальные особенности, выделяющие здание из окружающей застройки, – замечает искусствовед и художник Валерий Исаченко.

Тем не менее современники – да что уж там, и сегодняшние архитектурные критики – ругают Бубыря за то, что тот посмел отобрать кусок Загородного проспекта и сузить его проезжую часть.

напомним

18 февраля публикацией манифеста, который подписали многие авторитетные петербуржцы, «НВ» запустило масштабный общественный проект под названием «Новый Петербург. Какой город мы оставим потомкам?». Его суть – призыв задуматься о городе, который стремительно меняется и строится на наших глазах, о Петербурге будущего.

Ведь сегодня, по сути, рождается целый город – Петербург XXI века. Рождается стремительно – новостройками на месте бывших заводов, во дворах и скверах, целыми кварталами на окраинах. И растёт он со скоростью необычайной. Но сможем ли мы гордиться тем, что оставим своим детям?