Тимур Шаов: «Я в оппозиции к своим песням»

«Зачем тебе это надо, балалаечник?» – удивлялся отец музыкальному увлечению сына, получившего высшее медицинское образование. «Балалаечник» отмалчивался, но продолжал писать песни.

Сейчас о нём говорят как о «Жванецком авторской песни»: Тимур Шаов уже более 20 лет гордо несёт знамя музыканта и сатирика. А может, и не гордо. А может, и не несёт. Просто живёт так, как считает правильным – искренне, иронично и оптимистично. А слушатели, которые бывают на его концертах, ловят эту волну и заряжаются бодростью.

– Тимур Султанович, как вы думаете: оптимистами рождаются или становятся?

– Считается, что характер человека закладывается уже при рождении. Так что тут, выражаясь научным языком, генотип плюс фенотип: оптимизм формируется из врождённых качеств и из того, что нам подкидывает жизнь. Шутят же, что пессимист – это хорошо информированный оптимист. Но себя я пока считаю оптимистом.

– Почему пока?

– Потому что чем дальше, тем… «веселей».

– В некоторых интервью вы признавались в собственной сентиментальности. А в чём она проявляется?

– Чаще всего это происходит в моменты высокого проявления духа человека: когда я смотрю, как люди относятся друг к другу с участием, помогают, поступают благородно… у меня даже сейчас комок в горле! Но, мне кажется, это нормальная сентиментальность, которой сегодня порой не хватает обществу.

– Когда-то было иначе?

– На мой взгляд, при всём ужасе советского строя межчеловеческие отношения были другими – помягче, без излишнего холода. Вспомнить хотя бы коммунальные квартиры, в которых люди часто жили как одна семья! Мы были едины перед государственной машиной в своей нищете и сирости, не поддерживать друг друга казалось странным.

– Что вам из детства вспоминается?

– У меня было безоблачное, шикарнейшее, счастливейшее детство! Школьные друзья, шахматы, баскетбол, гитара, «Битлз»… красота!

– Кстати, психологи считают, что современные дети почти не нуждаются в социальных связях, потому что им интереснее дистанцированное общение через компьютер…

– Потому что надо, чтобы родители сами им сказочки читали, а не за компьютер сажали. Сваливать на время – очень легко, но времена всегда были тяжёлыми. Мне кажется, что в воспитании старших детей я многое упустил: постоянные гастроли сказались. А вот с младшей стараюсь чаще быть рядом. Ведь мы воспитываем не словами, а своим примером. Это элементарные вещи, из которых складывается жизнь: уступать место в метро бабушке, читать хорошие книжки, ходить в театр.

– А какие принципы в воспитании вы закладываете?

– Любовь к людям, ведь самое главное в ребёнке – доброта и сострадание.

– Ваши дедушки и бабушки пережили много бед как раз от того, что любовь к человеку в нашей стране долгое время была пустым звуком…

– Да, моего деда по отцовской линии репрессировали и расстреляли, а бабушка осталась с детьми «лишенкой» – таким людям не давали работы в колхозе, не помогали – выживай как хочешь... Дед по материнской линии срочно бежал из Астрахани в Карачаево-Черкесию, взяв семью. Родственники рассказывали, что ему кто-то шепнул, что за ним скоро придут. Он был очень интересной фигурой! Фольклорист, писал сказки, пьесы, преподавал русский язык ногайцам и даже придумал ногайскую письменность – сначала на основе латиницы, а после революции на основе кириллицы! А дальше – Господь всех хранил. Другое дело, что папа всегда боялся рассказывать, кем был его отец, и даже шашку его прятал в подвале. Такая вот смесь ужаса и счастья, потому что они определённо были счастливы.

– Ваши родители были интеллигентами…

– Да, хотя сейчас это слово может звучать пренебрежительно, вплоть до интеллигентишки. Хотя в общем-то сильно умных всегда не любили: «Ага, он знает что-то, чего не знаю я! И, раз я чувствую свою перед ним ущербность, дам-ка ему по голове! Я, может, и дурнее, но сильнее». В моём понимании интеллигенты отличаются своим отношением к другим людям: у них всегда главенствует презумпция человеческой невиновности. И мама с папой научили меня этому: любой человек – хороший, пока не докажет обратное.

– Как для музыканта, для вас важно проявлять гражданскую позицию?

– Как для пожарного, как для врача, как для музыканта… гражданская позиция важна прежде всего как для человека! Хорошо, когда ты живёшь в сонном, благоустроенном швейцарском обществе: тогда можно не следить за дебатами, не знать, кто у тебя мэр, и вовсе не ходить на выборы. В этом случае гражданская позиция заключается в том, чтобы просто любить родину. У нас же этого недостаточно. А в последнее время мне и вовсе становится страшно. Потому что патриотизм подменяется любовью не к родине, а к определённым людям, и любой чиновник может сказать в ответ на критику его деятельности – что, мол, вы Россию очерняете? Но патриотизм нельзя приватизировать! И мне хочется видеть нашу страну красивой и здоровой. Я, как врач, могу привести пример: представьте, что ваша мама болеет чем-то серьёзным, но не верит в диагноз, не лечится и потихоньку затухает… вы позволите ей погибнуть?

