Мозаика сочинского фестиваля

Море, пальмы, музыка – таковы основные ингредиенты пряной, и вместе с тем удивительно свежей атмосферы Зимнего международного фестиваля искусств. Основные фестивальные события, как обычно, развернулись в пафосном многоколонном Зимнем театре: роскошном образчике сталинского ампира, вознёсшемся над морем и пышной зеленью парка, будто новый Парфенон. На сцене театра проходили концерты и спектакли. А в фойе развернулись интереснейшие выставки: одна – из Бахрушинского музея, посвящённая Вацлаву Нижинскому, вторая – о творчестве и жизни Альфреда Гарриевича Шнитке; экспозиция дополнялась интерактивным стендом. На нём можно было послушать симфонии, сонаты или сюиты Шнитке, одновременно следя за музыкой по партитуре и рассматривая редкие фотографии.

Основанный до Олимпиады, фестиваль продолжает благополучно существовать в постолимпийском городе, прирастая новыми людьми, инициативами и интересными проектами. Он изначально позиционировался как мультижанровый, говорящий на разных языках культуры. В основу формирования программы положен принцип здоровой эклектичности: всё сочетается со всем, соединение академической музыки с джазом в одном концерте – дело самое обыкновенное.

Ставка делается на экстра-классных солистов – и это беспроигрышный ход. В этом году афиша пестрела громкими именами: на открытии сыграли выдающийся скрипач Вадим Репин и Елизавета Леонская. Рафинированнейшая пианистка из ближнего круга Святослава Рихтера приехала в Сочи из далёкой Вены, где она живёт последние четверть века. Энергический канадец-трубач Йенс Линдеманн с равным азартом сыграл с оркестром Башмета «Солисты Москвы» концерт Моцарта и джазовую композицию Гиллиланда Dreaming of Masters III.

Искромётный Роби Лакатош со своим цыганско-венгерским ансамблем порадовал публику исполнением пьес Пьяццоллы, Дунаевского и Монти. Неугомонный и вездесущий «Терем-квартет» присоединился к пламенным венграм в великолепном сейшне.

Легенда африканского джаза, 82-летний Абдулла Ибрагим, меланхолично импровизировал на рояле, журча трелями и разливаясь, аки соловей, хрустальными руладами – эдакая музыкальная медитация, коротенько, минут на сорок. Молодая поросль виртуозов XXI века – пианист Николай Хозяинов, блистательная скрипачка Александра Конунова-Дюмортье, нежнейшая виолончелистка Мари-Элизабет Хеккер – сыграли Шумана, Брамса и Йоахима в концерте, озаглавленном «Великие романтики»; за пультом камерного оркестра «Солисты Москвы» стоял глава фестиваля Юрий Башмет.

Однако концертами обширная программа фестиваля искусств отнюдь не исчерпывалась. В афише на равных соседствовали опера, драма и балет.

Центральным эпизодом программы стала масштабная постановка: музыкально-балетно-драматическая фантазия по мотивам «Кармен» Мериме/Бизе. Организатор фестиваля – директор Русского концертного агентства Дмитрий Гринченко – признавался, что более всего волнуется именно по поводу «Кармен»: на монтаж декораций и на единственную сводную репетицию было отпущено всего полдня.

Тем не менее зрелище вышло современным, стильным, не лишённым ироничного шарма. Действие разворачивалось стремительно, на одном дыхании: антракта не было. Композиция получилась логичная, внутренне цельная, эпизоды были намертво сцеплены друг с другом внутренними, неочевидными связями и рифмами. Чувствовалось, что постановщики спектакля – режиссёр Павел Сафонов, сценограф Мария Трегубова и сценарист Михаил Палатник – вдумчиво подошли к творческому заданию.

В спектакле обнаружились целых три Кармен – оперная (солистка «Метрополитен-опера», знойная меццо Нэнси Фабиола Эррера), балетная (точёная фигурка и точный рисунок партии Екатерины Шипулиной из Большого театра радовали глаз) и драматическая (Ольга Ломоносова). Карменситам были приданы три Хосе: балетный (великолепный Денис Редькин), оперный (Виктор Антипенко вполне удовлетворительно справился с партией) и драматический (Михаил Трухин, герой детективных сериалов про ментов).

Медиатором, стягивающим три слоя реальности в единый пучок, стал подвижный и весьма органичный в роли хлопотуна-врача Евгений Стычкин: по сюжету, врач-психиатр пользует в доме скорби выжившего из ума сценариста. Тот в припадке ревности убил свою жену-актрису и закопал труп в лесу. А потом напрочь забыл о содеянном – типичный случай вытеснения воспоминаний в подсознание вследствие пережитого стресса.

Огромная эллиптически изогнутая белая стена, сложенная из кафеля, стала главным и единственным элементом сценографии – если не считать больничной каталки. Восемь дверей, из которых появляются персонажи, пара стульев и записи, сделанные небрежным, торопящимся почерком. «Кармен, Карменсита, бедная моя девочка!» – строчки возникают на стене, налезая друг на друга, договаривая то, что сам несчастный выговорить не в состоянии. Самые известные фрагменты из оперы – Сегидилья, Хабанера, исполненное трагизма ариозо Кармен из Сцены гадания, оркестровый поэтичный Ноктюрн, трогательная ария Хозе «с цветком», куплеты Эскамильо – прослаивались балетными дуэтами и нервными взвинченными диалогами драматических актёров. И вся эта вольная нарезка компоновалась смело и даже как-то залихватски. Рваная, нелинейная логика сюжета диктовала переключения, резкие сломы нарративности; но удивительным образом зрелище захватывало. Постановщики прочерчивали характеры двумя-тремя резкими штрихами – никакой детализации, перегруженности, сводная репетиция была только одна, в день премьеры; но, как ни странно, предлагаемый ими взгляд на проблему Кармен – как на вневременную, актуальную проблему взаимоотношений полов – убеждал абсолютно.

Сопряжение трёх историй – «Войцека» Бюхнера (и, по умолчанию, «Воццека» Берга), «Идиота» Достоевского и «Кармен» Мериме/Бизе вскрывало глубинную связь любви и смерти. Метаидея постановщиков читалась без труда: обличение мужчины-собственника, чьи атавистические инстинкты, направленные на безусловное обладание объектом желания, деструктивно влияют на отношения, разрушая любовь, превращая её из источника жизни в источник смерти. Женщина в заданной системе координат рассматривается как вещь, предмет, кусок неодушевлённой плоти; те, что сопротивляются, ценят свою свободу и независимость превыше всего, обречены на гибель: таковы законы «мужского мира».

Десять дней фестиваля пролетели незаметно, под завязку заполненные событиями, дискуссиями, пресс-конференциями. Ежедневная повестка дня дополнялась событиями офф-программы: по утрам в Органном зале проходили мастер-классы гостей фестиваля, а днём – камерные концерты. На заседаниях пресс-клуба разгорались споры по поводу актуальных проблем культурной журналистики, а в последние два дня состоялась представительная конференция на тему «Фестивали: практика, специфика, креатив».