– У вас есть рецепт спасительных пилюль?

– Самое важное – абсолютное главенство закона. Это нормальная судопроизводственная практика во многих странах, где могут завести дело на любого провинившегося вне зависимости от его ранга. С этого надо начинать.

– И диагноз поставили, и лечение назначили. Всё-таки артист не до конца вытеснил врача…

– Долгое время, когда я уже ушёл из медицины и стал музыкантом, мои дети говорили, что их папа работает врачом, потому что быть музыкантом считалось несолидно! Зато теперь гордятся. Но… может, этого и не было бы всего, если бы мои друзья-доктора не верили в меня так сильно. Они скинулись на билет и отправили меня на Грушинский фестиваль, потому что на нашу зарплату поехать в Самару было практически невозможно.

– А как к вам пришло осознание, что вы уже не просто автор, который пишет по случаю, а артист, который готов вынести своё творчество на большую аудиторию?

– Я шестнадцать лет занимаюсь этим профессионально, но только недавно смирился с тем, что выступаю на сцене. (Смеётся.) А в первые годы было довольно странно, что люди почему-то приходят на концерт. Но мне и сейчас надо, чтобы меня постоянно уверяли, что всё не зря – критическое мышление делает меня оппозиционером по отношению к своим песням.

– А кто вас изначально вдохновлял на творчество?

– Вдохновляли великие: Галич, Высоцкий. Галичем я заболел с первого прослушивания. Был период, когда казалось, что его песни описывают далёкую историю России, а сейчас понимаю: это актуально для нашей страны. Считается, что история идёт по спирали, но у нас – по кругу! Поэтому многие старые песни, в том числе и мои, обретают второе дыхание.

– А как вы считаете, с чем связан оглушительный успех бардовской песни в 60–80-х годах XX века и угасание это жанра сейчас?

– На тот момент это был словно глоток свежего воздуха, ведь появление первых бардов связано с «оттепелью»: цензура ослабла, рамки разрешённого расширились, культурная жизнь стала иной. Нельзя назвать это андеграундом, но хотя бы не официоз – и на том спасибо. Кроме того, авторская песня – это удивительно демократическое творчество: гитара, человек – и больше ничего не надо! Назавтра слушатель становился автором, а автор слушателем. При этом, за исключением Галича, Высоцкого и Кима, мало у кого из бардов было нечто кардинально протестное – расхождения с властью носили скорее эстетический характер. Сейчас времена изменились, информационное пространство плотно занято всевозможными жанрами, но авторскую песню вы практически не услышите на главных каналах или радио. И это не идеологический запрет (хотя способ мышления «Как бы чего не вышло» никто не отменял), а коммерческий – она просто не приносит денег. Да и аудитория стареет… Посмотрим, что будет. Кстати, моя дочь пишет дипломную работу в университете на тему «Продвижение в новых медиа автора-исполнителя на примере Тимура Шаова». Может, за счёт её рекомендаций и увеличим молодёжную аудиторию! (Смеётся.)

– Ваша аудитория уже когда-то расширилась за счёт того, что вы писали песни к фильмам. Как вам работалось с кинематографистами?

– Первая работа была связана с фильмом «С точки зрения ангела» Матвея Ганапольского. И это было здорово – мы с ним до сих пор в приятельских отношениях! А потом сотрудничали с Юлием Гусманом в «Парке советского периода» – тоже душа-человек! Но с ним было непросто. Он трижды заставил меня переделать текст песни, и, когда мы уже записывали четвёртый вариант в студии, Гусман сказал: «А знаешь, достань-ка первый вариант! По-моему, он лучше всех!» Работать с кинематографистами было интересно, но это несколько не моё, мне сложно писать под диктовку, когда задаётся определённая тема и определённый жанр.

– А какие нужны условия, чтобы песня написалась?

– Свободное время и вдохновение. Но совпадают они нечасто. А я, к сожалению, не гений... вот есть же гении пушкинского типа – например, Дима Быков или Гарри Каспаров – для них характерна быстрота ума, реакция. А я скорее ближе к Молотову – пишу медленно, долго и беру усидчивостью – словом, та ещё «железная задница»! (Смеётся.)

– Мы с вами начинали с оптимизма, им хочется и закончить. Откуда черпать оптимизм, если кажется, что вокруг всё плохо?

– Надо искать положительные моменты во всём и, как та лягуха в притче, не тонуть в молоке, а барахтаться, взбивать из молока масло и выходить из сложной ситуации победителем. Хотя даже я, заправский оптимист, сейчас не так радужно настроен по поводу будущего нашей страны. С другой стороны, быть таким «химически чистым», беспримесным оптимистом, не имея на то оснований, – глупо. А чтобы были основания, надо действовать – участвовать в общественной жизни и делать это максимально честно. Ведь мы в ответе за будущее страны... и наших детей.